Суета сует и томление духа. А может, и нет.
Ну что ж, Двура, жена Захарьяху Бен Ахава, свою жизнь прожила.
Рефрен: пока содрогаются царства, приходят и уходят пророки, кто будет мыть посуду?
Счастье: когда все дома. Племянница расскажет новости; муж добросовестно выпасает коз и в жертву принесет столько, сколько ему скажешь; блудный блаженненький сын пришел и отогревается у домашнего очага, дочь замужем и, собственно, спасла от побивания камнями своего брата, подсказав про "блаженного". Жду внуков.
Вывод: главное - правильно выдать дочь замуж.
Дальше - "простыни" подробностей. Мое дело предупредить. Лучше читайте сначала благодарности.
Вехи:
- переживания из-за семейного скандала, связанного с женой мужниного брата. А вдруг на семью падет тень, и дочку Шломит никто в жены не захочет брать? И сын пропал несколько лет назад, сердце болит о нем.
- два кандидата в мужья для Шломит; на одного она, кажется, глаз положила, зато другой - на нее. Однако Натаниэль чересчур горяч, от него веет опасностью, надо держаться от него подальше. А Хам - сын уважаемого человека, богат, благочестив (даже хорошо, что саддукей, меньше голову девочке морочить будет) и явно влюблен. Итак, привечаем Хама.
- племянница Ханна убеждает, что видела сына моего, Иешуа, в городе. Указывает на него, спрашивает, почему я его не узнаю. Я в смятении. Ремарка по жизни: здесь вышло смешно, потому что я вообще точно знаю, как выглядит мой "сын" (лица еще могу забывать, но рост - никогда), но поскольку Ханна его не видела и подобную информацию могла получить только от мастеров, то я внезапно подумала: вдруг игрока заменили в последний момент? Решила узнать в высших инстанциях, сочла, что по игре это сделать веселее, и уже почти отправилась в пустыню (даже мужа уговорила отпустить меня!!), однако на выходе из дома получила "божественное откровение" в виде Миши, держашего руки над головой, возрадовалась, никуда не пошла и сказала Ханне, что тот, на кого она указывает, ТОЧНО не мой сын. Она просто немного напутала...
- картина маслом: возвращение блудного сына. Он тоже проповедует - и, пожалуй, то, что мне больше всего нравится. И точно надо кивать и соглашаться - а то опять куда-нибудь уйдет, потом его ищи-свищи.
- колдунью побивают камнями - народ израилев вообще начинает все время хотеть кого-нибудь побить камнями. А я не хочу так. Пойду еще сына послушаю.
- деверь и его жена врываются в римское капище, низвергают идолов. Их приговаривают к распятию. Весь народ просит о милости, даже римляне просят о милости, однако Пилат непреклонен, и в его понимании милость - это легкая смерть. Разве может тогда человек добиться милосердия, если оно тоже для всех разное? Нет у моего сына для меня утешения. Траур. Слезы все выплаканы, и больше их не будет.
- (на самом деле игра на этом для меня фактически закончилась, но оставался еще целый день, в который надо было что-то делать).
- Дом. Хозяйство. Отстаиваем винодельню (спасибо Ироду Филиппу). Для племянницы шью львиную шкуру (ибо муж приказал повесить ее на стену до своего пробуждения, а Ханна шить львиные шкуры не умеет). Новостей знать не хочу, ни в чем участвовать не хочу - бессмысленно.
- Шаббат: прошу у мужа разрешения почитать Книгу Екклесиаста. И читаю - целиком, вслух. Сын приходит, слушает, уходит. Не отвлекаюь на него: авось поймет, что духовного роста у меня не предвидится.
- смерть Натаниэля. Бедный мальчик. А он так нравился дочке...
- сын воскрешает Натаниэля, хотя сам это отрицает. Неужели машиах - это как раз тот, кто себя таковым не считает? А люди идут за ним. Пожалуй, лучший вариант (поиграю еще).
