1 июля 1941 г.
Мы наступаем на Сасов. Танки противника устремляются на нас со всех направлений, но эти атаки отражаются. Мы планируем добиться прорыва от Колтова до Подкамня.
Мне приказано вернуться и привести резервы. Мы мчимся по дороге со скоростью 80 км в час. Перед небольшим поселком наша главная дорога, примерно в 50 м от нас, соединяется с второстепенной. В последний момент я успеваю заметить, как русский танк свернул на основную дорогу и теперь направляется в нашу сторону.
Что я могу сделать? У нас нет с собой ручных гранат, нет даже карабина. И если танк обнаружит нас, с нами все будет кончено. Решение пришло в долю секунды: я сворачиваю в придорожную канаву. Машина перевернулась в канаве, и все мы распластались по земле.
Как бы нам хотелось провалиться сквозь эту землю. Трава прохладная, и ее прикосновение очень приятно. Если только танк не съедет с дороги и не размажет нас на куски. Хенни! Карли! Лорли! Матерь Божья, что происходит в моей голове в эти несколько секунд!
Медленно и осторожно я поднимаю голову над придорожной канавой и вижу танк прямо перед собой. Но он спокойно катит дальше. Мы вздохнули с облегчением, а теперь нам следует отправиться к восточному въезду в поселок и рассказать обо всем в 7-й роте; отсюда отчетливо видны их машины.
Попытки выкатить нашу машину обратно на дорогу провалились; пришлось оставить ее там, где она была. Не лучшей мыслью для нас было бы и продолжить движение вдоль дороги по рву, так как русский танк, конечно, будет атаковать грузовики 7-й роты. Слишком опасно. Итак - вперед через поле.
Мы впрыгнули в машину и уже собирались мчаться вперед, когда увидели, как русский танк прямо по полю катится прямо на нас. Не важно. Тогда - обратно к обочине, а оттуда - сумасшедший бросок к 7-й роте. Над нашими головами уже засвистели снаряды из танковых орудий. Мы видим, как они ложатся среди машин 7-й роты. Стоит ужасный грохот.
Согнувшись, а иногда ползком мы продвигаемся дальше. Слишком медленно, ведь я хочу попасть в роту прежде, чем танк выкатится на дорогу. Он уже совсем близко близко. Две или три минуты, так нужные нам, тянутся, как часы. И вот мы добрались до стоявшей лагерем роты.
Здесь царит полная неразбериха, каждый беспорядочно куда-то бежит, никто не знает, что делать. Наконец они выкатили на позицию противотанковое орудие и открыли огонь. Через несколько минут с паникой покончено, а русские танки скрылись из вида. Слава тебе, господи!
Мне сказали, что на этот раз мы чуть было не потерпели жестокое поражение. 8-я рота вошла в лесок перед нами, примерно в 100 м, и попала под плотный огонь русской пехоты; его вели как снайперы, так и отлично замаскированные пулеметы. Рота потеряла восемьдесят солдат. Это две трети состава. Командир был тяжело ранен.
Вернувшиеся назад рассказывали самые леденящие кровь истории, которые только можно себе представить. Наших раненых товарищей русские добивали насмерть штыками винтовок. Многие видели это собственными глазами.
Только русские могут творить такие зверства. Они и сами по своей сути звери! Никакой другой народ на земле, никакой другой солдат в нашем огромном мире не может сравнится с ними в жестокости!
3 июля 1941 г.
Днем мы услышали крик у полевого штаба полка: "Танки противника! Противотанковые орудия на позиции!" Наш батальон все еще теснил противника, 1-й батальон продвигается к Каменкам, но нигде не было ни одной противотанковой пушки.
Я бросился к мотоциклу и помчался в тыл, как ракета, чтобы вызвать сюда несколько противотанковых пушек. Дорога была довольно сильно забита подразделениями, идущими к фронту, а также, что еще хуже, разбитыми русскими танками, которые стояли повсюду.
Путь, чтобы добраться в тыл и отдать распоряжение подтянуть орудия, занял у меня много времени. Успело пройти добрых три четверти часа, и, когда я вернулся в штаб полка, орудия были уже не нужны.
