(не) для протокола
Отчёт под катом. В нём многого и многих нет, но лучше я выложу его сейчас, чем не допишу никогда.
Агент Келли, "Конатикс Индастриз". Так я представляюсь сейчас. Я вижу в глазах напротив разные эмоции. Страх. Недоверие. Непонимание. Надежду.
С надеждой сложнее всего. Будто вместо другого человека передо мной поставили зеркало, показывающее прошлое.
Я сразу вспоминаю, как агент Сэнд снимал меня с технического парапета монорельса, ведущего из Золотых Врат в Сингапур. Мне с трудом верилось в происходящее. В голове было мутно после очередных таблеток. Я понимала, что с этого момента меня больше не существует для моих родителей. У меня нет никого и ничего. Только голос Сэнда, пробивающийся откуда-то издалека. Как будто в моём ухе по-прежнему крошечный наушник, а я лежу на кровати в запертой снаружи комнате.
Я сама вышла на "Конатикс". Родители держали меня под постоянным надзором, как особо опасного преступника. У меня даже не было доступа к Экстранету. Только выученный наизусть простой маршрут дом-школа-психотерапевт-дом. Только меняющаяся время от времени реклама на сияющем неоном билборде за окном. Я почти поверила в то, что безумна я, а не они.
"Биотика - это ещё не конец" Всё ещё помню этот постер до мельчайших деталей. Я поймала момент, когда доктор вышел из кабинета, оставив коммуникатор на столе, и послала сигнал, открывая и закрывая канал связи с адресатом. Три коротких, три длинных, три коротких. Почему-то я верила: это сработает.
Нас отправили на станцию "Гагарин", чтобы мы могли научиться управлять своими способностями. Нам всем установили импланты. L2, второе поколение после совершенно неудачного первого. Не многим отличающееся в лучшую сторону. Извлечь или модернизировать его нельзя. Слишком опасно для жизни. Он до сих пор является причиной моих частых головных болей. Он работает нестабильно. Он не совершенен.
Нас было около шестидесяти. Я плохо помню лица и имена. За время программы я так толком и не смогла ни с кем сблизиться. Разве что с Клирик, этой шумной и вспыльчивой девчонкой с огненно рыжими волосами, торчащими во все стороны. Была ещё Радмила. Я не знаю, где она сейчас. Она улетела с Вирнусом и другими из группы Омега сразу по завершению программы. Мы с ней были похожи.
Я часто слышала разговоры о том, какие чудовища агенты, забравшие нас. Часто видела ненависть других кадетов к программе, к корпорации, к станции. Для меня всё было иначе. Станция стала моим домом. Возможно, потому что другого у меня попросту не было. Агент Сэнд вытащил меня из кромешного ада. Меня бы не было, если бы не он. Если бы не "Конатикс".
Меня впервые никто не пытался лечить. Помню свой шок от первого разговора с главным психологом программы, Альберто Марселло. Я очень долго избегала любых контактов - что с ним, что с Зоей Фармига. Да даже с Амитой Синкх. Помню ночные кошмары, в которых я кричала на Марселло: "Зачем вы собрали нас? Чтобы снова пичкать таблетками и подсовывать свои дурацкие тесты?" А он наступал на меня, потрясая своей папкой с нашими личными делами, не этот рыжеволосый мужчина, а уродливый горбун со скрипучим голосом.
Он нашёл меня, когда я бездумно сидела в отсеке с гипнокапсулами. Там было тише всего. Мне не хотелось ничего. Разве что выйти в шлюз и покончить со всем раз и навсегда. К счастью, для этого нужны были хоть какие-то силы. Не помню, сколько мы проговорили. Он не был похож на шарлатана. Не был похож на того, кого легко обвести вокруг пальца. Он просто делал свою работу. Сухо. Хорошо. Как должно. Мне это нравилось.
Я очень долго не понимала, кто я. Какой я должна стать. Куда я хочу развиваться. Меня как будто и не было, только оболочка, которую как-то звали. Которая как-то оказалась там, на станции. Я металась от одного к другому, от другого к третьему.
Я наконец-то могла быть собой. Мне не нужно было больше постоянно держать себя в руках, следить за тем, что и кому я говорю, вежливо улыбаться. Не нужно было быть нормальной. Я могла быть собой, но за всем тем, во что меня пытались превратить родители и врачи, за всеми этими препаратами, аппаратами, часами работы различных психотерапевтов - за всем этим попросту не осталось меня. Той меня. Одна лишь постоянная необходимость выжить. Постоянная необходимость не сойти с ума. Простые действия. Простые привычки. За которыми ничего.