- Хотим не дать Натаниэлю развязать войну. Не даем забить камнями Натаниэля. Грешно? Нет? Милосердно? Жестоко? Справедливо? Несправедливо? Что может об этом сказать женщина, для которой главное - мир в доме? Да ничего. Но делать она будет так. Как потом скажет Шломит, надо меньше рассуждать и сначала просто делать.
- сын объявляет себя машиахом (вот блин! Такой же, как все). Лишь бы не убили его, блаженного. (Кстати, персонаж почувствовал в момент объявления решения Синедриона по лжепророкам огромную благодарность к наси Шаулу, который собственного сына приговорил, а моего мне оставил. И хотя понимаю, что решение принимал Синедрион, а не наси, но я почувствовала именно так - его голос слышала. Вот это был сильнейший момент для меня в игре). Теперь сыну - кивать, рядом стоять, на ужин ждать.
- Собственно ужин, когда все уже закончилось почти совсем: дочь с мужем пришла к матери и готовит, она беременна, и у меня появятся внуки! Иешуа сидит завернутый в пледик отогревается у домашнего очага, муж работает, я грею сыну вино и шикаю на гостя, который притащился опять расспрашивать Иешуа о высоких материях - что ж его в покое-то никто не оставит, вот пристали, как банный лист к одному месту!
- внезапная трагедия: у племянницы забили камнями мужа-прелюбодея, и хотя я не уверена в его невиновности, но пусть она верит, так ей будет легче.
- финал: Иешуа сам понял, что он не избранный (ура!); как его теперь успокоить? Зато, может быть, теперь получится женить (жаль, времени по игре не хватит). Но об этом я ему пока не скажу...
Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует,- всё суета!
Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.
Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.
Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.
Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме; и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё - суета и томление духа!
Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.
Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания.
И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.
<...>
Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Что пользы работающему от того, над чем он трудится?
Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.
Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.
Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.
И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это - дар Божий.
Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить,- и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.
Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было,- и Бог воззовет прошедшее.
Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.
И сказал я в сердце своем: "праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там".
Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; потому что участь сынов человеческих и участь животных - участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё - суета!
Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.
Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?
Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это - доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?
Парадокс в том, что игра убедила персонажа верить в "маленького" человека. Человека, который "растит свой сад" и свой кусочек мира пытается сделать получше. Ибо примирить закон и милосердие невозможно (а играть три дня в неразрешимое противоречие, в которое персонаж уперся, просто сил нет), следовательно, глобального решения проблемы не существует в этом земном мире. Остается "есть, пить, веселиться" и надеяться, что люди вокруг станут поступать так, чтобы ты не плакала. Стараться понять их, не осуждать, говорить с ними. Не стоять в стороне, когда знаешь, как поступать, но не поддаваться риторике и не обнажать меч. Потому что нельзя сказать, будто зол тот римлянин, что распинал твоего родича; что зол наси, приготовившийся бросить камень в собственного сына; что зол пылкий мальчик, посчитавший себя пророком и призывавший к войне; что зол мытарь, женившийся на твоей племяннице и принесший ей много радости, но сотворивший насилие над пленницей...
...Как говорил Пушкин: закон необходим, но нужна высшая милость, умягчающая закон. Так что (теперь - Вольтер) если бы бога не было, его следовало бы придумать. Правда только, что игрока это верить в бога не убедило. А персонаж даже разочаровался в любых внешних ритуалах и жертвы приносил под конец просто автоматически, надеясь, что там, может, будет получше, если есть это там, а здесь остается просто как-то жить, ибо Господь шлет кары постоянно, а очищаться, видимо, без толку. И самая большая его милость - это дочка, которая смогла подкинуть Синедриону мысль, что брат - безобидный блаженный, и преследовать его не надо.
Я чувствую здесь логические ошибки, но и черт с ними.