Русский танк двигался с севера на Каменки и выкатился прямо прямо на полевой штаб с открытой башней. На броне танка сидели с десяток русских солдат, включая женщин. Они хотели прорваться через Каменки на восток - самоубийственное решение!
Один из русских выстрелом из пистолета убил офицера-снабженца. Что мы могли сделать нашим орудием против этого огромного танка? Эта громадина практически невредимой проскочила через Каменки и помчалась прямо через мост на восток, прежде чем попала на прицел одной из наших зениток.
Позже, когда мы проезжали мимо уничтоженного танка, он почти полностью сгорел. Рядом с танком лежали полностью нагие обгоревшие тела женщин. Ужасно. Вдоль всей дороги были видны трупы русских, превращенные в месиво нашими тяжелыми машинами или танками.
Глядя на них, невозможно было сказать, что это когда-то было человеком. Там рука, тут голова, половина ноги где-нибудь в другом месте, растекшиеся мозги, сломанные и смятые ребра. Страшно.
Мы провели ночь под открытым небом, пока 1-й батальон организовывал плацдарм у городка Волочиск на левом, восточном берегу реки Збруч, куда мы должны были двигаться завтра утром.
4 июля 1941 г
Вскоре мы достигли Одочишки, где был организован полевой полковой штаб. Короткое совещание, после которого все готовы были сразу же упасть с ног. Я должен определить походный порядок для нашего подразделения.
В свою флягу я налил немного спиртного. Это мой постоянный спутник, и я предпочитаю его воде, чаю или кофе, поскольку оно лучше утоляет жажду. У нашего полковника тоже при себе небольшая бутылка водки, которую он носит в кармане. Во многих случаях большой глоток помогает укрепить силы.
К наступлению вечера мы во главе дозора 6-й роты вышли к Фридриховке. В поселке командир приказал сделать остановку. Я иду с передовым дозором и жду на главном перекрестке прибытия остальных. Тяжелое вооружение не поспевает за нами, поэтому мне приходится отправиться назад и поторопить их, особенно 88-мм зенитное орудие.
В это время адъютанту удалось подобрать дом, который будет использоваться в качестве полевого штаба. Командир передового дозора лейтенант Бауэр, с которым я выходил к перекрестку, погиб, как и ветеран роты обер-ефрейтор Штокен.
До нас доходят самые ужасные слухи относительно того, как русские поступают с нашими пленными. Кроме того, у нас есть и доказательства того, что это не просто истории-страшилки, после того, что они сделали с солдатами нашей 8-й роты 1 июля.
5 июля 1941 г
Среди мертвых русских много азиатских лиц. Попадаются и трупы женщин в военной форме. Мы развернули полевой штаб полка в бывшем русском военном госпитале. Внутри он выглядел ужасно. В одном из помещений десять трупов русских. Наверное, они умерли от ран.
Нам сказали, что нас сменит подразделение СС. Приятно будет провести несколько дней в спокойной обстановке, но в конце концов кампания только началась. Думаю, что все это - лишь желанные мечты.
6 июля 1941 г
В восемь часов мы выступили на Проскуров. Лорли. Отданы приказы, атака начиналась, и я брошен в самую гущу боя. Когда на часах было 5.15, вперед выдвинулись стальные гиганты - целых сто сорок танков! Скоро с русскими будет покончено ко всем чертям.
К сожалению, нам на нашем вездеходе удалось пройти не слишком далеко. Мы безнадежно застряли в какой-то канаве, поэтому пришлось продолжить путь пешком. Водитель вездехода, который ехал за нами, вызвался вернуться и привести танки, но его машина снова застряла.
Пока водитель пытался найти решение, как снова заставить машину ехать, он заметил, что его вездеход застрял над норой, из которой торчал ствол вражеского миномета. Ему пришлось срочно выбираться из машины и пускаться наутек, подобно дикому кабану, минуя многочисленные укрытия, в которых было полно хорошо замаскировавшихся русских.
С пистолетами и карабинами наготове мы шли через лес. Но там было всего несколько русских, и после короткого боя мы зачистили от них территорию. Майер был рядом с командиром с поднятым вверх боевым штандартом.
