Apr 25, 2011 13:25
Вообще, в целом, это были самые трудные пост и Пасха в моей жизни - противоречивые, сложные и неоднозначные. И всё потому, что, впервые, в этом году я вляпался в приходскую жизнь. Такими темпами на следующем месте моего постдочества, где бы оно ни было, придётся переключиться обратно на захожанчество. Потому что так жить - вредно. Хотя посмотрим, конечно, может быть я с непривычки паникую.
Причём то ещё досадно, что ведь причины все какие-то мелкие - совершенно ничтожные причины! Мне кажется, логика здесь примерно такая же, как в тех случаях, когда люди гневно и слёзно кричат на Церковь, что, мол, она «плохая и неправильная». Впрочем, тут нужно писать «на церковь», с маленькой буквы, - т.е. на организованное христианство, о какой бы конкретной деноминации ни шла речь. Приближаясь к церкви все мы - даже самые прожжёные циники - всё же по-детски, втайне от себя, ожидаем увидеть что-то если не святое, то хотя бы «святоватое». Хотя бы получше, чем жизнь вокруг. И когда внутри обнаруживается примерно то же самое, что и снаружи, то мы паникуем и расплёвываемся. Ситуация ещё осложняется тем, любая организованная религия, как место принципиально субкультурное, поначалу сбивает нас с толку, и мы не можем распознать привычные проявления человеческой натуры. Человек с улицы не в силах поначалу догадаться, что можно искренне обижаться, дуться, а то и ссориться по поводу того, кто на какую скамью сел, или, допустим, у кого какого цвета камилавка, или у кого вериги круче, или кто как поёт, итд. итп. Поэтому поначалу кажется, что - в самом деле - вот какое замечательное место, лишённое привычных грехов и пороков! И только спустя какое-то время понимаешь, что, на самом-то деле, групповая динамика примерно такая же, как и везде, просто «ресурсы», «статус» и «социальные маркеры» - очень своеобычные, с трудом узнаваемые. И тогда становится грустно.
Так же примерно и с Постом, Страстной седмицей и Пасхой. Предполагается ведь, что это должен быть пик нашего религиозного самосовершенствования, - момент наиболее чистой, искренней, интенсивной религиозной жизни (в чём бы она ни заключалась). Самое «духовное», самое «христианское» время в году! А на деле - мало того что ничего особенного не происходит, так ещё и люди ходят голодные, невыспатые, соскучившиеся по курице - и в результате срываются друг на друга куда как чаще чем обычно! В результате, чтобы не признать тщетности всех этих попыток сознательного обожения, приходится закутываться в обрывки мелкого внутреннего фарисейства, в надежде таким образом как-то спрятаться от действительности. А это тоже выходит боком, в конечном итоге.
И есть в этой ситуации, похоже, только два стабильных состояния: цинизм, или же, напротив, субкультурое самоусыпление (-ослепление, фарисейство, «духовность», стандартизация мышления, эмоциональная религиозность и прочая). Или утонуть, или вылезти на берег. А плавать - трудно. Тут - внимание! - я вовсе не утверждаю, что это плохо, и что третьего пути нет. Я говорю только, что есть два стабильных в психологическом смысле состояния, но вполне возможно, что стабильные состояния - как раз потому и стабильны, что тоже естественны - и значит, не очень-то и хороши. А надо на самом деле «превзойти» это противоречие в каком-нибудь хитром мистическом синтезе, и не снимать его, а, наоборот, питаться им. Но поскольку я не могу похвастаться, что у меня это вполне получается, то и рассуждать об этом могу только теоретически.
Чтобы было ещё смешнее, напишу о том, что именно так портило и отравляло мне Святую Неделю. Сказ будет долгим и неспешным. Итак, много лет тому назад, когда деревья ещё были маленькими, а православные - этническими, Антиохийцы в Штатах решили перевести Литургию на английский язык. Это был, по тем временам, очень прогрессивный и похвальный шаг! Ну и, стало быть, собрались они - и сделали свой перевод, по тем временам вполне сносный (ибо другого не было), и стали на нём служить. Прошли годы. Деревья выросли, арабы забыли арабский, другие православные юрисдикции тоже начали экспериментировать с английским, а перевод - безнадёжно устарел. Он и сделан-то был с арабского, а не греческого, и ошибок в нём немало, и стилистика не выдержана, и читать трудно, потому что текст неровный, грубый, каденции не выстроены. Не льётся рекой, а запинается на каждом втором слове. Но - однако же - это по-прежнему официальный текст церкви. (У каждой юрисдикции тут свой «любимый официальный перевод»!). Поэтому он переиздаётся вновь и вновь, и митрополия, скажем так, «настойчиво поощряет» приходы закупаться именно этим, а не каким-то другим переводом, и служить именно по нему.
Далее, в дело вступает социальная динамика. «Постоянные прихожане» (они же - Приходской Совет) очень любят следить за службой по книге (по таким специальным служебникам, что хранятся в ящичках в спинках скамей, как в католических храмах). Без книги - они не любят службу. Это такая устоявшаяся, привычная часть религиозной услуги. Книга, как мы помним, содержит старый неудачный перевод. Батюшка и чтецы пытаются потихоньку мигрировать на более удачные переводы. Приходской совет сердится. Обычные утрени приходскому совету безразличны - он всё равно на них не ходит - но на Страстной приходской совет будет в церкви, поэтому будьте добры. Батюшке выдвигается ультиматум, и поскольку епископы очевидно поддержат приходской совет, батюшка соглашается. Дело осложняется тем, что самый лучший на сегодняшний день перевод сделан в монастыре старостильников - то есть схизматиками. Неслабо, да?
Но дальше - больше. По старому, корявому, переводу практически невозможно петь! Он не только не следует ритму греческих песнопений, он вообще не следует никакому ритму. (В английском языке есть такая проблема: в нём есть очень много очень коротких слов, что приводит к появлению предложений, в которых ударение падает практически на каждый слог (типа «let us o our God take our own free will and to sing to You o Lord» итд). Это и читать-то трудно, не то что петь!) И вот главный псалтис (он же - мой учитель пения, и он же, по совместительству, сын батюшки) отказывается петь по этому тексту, и пропускает все службы. Я пытаюсь ходить на некоторые, но без него пение настолько ужасно, тексты настолько дики, и всё это настолько нелепо - что молиться не получается. Главное, что мешает, - так это осознание того, что могло бы быть по-другому, и что вся эта каша - совершенно на ровном месте, совершенно из ничего! И ещё - не покидает мысль о том, как же, получается, силён и парадоксально абсурден приходской совет, если он может продавить решение, приводящее к таким мрачным последствиям (от ровного слаженного пения - к атональной невнятице). Совершенно нелепое, дикое решение!
Да, и ещё один слой рефлексии, который только добавляет страдания: понимание того, что молитва не идёт и покоя в душе нет из-за музыки и перевода - т.е. чего-то с богословской точки зрения совершенно второстепенного! Каково это: сначала вещать на всех углах, что перевод - это не важно, и главное, мол, что-то там совершенно другое - единство духа, следование за Христом, то да сё. А потом - на практике - так страдать из-за плохой музыки. А то может - зудит ещё одно альтер его - это наоборот «просветление» такое, а хорошая музыка наоборот была опиумом для народа? Может на самом деле это знак того, что не надо вообще кондаки петь, а надо срочно искать свою Калькутту? Сумбур вместо службы, одним словом, и на клиросе, и в голове, и в сердце =)
крики,
церковь,
люди,
язык,
боль,
служба,
музыка,
лыт