Возвращение в Брайдсхэд, или изгнание из рая
Ивлина Во до сей поры я не читала. Помню, что в университете про него в курсе очень кратко сказали как-то, а в общих кругах говорили выборочно. Есть и есть. Не читала, не интересовалась. Вот взяла. Прочитала одним махом за три дня, почти без остановки. Ближе к концу, уже изнемогала, когда же, когда что-нибудь тут уже произойдет, что-то, обещанное с первых же страниц с ретордациями и ретроспекциями, вроде "Я здесь уже бывал", 10 лет назад, пять лет назад и т.д. и т.п. Первое, о чем я подумала и что себе представила, это то, что я ищущий голливудский сценарист, которому срочно нужно взять какую-нибудь историю и оприходывать продюссерские деньги. И вот на лицо - богатая английская семья, вроде бы очень разнообразные персонажи, скелеты в шкафу. Там даже эпизоды очень кинематографичны. Например, конец пролога, когда Райдер стоит в сумерках у темного Брайдсхэда и говорит вот эти слова: "Я все здесь знаю, Хупер. Я здесь уже бывал". Так и представляю себе сурового постаревшего Брэда Пита в форме времен второй мировой войны и с взглядом из его "Легенд осени". Вот как раз, продюсер будет доволен.
Собственно и дальше история разворачивается очень даже кинематографично, вот только никак не могла я понять, в чем конфликт, в чем ужас, в чем пафос. Вроде бы читаешь, что-то там тебе автор закидывает, постоянно убегает вперед, потому что речь идет от первого лица, все это воспоминания, но когда доходит до сути вопроса - ну так вот и так. Например, воспоминания про "тот самый ужасный вечер", когда Себастиан напился на званом семейном ужине и устроил небольшой контрданс в кругу семьи, уже когда гости разошлись. Ну, напился и напился, никаких там признаний, погромов и проклятий. Просто мать увидела его пьяным и это стало ей еще куда более очевидней, чем раньше. Ладно. Но почему для героев этот ужин остается одним из поворотных моментов и ужасных воспоминаний - мне представляется с трудом.
Ну, к середине книги кое-как стало понятно, что тут маман семейства - одна из главных злодеек. Прописана она очень мало. Появляется в книге не часто. Возможно, тут же повествование от первого лица и герой наш с ней виделся и общался не так хорошо с ней. О ней мы узнаем посредством рассказов ее детей - Себастиана, Джулии. И ничего такого устрашающего, казалось бы. Есть сильная женщина, очень верующая, смогшая внушить своим детям веру, подобную бумерангу, они ее бросили втихомолку, но она к ним все равно вернулась. И мучаются они. Называют себя полуязычниками, спят, с кем хотят, буйствую, пьянствуют, но когда остаются одни, дрожат в своих кроватях от неизбывной католической вины. Себастиан доходит до ручки, кидая и кидая этот бумеранг, а Джулия, бросив его однажды, долго-долго ждала, когда он вернется и уж совсем, казалось, бесследно он исчез, но вдруг со свистом пал ей в руки и она ухватилась за него, не желая теперь расстаться с этой своей верой.
И в чем вся трагедия? Сын - то ли гомик, то ли просто алкоголик. Дочь - вышла замуж по расчету, но просчиталась и завела любовника. Есть еще старшый сын (самый представляемый мне парень), девственник-переросток, разложивший мир по полочкам. Мать - католичка, отец живет в Венеции с любовницей открыто. Ну и что? Разве все это рушит теперешние семьи? Пусть даже в самых больших аристократических кругах Лондона?