Два сильных переживания по жизни:
- не выношу физического насилия вообще на любых играх - даже понарошку. Только если меня саму казнят, а больше - нет. Оттого и ревела как-то не совсем по игре.
- тяжело, когда по игре надо спорить, а по жизни хочется согласиться. И наоборот. Вот это касается только данной игры, поскольку споры были о смысле жизни, да еще и в таком библейском контексте.
Благодарности.
Спасибо Кате Украинской, которая не играла, но помогла дошить костюм в ночь перед игрой, пока я судорожно дорабатывала работу %
Спасибо мастерам, которых я, к своему стыду, до сих пор не очень хорошо знаю!
Спасибо Зебадьяху-Тору, который затащил меня играть. Если б ты уже всем меня не представил, я бы не поехала. Но за полторы недели до на игру по такому сюжету - больше не хочу! (За пледик спасибо отдельно :)
Спасибо Шломит-Артемке, сестре моей греческой дочери моей иудейской, за легкость семейной жизни, прекрасные разговоры по игре и понимание, когда нужно поговорить и напоить чаем по жизни. Дома было настолько хорошо, что как-то с момента твоего замужества резко почувствовалась пустота. Я даже пожалела, что мало завязала знакомств с соседками, и не с кем теперь просто посудачить. И, кстати, одна из причин, почему я все-таки поехала на игру, - это возможность поиграть с тобой в одной команде!
Спасибо моему мужу Захарьяху-Дугласу, который дал мне поиграть в ведение хозяйства и даже послушал, как я читаю на Шаббат.
Спасибо племяннице Ханне-Маргарите за возможность почувствовать себя "первой женщиной в роде" (мем чудесен ведь!) и, когда все уже стало суетой сует, гонять племянницу: "Ханна, милая, сходи узнай... Ханна, принеси... Ханна, пойди передай..." - а самой уединенно шить львиную шкуру и убирать дом. И за возможность "отговорить" в конце игры все, что накопилось, спасибо. С почином! Ты была очень хороша.
Спасибо ятровке Елишебе-Злате за то, что мы играли в разное, и это был такой контраст, какой все делал лучше. Да, и за то, что я впервые в живой речи смогла употребить слово "ятровка" :)
Спасибо сыну, что приехал - единственная моя вводная, по сути)
Спасибо Хаму, победителю львов! Славный зять, пускал мою дочь обратно в отчий дом помогать по хозяйству) Достойно сватался, достойно говорил, сделал Шломит счастливой и, в общем-то, знатной дамой с такими полезными связями :)
Спасибо сыну хозяина гостиницы (прости, не помню, как тебя зовут) за бесплатный выпас нашего одинокого тельца и за то, что доел шпроты.
Спасибо римлянину, который любезно согласился разжечь нам огонь на шаббат (то бишь включить газ в джетбойле)!
С кем я мало или совсем не играла, но кем искренне восхитилась:
- Шаул Бар Толомай! Великолепный арбитр, волевой, твердый в убеждениях человек железная леди. Голос Синедриона. Никто лучше не смог бы.
- Новый первосвященник, своей мудростью на открытом заседании Синедриона заставивший многих им восхититься, а мою дочь Шломит позднее в храме - пойти в нему в ученицы. Вообще извинения Синедриона перед народом - это было хорошо (интересно, кто придумал?). Хотя моему персонажу и было уже все равно.
- Ирод Филипп. Это ж уметь надо так играть, чтоб понравиться простому народу, быть везде, в курсе всего и помогать - деньгами, советом, протекцией, выглядеть благочестивым, а на деле хитро устранять противников на пути к власти и предаваться, эээ... всякому нехорошему)
- Варавва (или на тот момент не Варавва, но точно Тинкас) - блестящий в споре. Жаль, что мой персонаж не хотел вступать в дискуссию - а вот я бы с удовольствием, из любви к искусству поговорила вместо сына. Логика, аргументация, ораторское искусство - ах, просто минутка чистого наслаждения.
