Сверхновая
И высь, и ширь путей раздольных
Сквозь хаос четырех сторон,
И свет священных белых молний
Сквозь мутный мертвенный неон.
И кровью Солнца день пронизан,
И гром - обвал бетонных плит.
Кто нами создан, нами вызван, -
Тот старый мир испепелит.
Попытка не научить, а именно преобразить человека - это всегда алхимия. Алхимик формулирует идею и концентрическими кругами расставляет колбы и реторты, двигаясь от периферии к центру. Преобразование любого камня до состояния золота. Алхимик любит свою идею и сам меняется под воздействием эксперимента.
Возможно, сыграла роль моя гордыня. Вмешаться в божественный замысел, ускорить его. Возможно, не очистившись сам, я захотел очистить от грехов металл, метафорично выраженный в идее философского камня.
Изменение бытия отдельно взятого человека через интертекст. "Надо до алмазного накала прокалить всю толщу бытия, если ж дров в плавильне мало, Господи, вот плоть моя!"
Переплавить её официоз, поменять смертную маску порока на человеческое лицо - такой была моя алхимическая задача. Слово есть великий и главный ингредиент, синоним планет и свинца. Слово меняет и переплавляет реальность. Тем паче - в великом романе. Продвигаясь по концентрическим кругам к её отравленной душе, я проверил ещё одну истину - великий роман не существует без нашей крови. Он стал частью моей личности, эксперимент изменил наблюдателя.
В одной из реторт я ошибся. Температура огня была недостаточной, а может быть я перепутал ингредиенты. Что-то пошло не так. Гомункул переродился в Франкенштейна. Падение империи и катастрофа сознания отдельно взятой личности - вещи одного порядка. Я не учёл, возможно, одну единственную деталь, как не учитывались крошечные бактерии в борьбе производительных отношений.
В процессе алхимической мистерии, я почувствовал ответственность за свой эксперимент. Я заложил в неё судьбу и моя собственная повисла на волоске. Я показал ей алгоритм и закрыл книгу. То, что произошло впоследствии поставило под удар всё, во что я верил и что пытался ей передать. Ни с чем не сравнимый ужас и отчаянье алхимика, когда созданный им Франкенштейн пытается убить его. Творение губит творца. Но даст Бог - завершу свой эксперимент Победой.
К тому же азарт - я хочу сломать пустошь её сознания. Это больно, жестоко. Но в парадигме массового сознания есть только одно противопоставление - Meister - палач. Пустота бросает мне вызов. В ней всегда ощущался какой-то извращённый апокалиптический архетип. Она бросила вызов Богу, пойдя на обман и погубив свою душу - значит, я должен спасти её, взяв на себя ответственность. Я выведу божий закон, заключённый в логике категорического императива, чего бы это не стоило. И будет свет через покаяние, чистое и искреннее. Наверное, это к лучшему. Если через призму предательства и мерзости я полюблю мудрость, значит, я одержу победу над материей, подарю духу свободу от дуализма. Я вычищу её авгиевы конюшни. Тот мир, который я ей приоткрыл - поэзия, написанная кровью и судьбой. Причём, не только моей. Слишком дорогая цена, чтобы останавливаться на половине пути.
Есть ли категорической императив? Не узаконилась ли грязь в наших душах? Так странно задавать себе эти вопросы, столкнувшись с заурядной, на обывательский взгляд, ситуацией. Терзаемый в бытности вопросами вселенского масштаба, я теперь понял, где на самом деле проходит эта линия фронта. В этой несчастной, отравленной жизнью судьбе, за которую я так небрежно и неосознанно начал войну и проходит эта линия, где по одну сторону - Христос, а по другую - пустота.