Демократия: трудное и непонятное
Термин «демократия» изрядно измят и стерт в политическими риторами. Его применяют так широко и так активно, что кажется все понимают о чем идет речь. Между тем, в реальности все обстоит совсем иначе.
Демократия - греческое понятие, составленное из слов «демос» и «кратия». Их принято переводить вместе как «народная власть» (δημοκρατία). Демосом в античности именовали свободных граждан, сельских и городских собственников, не бедных и не богатых, а также не принадлежащих к аристократическим родам. Народ, если говорить упрощенно. Только кризис греческой полисной экономики, базировавшейся на мелких предприятиях, привел к изменению смысла слова «демос». Оно стало обозначать бедные слои общества, хотя изначально (в период расцвета демократии) это было не так.
Либеральные мыслители обожают рассуждать о среднем классе общества как опоре демократического правления. Однако демос не был древним аналогом современных или постфеодальных средних слоев. Демос объединял мелких рабовладельцев. Политическим ядром демоса были именно горожане, так как крестьян много имелось и в периоды царей и тиранов, и не их наличие, а развитие полисной экономики при усложнении общественной жизни породило демократию. Имея рабов, представители демоса располагали и временем для занятия общественными делами. Это свободное от экономической деятельности время нарастало по мере развития полисной рабовладельческой экономики и процветания небольших предприятий, и сокращалось позднее.
Настал период упадка небольших полисных производств и это привело к упадку демократии. Олигархии, где власть принадлежала немногим богачам, оказались сильнее демократий. Наконец, сами демократии превратились в олигархии, и - в конечном итоге - стали римскими муниципалитетами. В сути своей народное управление сменилось управлением ограниченного круга лиц. И тут отпали такие «рудименты» как занятие обычными гражданами должностей по жребию (без чего вообще демократия не может именоваться таковой) и выборы, частые и притом открытые для всех участников вне зависимости от их достатка.
Конечно, античность знает и пример гибридного околодемократического типа государства. Это римская республика. Само понятие (res publica, лат) трактуется как синоним слова «демократия», раз латинское понятие составлено из аналогичных слов и прямой перевод его: дело народа или дело общества. Однако республика не есть демократия, так как это сложно организованная форма власти включает как демократический, так и аристократический и олигархический компоненты. Они сливаются лишь по форме, а на деле ведут борьбу. Для Римской республики ее результатом стала победа народников-популяров, которая вовсе не означала торжества демократии, а породила империю с династией Юлиев-Клавдиев во главе.
Победа демократической вроде бы партии в Риме не случайно привела сперва к отказу от выборов при Октавиане Августе, а после к явно династической монархии. Все это случилось вовсе не потому, что народ был обманут. Плебс немало получил в материальном плане (земли и возможности стать богаче в колониях), но он утратил интерес к повседневной политике, а само государство оказалось слишком большим для демократии, а задачи его - слишком сложными и многообразными для ума лавочников, владельцев мастерских и земельных участков. Выросшие к тому времени крупные собственники и бюрократия действовали сами, находясь в сложном балансе. Остались лишь вполне олигархические муниципалитеты.
Современные «демократии» принято считать таковыми из-за представительной системы власти, основных законов (конституций) и изредка случающихся выборов должностных лиц и народных представителей. Масса «демоса» от процесса управления отстранена, сам процесс носит олигархический характер. Власть реально принадлежит немногим «лучшим представителям общества» (оптиматам, в римской терминологии). Если по жребию какие-либо посты и распределяются, то разве что только места присяжных в суде. По сути же все наши «демократии» являются олигархическими республиками разного типа распределения влияния между имущими слоями, бюрократией (включая номенклатуру политических партий, якобы представляющих народ) и «низами» общества. Управляют всем немногие - олигархи. И это не экономические олигархи постсоветской поры, а классические властвующие немногие.
Борьба за демократию в этой ситуации является борьбой народных масс за большую долю влияния на государственные дела, если она вообще ведется реально. Но чаще всего, в формате борьбы за «либеральные ценности» это не более чем мобилизация части «низов» одной из элитарных групп. В России бюрократия прибегает к своей - ответной мобилизации «низов». Сами же они не ведут еще в республике борьбы за демократические изменения (как это далеко пока от полной сути демократии!), а только находятся на стадии раннего созревания для самостоятельного вторжения в государственные вопросы.
Радикальный разогрев «демоса» левыми максималистами замедляет процесс его созревания, так как отвлекает на химерические цели и создает иллюзию возможности быстро возвратить народным массам рычаги управления. Ту же проблему несет в себе пропаганда профессиональных либералов оппозиции. Не лучше влияет на общество исходящее от властей обличение демократии как идеи на примере «загнивания запада», где якобы демократия давно торжествует.
Само явление демоса в современном мире присутствует слабо. И дело не в том, что у нас нет рабовладельческого демоса, а в том, что у нас нет обширного класса людей со свободным временем, которое можно было бы обратить при желании на общественные дела. Автоматизация быта и накопление имущества, если говорить, например, о России далеко еще не создали условий для рождения демоса новой исторической реальности. Городской средний класс наивен, исторически малограмотен и управляем. Он выделяется только своим потреблением, но никакой особой роли это потребление не создает. Сам этот класс явление между классовое, в марксистской терминологии. В нем соединены люди наемного труда, предприниматели и рантье.