Я могла быть кем угодно, но никто, никто не мог подсказать, кем я должна быть.
Сейчас, через время, я знаю: только я могу ответить на этот вопрос.
Забавно, что мои способности наиболее предрасположены к тому, чтобы проявляться через ярость, а не через контроль, как мне в какой-то момент начало казаться на станции.
Я не хотела быть частью группы Омега. Для меня это означало признать, что меня всё же переломало, окончательно и бесповоротно. Но я хотела учиться у их наставника, Вирнуса Аверитуса. Сперва потому что мне было близко то, о чём он говорил. Потом из злости: как так, здесь все учат всех, почему какой-то из путей может быть закрытым для всех, кроме кучки избранных, которые и пальца о палец не ударили, чтобы попасть в его группу? Потом из желания выжать из Программы и из себя по максимуму.
"Я слышала, вы искали меня, чтобы поговорить," - помню, как он удивился, когда я к нему подошла. Разговор с ним дал мне многое.
Тогда я бы никогда не призналась, но сейчас могу. Мне было тяжело. Я шла по пути силы, чтобы не быть слабой. Изматывала себя тренировками. Никогда не выходила победителем с занятий по боевой подготовке. Меня отправляли в нокаут, а я приходила в себя и пробовала снова и снова, невзирая на головную боль и тошноту, разбитые кулаки и синяки. "Сэр, разрешите ещё одну попытку, сэр!" - и Дельгадо, этот отставной военный, наш наставник, кивая, уступал мне место у тренажёра.
Я не сдалась даже после неудачной попытки гипноза, хоть он и закончился для меня так, что после него мы ещё два часа говорили с Марселло. Я видела ту же сцену в своих кошмарах. Война закончилась, все ликуют и пьют шампанское, а я, будто оцепеневшая, смотрю со стороны и понимаю: это они выиграли в этой войне. Они, а не я. Я свою войну проиграла. В том же кошмаре я стояла, склонившись над столом, и складывала буквы в слова: "НЕТ", "НЕТ", ещё одно "НЕТ". Нас заставляли делать бессмысленную работу, нас убивали за неподчинение, а я всё собирала из кучи букв это слово. Одно слово. "НЕТ".
Нас урезали в правах. Я не сомневалась, что всё закончится так. Программа дала нам три варианта: Альянс, Корпорация или статус душевно больного. Но когда прошёл первый шок, ко мне впервые в жизни пришло ясное понимание, что дальше. В шуме и суматохе я нашла Сэнда и попросила его рассказать, на что будет похожа моя жизнь, если я заключу контракт с "Конатикс". Меня полностью устроил его ответ.
Мы уже не свободны. Мы никогда не были свободны. Мы действительно другие. Нас всегда будут бояться. Нам никогда не будут полностью доверять. Но я нашла для себя способ жить настолько свободно, насколько свободно можно жить в рамках этой несвободы. И я нашла его здесь, в "Конатикс".
Я занимаюсь тем, что ищу подростков. Таких же, какими мы сами были ещё недавно. Я вытаскиваю их из такого же ада, из которого меня в своё время вытащил Сэнд. Неважно, что они думают об этом. Не все способны оценить. Кто-то считает меня чудовищем. Таким же, какими чудовищами некоторые из нас считали Сэнда и Стилл. Но я точно знаю. То, что я делаю, нужно.
Агент Келли, "Конатикс Индастриз". Так я представляюсь сейчас. Я вижу в глазах напротив разные эмоции. Страх. Недоверие. Непонимание. Надежду.
С надеждой сложнее всего. Будто вместо другого человека передо мной поставили зеркало, показывающее прошлое.
Я сразу вспоминаю, как агент Сэнд снимал меня с технического парапета монорельса, ведущего из Золотых Врат в Сингапур. Мне с трудом верилось в происходящее. В голове было мутно после очередных таблеток. Я понимала, что с этого момента меня больше не существует для моих родителей. У меня нет никого и ничего. Только голос Сэнда, пробивающийся откуда-то издалека. Как будто в моём ухе по-прежнему крошечный наушник, а я лежу на кровати в запертой снаружи комнате.
