Наши мертвые как часовые
Я старею.
Это надо принять.
В этот приезд в Калининградскую область от ветра и яркого солнца у меня очень сильно разболелись глаза.
Я купила специальные капли и темные очки без диоптрий.
Это очень неудобно.
В Зеленоградске я ориентируюсь наощупь.
А в Отрадном вчера заблудилась.
Сегодня я сдала номер и отправилась на электричку.
Но потом вспомнила о традиции прощания с морем.
Вышла на пирс и бросила монетку.
И вот стою я ростом 156 в черных очках и с дорожной сумкой.
И слышу от молодой женщины,которая приняла меня за подростка:
"Вот теперь ты обязательно вернешься".
Мне бы промолчать.
А я ответила так, что женщина сменила улыбку на испуганную гримасу:"Куда же я денусь? Я здесь родилась и здесь могилы моих родственников".
И заплакала. Это очень удобно - плакать в темных очках. Никто не видит слез и красных глаз.
Я заплакала потому, что представила вдруг, как, умирая зимой 1960 года от легочной недостаточности, моя бабушка в ужасе думала, что похоронят ее на Неметчине. Её, вдову солдата, погибшего в боях с этими самыми немцами. Хотя моя бабушка была человеком глубоко верующим. А верующие люди по-другому воспринимают смерть.
Мой дедушка пропал без вести в октябре-декабре 1941 года.
В 70-е годы родственники решили увековечить его память на бабушкиной могиле.
Памятник моя тетя заказала в Латвии, где она тогда жила.
Это надо принять.
В этот приезд в Калининградскую область от ветра и яркого солнца у меня очень сильно разболелись глаза.
Я купила специальные капли и темные очки без диоптрий.
Это очень неудобно.
В Зеленоградске я ориентируюсь наощупь.
А в Отрадном вчера заблудилась.
Сегодня я сдала номер и отправилась на электричку.
Но потом вспомнила о традиции прощания с морем.
Вышла на пирс и бросила монетку.
И вот стою я ростом 156 в черных очках и с дорожной сумкой.
И слышу от молодой женщины,которая приняла меня за подростка:
"Вот теперь ты обязательно вернешься".
Мне бы промолчать.
А я ответила так, что женщина сменила улыбку на испуганную гримасу:"Куда же я денусь? Я здесь родилась и здесь могилы моих родственников".
И заплакала. Это очень удобно - плакать в темных очках. Никто не видит слез и красных глаз.
Я заплакала потому, что представила вдруг, как, умирая зимой 1960 года от легочной недостаточности, моя бабушка в ужасе думала, что похоронят ее на Неметчине. Её, вдову солдата, погибшего в боях с этими самыми немцами. Хотя моя бабушка была человеком глубоко верующим. А верующие люди по-другому воспринимают смерть.
Мой дедушка пропал без вести в октябре-декабре 1941 года.
В 70-е годы родственники решили увековечить его память на бабушкиной могиле.
Памятник моя тетя заказала в Латвии, где она тогда жила.