Когда мы подошли к высотке, русские снова открыли по нас стрельбу. Пули свистели над головой; повидимому, мы оказались именно там, где русские сосредоточили самый убийственный огонь.
Медленно мы крались ползком вдоль холма: было бы просто сумасшествием высовывать головы. Русские сидели в своих хорошо замаскированных окопчиках, и их не было видно. Наконец возвратились несколько наших танков, которые, похоже, искали командира. Я сразу же побежал через лес назад и передал танкистам задание помочь нам выкурить противника из его нор.
Все вздохнули с облегчением, когда я возвратился назад с танками и дал им направление на высоту. Машины двинулись вперед, а мы следовали за ними, стреляя в укрытия и бросая туда гранаты. Оттуда шел дым, но в большинстве случаев цель не была достигнута. Русские просто высовывают наружу свои винтовки и жали на спусковые крючки или бросали ручные гранаты, даже не посмотрев, куда те полетят.
Над русскими укрытиями уже катились танки, утюжа их туда-сюда по несколько раз; можно себе представить, что люди в этих норах превратились в месиво, однако это было не так. Русские все еще были повсюду, стреляли из своих нор и бросали гранаты.
Рядом со мной упал лейтенант Кляйне-Херцбах. Попадание в живот. Лейтенант Цирн остается рядом, чтобы побыть с ним последние минуты. Офицер умирает у него на руках, не приходя в сознание.
Нам приходится проверять каждую щель, забрасывать внутрь гранату, а затем приканчивать русских огнем из пистолетов и винтовок. Никаких криков о сдаче: русские предпочитали быть раскатанными в своих норах.
Однако то здесь, то там появлялись стальной шлем и две поднятых грязных руки. Но мы не признаем права на пощаду после гибели Шульца: после того как он был перевязан, русские его расстреляли заново. А мы все его любили, это был прекрасный парень. Теперь уже мы здесь не просто ведем бой, он превратился в массовую бойню!
Когда мы двинулись дальше, на нас обрушились осколочные снаряды вражеского противотанкового орудия. Я шел между лейтенантом Куном и лейтенантом Цурном, и оба они упали. У лейтенанта Куна изо рта потекла кровь. Через секунду его голова свесилась на левую сторону - он был мертв. Лейтенант Цурн получил осколок в часть руки. Слава богу, ранение легкое, но все же ему пришлось отправиться в пункт оказания первой помощи.
Пока мы производили зачистку пшеничного поля, обнаружили там несколько русских, которые не пожелали сдаться. Не оставалось ничего другого, кроме как скосить их огнем.
18 июля 1941 г
В 14.30 в наш полк прибыл герр оберст (полковник) граф Шпонек, чтобы вручить нам награды - Железные кресты 1-го и 2-го класса. Первым из награжденных был я.
И вот за что: "Унтер-офицер Прюллер, писарь батальона, действуя в боевой обстановке смело и решительно при выполнении своих обязанностей посыльного, своевременно передавал приказы командования по назначению. Тем самым, когда возникла угроза контратаки противника, своими действиями он способствовал успешному отражению прорыва.
При выполнении задачи действовал храбро, несмотря на то что, управляя в первом случае мотоциклом, а во втором - легковым автомобилем, на городских улицах и на открытой местности он в обоих случаях столкнулся с русскими танками. Прежде он уже дважды за проявленную храбрость представлялся к награждению Железным крестом 2-го класса".
24 июля 1941 г
Утром, когда я пришел в штаб полка, полковник как раз объяснял генералу положение России. По нашему мнению, оно таково: здесь, в близлежащей местности, у нас в боях задействовано шесть дивизий. Мы завершаем окружение русских войск на Украине. Кроме того, в ближайшие несколько дней одной из двух русских армий придется капитулировать или она будет уничтожена.
На сегодняшний день русские уже потеряли более ста дивизий. Это означает, что русские, несмотря на все их намерения и попытки, уже проиграли битву. Им пришлось пожертвовать лучшими своими войсками в приграничных сражениях у Белостока и Минска.
Их потери в вооружении и материальной части гигантские и невосполнимые. Все, что они могут сейчас посылать в бой, - это просто массы людей, плохо оснащенных и почти безоружных. Понятно, что они не смогут оказать нам никакого или почти никакого сопротивления.