И тут я нащупала некоторую нить. В самом начале мы встречаем такого героя - Хупер, он подчиненный Райдера в армии.Про него Райдер говорит, что Хупер - вот оно новое поколение:
"Хупер не был романтиком. Он не скакал мальчиком с конницей принца Руперта и не сидел у лагерных костров на берегу Ксанфа; в том возрасте, когда глаза мои оставались сухи ко всему, кроме поэзии- во время краткой стоической предзимней интерлюдии, которую вводят наши школы, отделяя легкие детские слезы от мужских,- Хупер много плакал, но не над речью Генриха в день святого Криспина и не над Фермопильской эпитафией. В истории, которой его обучали, было мало битв, зато изобиловали подробности о демократических законах и новейшем промышленном прогрессе. Галлиполи, Балаклава, Квебек, Лепанто, Бан нокберн, Ронсеваль и Марафон, а также битва на холмах Запада, где пал Артур, и еще сотня таких же трубных имен, которые и ныне, в мои преклонные неправедные лета, звучали мне через всю прошедшую жизнь властным, чистым голосом отрочества, для Хупера оставались немы.
Он редко жаловался. Сам такой человек, которому опасно доверить простейшую работу, он питал безграничное уважение к хорошей организации дела и, оглядываясь на свой скромный коммерческий опыт; часто говорил про армейские порядки в снабжении, выплате жалованья и в использовании рабочей силы: «Не ет, в бизнесе бы им такое с рук не сошло». Он крепко спал, когда я лежал без сна. За то недолгое время, что мы провели вместе, Хупер стал для меня воплощением Молодой Англии, так что, встречая в газетах рассуждения о том, чего ждет Молодежь от Будущего и в чем долг человечества перед Молодежью, я всегда проверял эти общие положения, подставляя на место «Молодежи» «Хупера» и наблюдая, не утратили ли они от этого убедительность. Так, в темные часы перед побудкой я размышлял о «Прогрессивном движении Хупера» и об «Общежитиях для Хупера», о «Солидарности Хуперов во всем мире» и о «Хупере и религии». Он был кислотной пробой для всех этих сплавов"И вот это - единственное, что узнаем мы о Хупере во всей большой книге. А я тут вставила цитату о нем, больше, чем сама думаю о всей книге. И мне кажется, это потому,ч то Ивлин Во и писал эту книгу для Хуперов, зная наперед, что ни Хупер, ни я, потому что я уже продолжение Хупера, совершенно не поймем то поколение, то ощущение, ту веру людей. Когда я закрыла книжку, то подумала: Боже мой, какая глупость, думать, что ты грешишь, когда ты любишь человека, и обрекать себя на бессовестную и бессмысленную жизнь, все равно мучаяясь. Но вот ведь - люди жили так. Сейчас это сложно уловить и понять. Может, Во и писал, чтобы хуперы думали: какая чушь так поступать, как поступила Джулия. Они так и подумали. И я так думаю. А большего мне не дано.
Собственно и дальше история разворачивается очень даже кинематографично, вот только никак не могла я понять, в чем конфликт, в чем ужас, в чем пафос. Вроде бы читаешь, что-то там тебе автор закидывает, постоянно убегает вперед, потому что речь идет от первого лица, все это воспоминания, но когда доходит до сути вопроса - ну так вот и так. Например, воспоминания про "тот самый ужасный вечер", когда Себастиан напился на званом семейном ужине и устроил небольшой контрданс в кругу семьи, уже когда гости разошлись. Ну, напился и напился, никаких там признаний, погромов и проклятий. Просто мать увидела его пьяным и это стало ей еще куда более очевидней, чем раньше. Ладно. Но почему для героев этот ужин остается одним из поворотных моментов и ужасных воспоминаний - мне представляется с трудом.