В дефиците не только горизонтальные связи между людьми (общинность в её буржуазном смысле), но мысли о создании структур этой горизонтальности. Зато представители «демоса» полны по духу олигархических личных амбиций, далеки от культа знания и личной чести - деньги и собственность для них не единственное, но центральное мерило всего. В странном состоянии находится общественная мораль. В ней как бы царит двоевластие: гуманистические ценности сосуществуют с антигуманистическим культом материального благополучия, достигаемого любой ценой. Эта «расшатанность нравов» работает против вызревания подлинной демократии. Манипуляции «верхов» и политической номенклатура («красной», «белой», провластной и либеральной) создают иллюзию выбора или возможности влиять на общественный процесс ничего не предпринимая организованно или разово вторгаясь в него.
Странный смысл приобрело понятие «политическая революция». Массовый и организованный рабочий класс остался в прошлом. В прошлом массовые партии с их реальной демократически-централистской структурой, процедурами и циклами демократических мероприятий, съездов, конференций, заседаний комитетов. Организации выглядящие как массовые целиком под контролем номенклатуры и рядовые члены (если они есть, и все не ограничено списками) зачастую даже не сознают проблему. В этой обстановке понятие «революция» трактуется как разовый акт масс под началом «честных вождей» (номенклатуры, опирающейся на денежные и медийные ресурсы от бизнеса или правительств), который дает на выходе «честные выборы» и «восстановление демократии». Наивность подобных схем не осознается, например, сторонниками оппозиции.
Демократия, кажущаяся близкой, в реальности очень удалена от общества. Люди не могут представить своего каждодневного участия в общественных делах, не понимают механизмов этого участия и необходимых им структур, устроенных демократически, но думают, что коррупция (испорченность) должностных лиц и боссов бизнеса может быть побеждена профессиональными - номенклатурными работниками не ясно кем и для чего созданных команд. Вера в лидеров и их миссию еще одна болезнь общества, удаляющую его от понимания работающей демократии. Вера в формальное представительство на основе либеральной, но не демократической конституции тоже проблема.
Наконец, крайне важным является вопрос о социально-экономических условиях возможного существования демократии в наше время. Но этот вопрос не так прост, чтобы на него ответить. Ясно лишь следующее: материальное положение «демоса» должно быть иным, как и его политическое сознание (ныне детское); должны возникнуть и функционировать демократически устроенные общественные структуры, что должны стать массовыми и изменить республику с ее олигархического типа на иной, более отвечающий интересам «низов».
Демократия - греческое понятие, составленное из слов «демос» и «кратия». Их принято переводить вместе как «народная власть» (δημοκρατία). Демосом в античности именовали свободных граждан, сельских и городских собственников, не бедных и не богатых, а также не принадлежащих к аристократическим родам. Народ, если говорить упрощенно. Только кризис греческой полисной экономики, базировавшейся на мелких предприятиях, привел к изменению смысла слова «демос». Оно стало обозначать бедные слои общества, хотя изначально (в период расцвета демократии) это было не так.
Либеральные мыслители обожают рассуждать о среднем классе общества как опоре демократического правления. Однако демос не был древним аналогом современных или постфеодальных средних слоев. Демос объединял мелких рабовладельцев. Политическим ядром демоса были именно горожане, так как крестьян много имелось и в периоды царей и тиранов, и не их наличие, а развитие полисной экономики при усложнении общественной жизни породило демократию. Имея рабов, представители демоса располагали и временем для занятия общественными делами. Это свободное от экономической деятельности время нарастало по мере развития полисной рабовладельческой экономики и процветания небольших предприятий, и сокращалось позднее.
Настал период упадка небольших полисных производств и это привело к упадку демократии. Олигархии, где власть принадлежала немногим богачам, оказались сильнее демократий. Наконец, сами демократии превратились в олигархии, и - в конечном итоге - стали римскими муниципалитетами. В сути своей народное управление сменилось управлением ограниченного круга лиц. И тут отпали такие «рудименты» как занятие обычными гражданами должностей по жребию (без чего вообще демократия не может именоваться таковой) и выборы, частые и притом открытые для всех участников вне зависимости от их достатка.
Конечно, античность знает и пример гибридного околодемократического типа государства. Это римская республика. Само понятие (res publica, лат) трактуется как синоним слова «демократия», раз латинское понятие составлено из аналогичных слов и прямой перевод его: дело народа или дело общества. Однако республика не есть демократия, так как это сложно организованная форма власти включает как демократический, так и аристократический и олигархический компоненты. Они сливаются лишь по форме, а на деле ведут борьбу. Для Римской республики ее результатом стала победа народников-популяров, которая вовсе не означала торжества демократии, а породила империю с династией Юлиев-Клавдиев во главе.