Я считаю, что Русская кампания закончится к середине сентября." - из дневника унтер-офицера 9-й танковой дивизии вермахта
Снова вокруг ходят самые дикие слухи. Кто-то говорит, что мы должны отправиться в Румынию, другие утверждают, что мы останемся здесь на зиму, а кто-то думает, что нас скоро отправят домой.
Для нас было бы неплохо поехать домой, ведь наш батальон потерял 350 человек. Только 4 августа стоило нам 14 человек погибших, 47 - раненых, 2 пропали без вести. Погиб 1 офицер, 3 были ранены.
В 21.00 пришел приказ сниматься с места. Нас отводят отсюда. Сначала нам, скорее всего, дадут пять дней отдыха. Это будет прекрасно!
28 августа 1941 г
Пришлось менять расположение несколько раз. Как только разместимся, сразу же нас преследует огонь вражеской артиллерии. Ночью прилетело большое число бомбардировщиков противника, которые начали свою работу над городом.
Может быть, это англичане? Это грязное сборище, которое теперь стало союзниками русским, несмотря на то что еще два месяца назад они в самых напыщенных выражениях открещивались от большевиков!
Погода чудесная. Можно сказать, даже жарко. Еда просто отличная. Каждый день свинина. Я ем за троих, а когда речь идет о мясе, то и за пятерых. И поскольку вчера я стал фельдфебелем, получив это звание задним числом с 1 августа, следующие несколько дней буду чувствовать себя абсолютно счастливым.
Несколько удивлен своим продвижением по службе, так как не прослужил даже трех положенных полных лет, в то время как другие получают это звание через пять и даже больше лет. Но главное состоит в том, что наш командир мной доволен. Лейтенант Цурн ничего не имеет против этого: он и сам хотел бы, чтобы я продлил время своего призыва на более долгий срок.
Русская артиллерия ненадолго прекратила стрелять. Мы все приготовились уходить; денщики командира и адъютанта укладывали вещи в машину, когда во дворе разорвался еще один снаряд.
Единственным, кто в это время находился там, был наш переводчик, русский еврей, которого мы уже некоторое время возили с собой. С ним не случилось ничего.
Пятница, 3 октября 1941 г
Когда ночью мы устраиваемся на ночлег, то обычно сразу же настраиваем наше радио, что, как правило, занимает всего пару минут. Мы падаем ничком в койки, когда понимаем, что сейчас будет говорить фюрер.
Я уже довольно долго солдат, к тому же солдат-фронтовик. И я прекрасно понимаю, что выберут наши парни, если у них будет такая возможность: почту из дома, письма или посылки, просто спокойную ночь без всяких тревог или возможность прослушать одну из речей фюрера.
Никто не поймет, что значит для нас этот любимый голос, как пылают наши щеки, горят наши глаза, когда фюрер начинает обличать военных преступников.
Какое воодушевление вызывают у нас эти слова, когда мы толпимся вокруг радиостанции, не желая пропустить ни одного слова! Можно ли представить себе более дорогую награду после дня боя, чем слушать фюрера? Никогда! Все мы благодарны ему!
Понедельник, 20 октября 1941 г
Никогда невозможно понять, откуда берутся слухи и кто их разносит. Все в один голос говорят о зимних квартирах в России. Если бы это не было так смешно, можно было бы в это поверить.
Но вот что происходит: мы как танковая дивизия, предназначение которой - идти вперед на врага и крушить все, что встретится на пути, называемые русскими "террор Украины", или "желтые СС", мы с нашими машинами должны будем провести лютую зиму в России, особенно после того, как с самого начала мы находились на фронте на самом острие наступления. Нам, достигшим многочисленных успехов, придется зимовать в России. Невозможно! Вот что я могу сказать по этому поводу.
К сожалению, в роте произошло три случая, подлежащие безусловному осуждению. Один из лейтенантов, командиров взвода, очевидно, запаниковал во время атаки русских и вместе со своими солдатами побежал, не предупредив об этом соседей.
Случайно произошло так, что там, где были позиции взвода, русских в конце концов не оказалось, и они там так и не появились. Все выглядело скорее комично.