Рефрен: пока содрогаются царства, приходят и уходят пророки, кто будет мыть посуду?
Счастье: когда все дома. Племянница расскажет новости; муж добросовестно выпасает коз и в жертву принесет столько, сколько ему скажешь; блудный блаженненький сын пришел и отогревается у домашнего очага, дочь замужем и, собственно, спасла от побивания камнями своего брата, подсказав про "блаженного". Жду внуков.
Вывод: главное - правильно выдать дочь замуж.
Дальше - "простыни" подробностей. Мое дело предупредить. Лучше читайте сначала благодарности.
Вехи:
- переживания из-за семейного скандала, связанного с женой мужниного брата. А вдруг на семью падет тень, и дочку Шломит никто в жены не захочет брать? И сын пропал несколько лет назад, сердце болит о нем.
- два кандидата в мужья для Шломит; на одного она, кажется, глаз положила, зато другой - на нее. Однако Натаниэль чересчур горяч, от него веет опасностью, надо держаться от него подальше. А Хам - сын уважаемого человека, богат, благочестив (даже хорошо, что саддукей, меньше голову девочке морочить будет) и явно влюблен. Итак, привечаем Хама.
- племянница Ханна убеждает, что видела сына моего, Иешуа, в городе. Указывает на него, спрашивает, почему я его не узнаю. Я в смятении. Ремарка по жизни: здесь вышло смешно, потому что я вообще точно знаю, как выглядит мой "сын" (лица еще могу забывать, но рост - никогда), но поскольку Ханна его не видела и подобную информацию могла получить только от мастеров, то я внезапно подумала: вдруг игрока заменили в последний момент? Решила узнать в высших инстанциях, сочла, что по игре это сделать веселее, и уже почти отправилась в пустыню (даже мужа уговорила отпустить меня!!), однако на выходе из дома получила "божественное откровение" в виде Миши, держашего руки над головой, возрадовалась, никуда не пошла и сказала Ханне, что тот, на кого она указывает, ТОЧНО не мой сын. Она просто немного напутала...
- картина маслом: возвращение блудного сына. Он тоже проповедует - и, пожалуй, то, что мне больше всего нравится. И точно надо кивать и соглашаться - а то опять куда-нибудь уйдет, потом его ищи-свищи.
- колдунью побивают камнями - народ израилев вообще начинает все время хотеть кого-нибудь побить камнями. А я не хочу так. Пойду еще сына послушаю.
- деверь и его жена врываются в римское капище, низвергают идолов. Их приговаривают к распятию. Весь народ просит о милости, даже римляне просят о милости, однако Пилат непреклонен, и в его понимании милость - это легкая смерть. Разве может тогда человек добиться милосердия, если оно тоже для всех разное? Нет у моего сына для меня утешения. Траур. Слезы все выплаканы, и больше их не будет.
- (на самом деле игра на этом для меня фактически закончилась, но оставался еще целый день, в который надо было что-то делать).
- Дом. Хозяйство. Отстаиваем винодельню (спасибо Ироду Филиппу). Для племянницы шью львиную шкуру (ибо муж приказал повесить ее на стену до своего пробуждения, а Ханна шить львиные шкуры не умеет). Новостей знать не хочу, ни в чем участвовать не хочу - бессмысленно.
- Шаббат: прошу у мужа разрешения почитать Книгу Екклесиаста. И читаю - целиком, вслух. Сын приходит, слушает, уходит. Не отвлекаюь на него: авось поймет, что духовного роста у меня не предвидится.
- смерть Натаниэля. Бедный мальчик. А он так нравился дочке...
- сын воскрешает Натаниэля, хотя сам это отрицает. Неужели машиах - это как раз тот, кто себя таковым не считает? А люди идут за ним. Пожалуй, лучший вариант (поиграю еще).