Ну, к середине книги кое-как стало понятно, что тут маман семейства - одна из главных злодеек. Прописана она очень мало. Появляется в книге не часто. Возможно, тут же повествование от первого лица и герой наш с ней виделся и общался не так хорошо с ней. О ней мы узнаем посредством рассказов ее детей - Себастиана, Джулии. И ничего такого устрашающего, казалось бы. Есть сильная женщина, очень верующая, смогшая внушить своим детям веру, подобную бумерангу, они ее бросили втихомолку, но она к ним все равно вернулась. И мучаются они. Называют себя полуязычниками, спят, с кем хотят, буйствую, пьянствуют, но когда остаются одни, дрожат в своих кроватях от неизбывной католической вины. Себастиан доходит до ручки, кидая и кидая этот бумеранг, а Джулия, бросив его однажды, долго-долго ждала, когда он вернется и уж совсем, казалось, бесследно он исчез, но вдруг со свистом пал ей в руки и она ухватилась за него, не желая теперь расстаться с этой своей верой.
И в чем вся трагедия? Сын - то ли гомик, то ли просто алкоголик. Дочь - вышла замуж по расчету, но просчиталась и завела любовника. Есть еще старшый сын (самый представляемый мне парень), девственник-переросток, разложивший мир по полочкам. Мать - католичка, отец живет в Венеции с любовницей открыто. Ну и что? Разве все это рушит теперешние семьи? Пусть даже в самых больших аристократических кругах Лондона?
И тут я нащупала некоторую нить. В самом начале мы встречаем такого героя - Хупер, он подчиненный Райдера в армии.Про него Райдер говорит, что Хупер - вот оно новое поколение:
"Хупер не был романтиком. Он не скакал мальчиком с конницей принца Руперта и не сидел у лагерных костров на берегу Ксанфа; в том возрасте, когда глаза мои оставались сухи ко всему, кроме поэзии- во время краткой стоической предзимней интерлюдии, которую вводят наши школы, отделяя легкие детские слезы от мужских,- Хупер много плакал, но не над речью Генриха в день святого Криспина и не над Фермопильской эпитафией. В истории, которой его обучали, было мало битв, зато изобиловали подробности о демократических законах и новейшем промышленном прогрессе. Галлиполи, Балаклава, Квебек, Лепанто, Бан нокберн, Ронсеваль и Марафон, а также битва на холмах Запада, где пал Артур, и еще сотня таких же трубных имен, которые и ныне, в мои преклонные неправедные лета, звучали мне через всю прошедшую жизнь властным, чистым голосом отрочества, для Хупера оставались немы.
Он редко жаловался. Сам такой человек, которому опасно доверить простейшую работу, он питал безграничное уважение к хорошей организации дела и, оглядываясь на свой скромный коммерческий опыт; часто говорил про армейские порядки в снабжении, выплате жалованья и в использовании рабочей силы: «Не ет, в бизнесе бы им такое с рук не сошло». Он крепко спал, когда я лежал без сна. За то недолгое время, что мы провели вместе, Хупер стал для меня воплощением Молодой Англии, так что, встречая в газетах рассуждения о том, чего ждет Молодежь от Будущего и в чем долг человечества перед Молодежью, я всегда проверял эти общие положения, подставляя на место «Молодежи» «Хупера» и наблюдая, не утратили ли они от этого убедительность. Так, в темные часы перед побудкой я размышлял о «Прогрессивном движении Хупера» и об «Общежитиях для Хупера», о «Солидарности Хуперов во всем мире» и о «Хупере и религии». Он был кислотной пробой для всех этих сплавов"И вот это - единственное, что узнаем мы о Хупере во всей большой книге. А я тут вставила цитату о нем, больше, чем сама думаю о всей книге. И мне кажется, это потому,ч то Ивлин Во и писал эту книгу для Хуперов, зная наперед, что ни Хупер, ни я, потому что я уже продолжение Хупера, совершенно не поймем то поколение, то ощущение, ту веру людей. Когда я закрыла книжку, то подумала: Боже мой, какая глупость, думать, что ты грешишь, когда ты любишь человека, и обрекать себя на бессовестную и бессмысленную жизнь, все равно мучаяясь. Но вот ведь - люди жили так. Сейчас это сложно уловить и понять. Может, Во и писал, чтобы хуперы думали: какая чушь так поступать, как поступила Джулия. Они так и подумали. И я так думаю. А большего мне не дано.