Двое унтер-офицеров сами выстрелили себе в руку. Один - из страха за свою жизнь, в надежде, что тем самым сможет сменить жизнь на более спокойную и менее опасную.
Я знаю всего о трех подобных случаях за всю войну, но, к сожалению, они имели место. Это позор не только для самих этих людей, но и для рот, где они служили. О чем они думали? Что отличало их от русских? Я никогда не смогу этого понять. Надеюсь, что наказание для них будет соответствующим.
Вторник, 21 октября 1941 г
Разведывательная группа, отправленная вчера в Радобеж, докладывает, что не нашла там никаких признаков присутствия противника. Мы немедленно отправили туда подразделение для проведения реквизиции продовольствия.
Всем уже надоело каждый день питаться гусями. Сердце каждого немца осветилось радостью, когда перед нами вновь предстали Майер, Пихлер и переводчик, которые привезли сливочное масло, яйца, сметану, картошку, мед и свинью. Какие сокровища! Свинью сразу же закололи, и через несколько минут в нашей избушке запахло жареным мясом.
Среда, 29 октября 1941 г
К полудню до нас дошли первые вести о нашем обозе. Еще когда мы проезжали через Ромны, к нам поступило какое-то количество солдат пополнения, однако они оставались в обозе и все время двигались вместе с ним.
Селение, в котором остановилась большая часть колонны, было атаковано русскими. Машины пришлось оставить, а личный состав убежал. Их бегство было похоже на безумное приключение: противник постоянно вел по ним огонь, и, возможно, несколько солдат были потеряны в обширных болотах.
Слушая эту историю, я становился все более бледным. Все мои мысли были о моем чемодане, моих пропавших рубашках и прочих вещах, книгах, документах, письмах.
Я был готов броситься на шею тому солдату, когда услышал, что грузовик, где находились чемоданы, мой и командира, не подвергся нападению в селении и не был разграблен, но продолжил путь и, наверное, уже успел доехать до Дмитриева. Я с облегчением вздохнул.
Суббота, 1 ноября 1941 г
За те несколько часов для сна, что нам удалось урвать, пришел приказ наступать на Курск. Наконец-то настоящий город. Мы ждали от него многого. В конце концов, после Киева это старейший город в России.
Понедельник, 11 ноября 1941 г
К сожалению, нам вновь пришлось столкнуться с некоторыми партизанскими штучками - среди нас один убитый и один раненый. Несмотря на то что здание по соседству было заминировано и нам запретили в него заходить, двое наших солдат не смогли преодолеть соблазн и решили обыскать его.
Они проникли внутрь через окно, а затем через открытую дверь вошли в одно из помещений. Здание называлось Домом Красной армии, а внутри комнаты оказался письменный стол, один из ящиков которого был полуоткрыт, и через щель можно было разглядеть внутри небольшой пистолет.
Один из солдат открыл ящик, и в следующее мгновение прозвучал ужасающий взрыв. Одному из солдат оторвало руку и ногу, второй получил легкие ранения и сумел самостоятельно выбраться оттуда.
Нам не удалось спасти тяжелораненого, потому что через пять минут здание от крыши до подвала было объято пламенем. Он сгорел внутри.
Воскресенье, 7 декабря 1941 г
Вчера было 32 градуса ниже нуля (по Цельсию). А будет еще хуже. Но мы больше уже не наступаем. Все, что может произойти, - это лишь небольшое перемещение на местности по соседству. Деревни перед нами были сожжены, чтобы русские не смогли их использовать против нас.
На высотах за нами будут построены блиндажи зимнего оборонительного рубежа. Возможно, нам придется немного отойти назад и сжечь все деревни за собой. Таким образом, на зиму границей для нас станет долина реки Тим.
Местному населению в самом деле не позавидуешь. Но следует отбросить прочь все мягкотелые эмоции в пользу тактической необходимости. Предполагается, что и русские, со своей стороны, придерживаются тех же принципов.
Понедельник 23 декабря 1941 г
Как раз в тот момент, когда во 2-м взводе раздавали продукты, в дом ударил снаряд танковой пушки; еще один снаряд разорвался рядом. Результат: наши потери девятнадцать человек, в том числе шестеро убитых. Ужасно.