- Хотим не дать Натаниэлю развязать войну. Не даем забить камнями Натаниэля. Грешно? Нет? Милосердно? Жестоко? Справедливо? Несправедливо? Что может об этом сказать женщина, для которой главное - мир в доме? Да ничего. Но делать она будет так. Как потом скажет Шломит, надо меньше рассуждать и сначала просто делать.
- сын объявляет себя машиахом (вот блин! Такой же, как все). Лишь бы не убили его, блаженного. (Кстати, персонаж почувствовал в момент объявления решения Синедриона по лжепророкам огромную благодарность к наси Шаулу, который собственного сына приговорил, а моего мне оставил. И хотя понимаю, что решение принимал Синедрион, а не наси, но я почувствовала именно так - его голос слышала. Вот это был сильнейший момент для меня в игре). Теперь сыну - кивать, рядом стоять, на ужин ждать.
- Собственно ужин, когда все уже закончилось почти совсем: дочь с мужем пришла к матери и готовит, она беременна, и у меня появятся внуки! Иешуа сидит завернутый в пледик отогревается у домашнего очага, муж работает, я грею сыну вино и шикаю на гостя, который притащился опять расспрашивать Иешуа о высоких материях - что ж его в покое-то никто не оставит, вот пристали, как банный лист к одному месту!
- внезапная трагедия: у племянницы забили камнями мужа-прелюбодея, и хотя я не уверена в его невиновности, но пусть она верит, так ей будет легче.
- финал: Иешуа сам понял, что он не избранный (ура!); как его теперь успокоить? Зато, может быть, теперь получится женить (жаль, времени по игре не хватит). Но об этом я ему пока не скажу...
Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует,- всё суета!
Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.
Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.
Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.
Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме; и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё - суета и томление духа!
Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.
Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания.
И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.
<...>
Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Что пользы работающему от того, над чем он трудится?
Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.
Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.
Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.
И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это - дар Божий.
Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить,- и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.
Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было,- и Бог воззовет прошедшее.
Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.
И сказал я в сердце своем: "праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там".
Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; потому что участь сынов человеческих и участь животных - участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё - суета!
Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.
Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?
Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это - доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?
Парадокс в том, что игра убедила персонажа верить в "маленького" человека. Человека, который "растит свой сад" и свой кусочек мира пытается сделать получше. Ибо примирить закон и милосердие невозможно (а играть три дня в неразрешимое противоречие, в которое персонаж уперся, просто сил нет), следовательно, глобального решения проблемы не существует в этом земном мире. Остается "есть, пить, веселиться" и надеяться, что люди вокруг станут поступать так, чтобы ты не плакала. Стараться понять их, не осуждать, говорить с ними. Не стоять в стороне, когда знаешь, как поступать, но не поддаваться риторике и не обнажать меч. Потому что нельзя сказать, будто зол тот римлянин, что распинал твоего родича; что зол наси, приготовившийся бросить камень в собственного сына; что зол пылкий мальчик, посчитавший себя пророком и призывавший к войне; что зол мытарь, женившийся на твоей племяннице и принесший ей много радости, но сотворивший насилие над пленницей...
...Как говорил Пушкин: закон необходим, но нужна высшая милость, умягчающая закон. Так что (теперь - Вольтер) если бы бога не было, его следовало бы придумать. Правда только, что игрока это верить в бога не убедило. А персонаж даже разочаровался в любых внешних ритуалах и жертвы приносил под конец просто автоматически, надеясь, что там, может, будет получше, если есть это там, а здесь остается просто как-то жить, ибо Господь шлет кары постоянно, а очищаться, видимо, без толку. И самая большая его милость - это дочка, которая смогла подкинуть Синедриону мысль, что брат - безобидный блаженный, и преследовать его не надо.
Я чувствую здесь логические ошибки, но и черт с ними.
