(no subject)
Полдня спала (вернее, пыталась), потом работу заканчивала, лежа в номере, потом чувствую - что-то нужно делать, надо идти куда-то. И пошла в темпл, на который двое суток смотрела из окна отеля. Красиво он так мне звонил колоколами каждый день. Всякий раз слышала и замирала. Небесная музыка.
И вот пошагала - по асфальтовой дорожке, через железнодорожные пути, через переход и немножко вверх. Минут пять пешком. Не дальше, чем до супермаркета.
Зашла внутрь, и тут же как будто пропало время. Стою в проходе, передо мной - распятие, по бокам колонны. Мягкий коричневый свет, как внутри ночного цветка. Пустые лавки, гулкое пространство и тишина. Только молитвенники раскрытые лежат. И никого. Как будто специально для меня.
И тут меня накрыло. Словно только этого и ждала.
Села на лавку и рыдала часа полтора. От души так, как в детстве. И никого.
У меня для слез, как у эскимосов для снега, сто имен и сто названий. Бывают очень тяжелые, неправильные, когда ссоришься с собой и все внутри неправы. Бывают страшные. А бывают трудные, но светлые, когда просто нужно поплакать, когда это просто жизнь, просто эмоция, просто энергия. Когда нужно деть куда-то свои вопросы, расписаться в собственной временной беспомощности, признаться, что есть вопрос, но пока нет ответа, но ответ очень нужен. Или когда просто нужно набраться сил.
И в этот момент с собой не ссоришься; совсем наоборот.
Я с зимы, наверное, с собой не ссорилась. Все в гармонии, абсолютно все. И все очень правильно происходит.
И вот я сидела и рыдала. Как последние несколько дней, но лучше и чище.
Потом пришел монах, седенький дядька в светло-лиловой рясе. Зажег свет. Ходил-ходил, полистал священную книгу у алтаря. Сел далеко от меня и принялся молиться. Сначала голову на руки бросил, потом поднял. Открыл маленькую книжку, воткнул в нее взгляд и начал молиться снова. Так и сидели: он о своем, я о своем.
Ну ладно, подумала я наконец. Раз такое дело, надо писать.
Была даже шальная мысль в темпле писать - уж больно хорошо там было - но все же побоялась, что не поймут и отругают.
Ушла, дошла до отеля, взяла компьютер.
Вернулась.
Села на лавку рядом с темплом в тени платанов у детской площадки, ноги скрестила по-турецки и писала часа полтора. Месса началась, месса кончилась. Люди вышли, стали гомонить. Ага, думаю, пора, значит, домой. В оперу собираться. И ушла от них.
Сейчас перечитала то, что написалось - а ничего, неплохо. Не Букер, но и не говно.
Завтра еще пойду. Раз вот оно все так.
Вот такая миссия, мать ее, будь она неладна.
Мдя, был, конечно, запрос у меня к этому путешествию. Так вот, если все это - ответ, то ну, господи, ты и шутишь. Да лучше бы я туалетную бумагу продавала.