Победа демократической вроде бы партии в Риме не случайно привела сперва к отказу от выборов при Октавиане Августе, а после к явно династической монархии. Все это случилось вовсе не потому, что народ был обманут. Плебс немало получил в материальном плане (земли и возможности стать богаче в колониях), но он утратил интерес к повседневной политике, а само государство оказалось слишком большим для демократии, а задачи его - слишком сложными и многообразными для ума лавочников, владельцев мастерских и земельных участков. Выросшие к тому времени крупные собственники и бюрократия действовали сами, находясь в сложном балансе. Остались лишь вполне олигархические муниципалитеты.
Современные «демократии» принято считать таковыми из-за представительной системы власти, основных законов (конституций) и изредка случающихся выборов должностных лиц и народных представителей. Масса «демоса» от процесса управления отстранена, сам процесс носит олигархический характер. Власть реально принадлежит немногим «лучшим представителям общества» (оптиматам, в римской терминологии). Если по жребию какие-либо посты и распределяются, то разве что только места присяжных в суде. По сути же все наши «демократии» являются олигархическими республиками разного типа распределения влияния между имущими слоями, бюрократией (включая номенклатуру политических партий, якобы представляющих народ) и «низами» общества. Управляют всем немногие - олигархи. И это не экономические олигархи постсоветской поры, а классические властвующие немногие.
Борьба за демократию в этой ситуации является борьбой народных масс за большую долю влияния на государственные дела, если она вообще ведется реально. Но чаще всего, в формате борьбы за «либеральные ценности» это не более чем мобилизация части «низов» одной из элитарных групп. В России бюрократия прибегает к своей - ответной мобилизации «низов». Сами же они не ведут еще в республике борьбы за демократические изменения (как это далеко пока от полной сути демократии!), а только находятся на стадии раннего созревания для самостоятельного вторжения в государственные вопросы.
Радикальный разогрев «демоса» левыми максималистами замедляет процесс его созревания, так как отвлекает на химерические цели и создает иллюзию возможности быстро возвратить народным массам рычаги управления. Ту же проблему несет в себе пропаганда профессиональных либералов оппозиции. Не лучше влияет на общество исходящее от властей обличение демократии как идеи на примере «загнивания запада», где якобы демократия давно торжествует.
Само явление демоса в современном мире присутствует слабо. И дело не в том, что у нас нет рабовладельческого демоса, а в том, что у нас нет обширного класса людей со свободным временем, которое можно было бы обратить при желании на общественные дела. Автоматизация быта и накопление имущества, если говорить, например, о России далеко еще не создали условий для рождения демоса новой исторической реальности. Городской средний класс наивен, исторически малограмотен и управляем. Он выделяется только своим потреблением, но никакой особой роли это потребление не создает. Сам этот класс явление между классовое, в марксистской терминологии. В нем соединены люди наемного труда, предприниматели и рантье.
В дефиците не только горизонтальные связи между людьми (общинность в её буржуазном смысле), но мысли о создании структур этой горизонтальности. Зато представители «демоса» полны по духу олигархических личных амбиций, далеки от культа знания и личной чести - деньги и собственность для них не единственное, но центральное мерило всего. В странном состоянии находится общественная мораль. В ней как бы царит двоевластие: гуманистические ценности сосуществуют с антигуманистическим культом материального благополучия, достигаемого любой ценой. Эта «расшатанность нравов» работает против вызревания подлинной демократии. Манипуляции «верхов» и политической номенклатура («красной», «белой», провластной и либеральной) создают иллюзию выбора или возможности влиять на общественный процесс ничего не предпринимая организованно или разово вторгаясь в него.
Странный смысл приобрело понятие «политическая революция». Массовый и организованный рабочий класс остался в прошлом. В прошлом массовые партии с их реальной демократически-централистской структурой, процедурами и циклами демократических мероприятий, съездов, конференций, заседаний комитетов. Организации выглядящие как массовые целиком под контролем номенклатуры и рядовые члены (если они есть, и все не ограничено списками) зачастую даже не сознают проблему. В этой обстановке понятие «революция» трактуется как разовый акт масс под началом «честных вождей» (номенклатуры, опирающейся на денежные и медийные ресурсы от бизнеса или правительств), который дает на выходе «честные выборы» и «восстановление демократии». Наивность подобных схем не осознается, например, сторонниками оппозиции.
Демократия, кажущаяся близкой, в реальности очень удалена от общества. Люди не могут представить своего каждодневного участия в общественных делах, не понимают механизмов этого участия и необходимых им структур, устроенных демократически, но думают, что коррупция (испорченность) должностных лиц и боссов бизнеса может быть побеждена профессиональными - номенклатурными работниками не ясно кем и для чего созданных команд. Вера в лидеров и их миссию еще одна болезнь общества, удаляющую его от понимания работающей демократии. Вера в формальное представительство на основе либеральной, но не демократической конституции тоже проблема.
Наконец, крайне важным является вопрос о социально-экономических условиях возможного существования демократии в наше время. Но этот вопрос не так прост, чтобы на него ответить. Ясно лишь следующее: материальное положение «демоса» должно быть иным, как и его политическое сознание (ныне детское); должны возникнуть и функционировать демократически устроенные общественные структуры, что должны стать массовыми и изменить республику с ее олигархического типа на иной, более отвечающий интересам «низов».