Я иду со 2-м взводом, сейчас практически прекратившим свое существование, на позиции, а затем отправился в 3-й. Пока не видно ни одного русского, но за деревьями я заметил три хорошо замаскированных русских танка. Посмотрев туда еще раз в бинокль, я убедился, что прав.
Я тут же проинформировал об этом расчет развернутой рядом 37-мм противотанковой пушки, и они тут же сменили позицию. Но в тот же момент танк рванул в нашу сторону, поперек улицы, через низину.
Вот он появился как раз перед нашими позициями, миновал их и идет дальше. Противотанковая пушка выстрелила в него - рикошет! Это один из вызывающих ужас танков Т-34.
Наш командир, спасая жизнь, бежит от танка, он всего в нескольких метрах от машины. Танк стреляет в него, промахивается, с грохотом едет мимо. Затем танк сворачивает налево и начинает ездить туда-сюда вокруг домов, за углами которых прячутся наши солдаты.
Я с ужасом наблюдаю за всем этим. Но худшее еще впереди. Вот в самом разгаре этой сцены выкатывается еще один танк, который через позиции моего взвода рванул через улицу, повернул направо и остановился у церкви, развернув орудие как раз нам в тыл.
А вот едет и третий, но, когда наша противотанковая пушка открывает стрельбу, он, слава богу, разворачивается! А потом появилась и пехота противника. А послезавтра канун Рождества.
Оба вражеских танка были подбиты и сожжены совместным огнем 37мм, 45мм и 50-мм противотанковых пушек(примечание: 45-мм пушек у немцев не было. Это могла быть трофейная советская 45-мм пушка образца 1937 г. 53-К; либо, скорее всего, чехословацкие 47-мм пушки образца 1936 г. (весьма эффективные) - немцы дали им наименование 4,7-см Pak 36 (t); либо французские 47-мм пушки образца 1937 г. - немцы называли их 4,7 см Pak 181(f)).
Из первой машины выбрался и попытался скрыться офицер. Но его вовремя прикончил посыльный из нашей роты. Второй танк наехал на лафет пушки и смял его - это тот, что находился перед церковью церковью, - как раз в тот момент, когда начал гореть. Из него выпрыгнул русский, нырнул в стоявшую неподалеку легковую машину и попытался уехать на ней. Какая наглость! Мы покончили и с ним тоже.
Канун Рождества, 1941 г
Вот уже четыре дня русские бьются с нами, имея огромное, неизмеримое численное превосходство. Мы залегли на восточном берегу реки Тим, не имея никаких укреплений, и отражаем их, заставляем отступать прочь. Мы держимся.
День за днем, ночь за ночью мы сидим под открытым небом, под дождем артиллерийских снарядов и огня стрелкового оружия, который обрушивает на нас противник. Но наши солдаты - они продолжают держаться. Их невозможно победить. Это акт величайшего героизма, более великого, чем во время мировой войны. Это - величайшая эпоха для германских воинов!
Мы никогда не могли и мечтать о том, что наш сочельник будет таким. Рано утром, в четыре часа утра, русские атаковали нас на правом фланге. Со своим неизменным "ура!" они вышли к первым домам. Всем понятно: они делают это специально, чтобы досадить нам атаками в канун Рождества.
Настоящий, истинный мир, сияющий, богатый красками и радостью мир может наступить только после этой святой войны. Я хорошо себе представляю, как велики и болезненны наши жертвы, которые приносятся ради чего-то очень значительного.
Мы уже видели так называемый мир, который длился 20 лет. Это был грязный и зловонный мир, лживый мир, который людей превращал в зверей. И мы должны были спокойно жить в том мире, но не ради такого мира мы сейчас ведем эту по-настоящему священную войну.
Могли ли наши двое детей быть по-настоящему счастливы без этой войны? Я сомневаюсь в этом. И поэтому в 22.00 выйду в холодную и ясную декабрьскую ночь, ступая по глубокому снегу от одной позиции к другой до наших передовых дозоров и мои мысли будут еще ближе к тебе, чем раньше.
Ведь это благодаря нам, немцам, солдатам, миллионы других могут праздновать этот самый немецкий из всех праздников в мире и безопасности."