Два сильных переживания по жизни:
- не выношу физического насилия вообще на любых играх - даже понарошку. Только если меня саму казнят, а больше - нет. Оттого и ревела как-то не совсем по игре.
- тяжело, когда по игре надо спорить, а по жизни хочется согласиться. И наоборот. Вот это касается только данной игры, поскольку споры были о смысле жизни, да еще и в таком библейском контексте.
Благодарности.
Спасибо Кате Украинской, которая не играла, но помогла дошить костюм в ночь перед игрой, пока я судорожно дорабатывала работу %
Спасибо мастерам, которых я, к своему стыду, до сих пор не очень хорошо знаю!
Спасибо Зебадьяху-Тору, который затащил меня играть. Если б ты уже всем меня не представил, я бы не поехала. Но за полторы недели до на игру по такому сюжету - больше не хочу! (За пледик спасибо отдельно :)
Спасибо Шломит-Артемке, сестре моей греческой дочери моей иудейской, за легкость семейной жизни, прекрасные разговоры по игре и понимание, когда нужно поговорить и напоить чаем по жизни. Дома было настолько хорошо, что как-то с момента твоего замужества резко почувствовалась пустота. Я даже пожалела, что мало завязала знакомств с соседками, и не с кем теперь просто посудачить. И, кстати, одна из причин, почему я все-таки поехала на игру, - это возможность поиграть с тобой в одной команде!
Спасибо моему мужу Захарьяху-Дугласу, который дал мне поиграть в ведение хозяйства и даже послушал, как я читаю на Шаббат.
Спасибо племяннице Ханне-Маргарите за возможность почувствовать себя "первой женщиной в роде" (мем чудесен ведь!) и, когда все уже стало суетой сует, гонять племянницу: "Ханна, милая, сходи узнай... Ханна, принеси... Ханна, пойди передай..." - а самой уединенно шить львиную шкуру и убирать дом. И за возможность "отговорить" в конце игры все, что накопилось, спасибо. С почином! Ты была очень хороша.
Спасибо ятровке Елишебе-Злате за то, что мы играли в разное, и это был такой контраст, какой все делал лучше. Да, и за то, что я впервые в живой речи смогла употребить слово "ятровка" :)
Спасибо сыну, что приехал - единственная моя вводная, по сути)
Спасибо Хаму, победителю львов! Славный зять, пускал мою дочь обратно в отчий дом помогать по хозяйству) Достойно сватался, достойно говорил, сделал Шломит счастливой и, в общем-то, знатной дамой с такими полезными связями :)
Спасибо сыну хозяина гостиницы (прости, не помню, как тебя зовут) за бесплатный выпас нашего одинокого тельца и за то, что доел шпроты.
Спасибо римлянину, который любезно согласился разжечь нам огонь на шаббат (то бишь включить газ в джетбойле)!
С кем я мало или совсем не играла, но кем искренне восхитилась:
- Шаул Бар Толомай! Великолепный арбитр, волевой, твердый в убеждениях человек железная леди. Голос Синедриона. Никто лучше не смог бы.
- Новый первосвященник, своей мудростью на открытом заседании Синедриона заставивший многих им восхититься, а мою дочь Шломит позднее в храме - пойти в нему в ученицы. Вообще извинения Синедриона перед народом - это было хорошо (интересно, кто придумал?). Хотя моему персонажу и было уже все равно.
- Ирод Филипп. Это ж уметь надо так играть, чтоб понравиться простому народу, быть везде, в курсе всего и помогать - деньгами, советом, протекцией, выглядеть благочестивым, а на деле хитро устранять противников на пути к власти и предаваться, эээ... всякому нехорошему)
- Варавва (или на тот момент не Варавва, но точно Тинкас) - блестящий в споре. Жаль, что мой персонаж не хотел вступать в дискуссию - а вот я бы с удовольствием, из любви к искусству поговорила вместо сына. Логика, аргументация, ораторское искусство - ах, просто минутка чистого наслаждения.