Я сама вышла на "Конатикс". Родители держали меня под постоянным надзором, как особо опасного преступника. У меня даже не было доступа к Экстранету. Только выученный наизусть простой маршрут дом-школа-психотерапевт-дом. Только меняющаяся время от времени реклама на сияющем неоном билборде за окном. Я почти поверила в то, что безумна я, а не они.
"Биотика - это ещё не конец" Всё ещё помню этот постер до мельчайших деталей. Я поймала момент, когда доктор вышел из кабинета, оставив коммуникатор на столе, и послала сигнал, открывая и закрывая канал связи с адресатом. Три коротких, три длинных, три коротких. Почему-то я верила: это сработает.
Нас отправили на станцию "Гагарин", чтобы мы могли научиться управлять своими способностями. Нам всем установили импланты. L2, второе поколение после совершенно неудачного первого. Не многим отличающееся в лучшую сторону. Извлечь или модернизировать его нельзя. Слишком опасно для жизни. Он до сих пор является причиной моих частых головных болей. Он работает нестабильно. Он не совершенен.
Нас было около шестидесяти. Я плохо помню лица и имена. За время программы я так толком и не смогла ни с кем сблизиться. Разве что с Клирик, этой шумной и вспыльчивой девчонкой с огненно рыжими волосами, торчащими во все стороны. Была ещё Радмила. Я не знаю, где она сейчас. Она улетела с Вирнусом и другими из группы Омега сразу по завершению программы. Мы с ней были похожи.
Я часто слышала разговоры о том, какие чудовища агенты, забравшие нас. Часто видела ненависть других кадетов к программе, к корпорации, к станции. Для меня всё было иначе. Станция стала моим домом. Возможно, потому что другого у меня попросту не было. Агент Сэнд вытащил меня из кромешного ада. Меня бы не было, если бы не он. Если бы не "Конатикс".
Меня впервые никто не пытался лечить. Помню свой шок от первого разговора с главным психологом программы, Альберто Марселло. Я очень долго избегала любых контактов - что с ним, что с Зоей Фармига. Да даже с Амитой Синкх. Помню ночные кошмары, в которых я кричала на Марселло: "Зачем вы собрали нас? Чтобы снова пичкать таблетками и подсовывать свои дурацкие тесты?" А он наступал на меня, потрясая своей папкой с нашими личными делами, не этот рыжеволосый мужчина, а уродливый горбун со скрипучим голосом.
Он нашёл меня, когда я бездумно сидела в отсеке с гипнокапсулами. Там было тише всего. Мне не хотелось ничего. Разве что выйти в шлюз и покончить со всем раз и навсегда. К счастью, для этого нужны были хоть какие-то силы. Не помню, сколько мы проговорили. Он не был похож на шарлатана. Не был похож на того, кого легко обвести вокруг пальца. Он просто делал свою работу. Сухо. Хорошо. Как должно. Мне это нравилось.
Я очень долго не понимала, кто я. Какой я должна стать. Куда я хочу развиваться. Меня как будто и не было, только оболочка, которую как-то звали. Которая как-то оказалась там, на станции. Я металась от одного к другому, от другого к третьему.
Я наконец-то могла быть собой. Мне не нужно было больше постоянно держать себя в руках, следить за тем, что и кому я говорю, вежливо улыбаться. Не нужно было быть нормальной. Я могла быть собой, но за всем тем, во что меня пытались превратить родители и врачи, за всеми этими препаратами, аппаратами, часами работы различных психотерапевтов - за всем этим попросту не осталось меня. Той меня. Одна лишь постоянная необходимость выжить. Постоянная необходимость не сойти с ума. Простые действия. Простые привычки. За которыми ничего.
Я могла быть кем угодно, но никто, никто не мог подсказать, кем я должна быть.
Сейчас, через время, я знаю: только я могу ответить на этот вопрос.
Забавно, что мои способности наиболее предрасположены к тому, чтобы проявляться через ярость, а не через контроль, как мне в какой-то момент начало казаться на станции.
Я не хотела быть частью группы Омега. Для меня это означало признать, что меня всё же переломало, окончательно и бесповоротно. Но я хотела учиться у их наставника, Вирнуса Аверитуса. Сперва потому что мне было близко то, о чём он говорил. Потом из злости: как так, здесь все учат всех, почему какой-то из путей может быть закрытым для всех, кроме кучки избранных, которые и пальца о палец не ударили, чтобы попасть в его группу? Потом из желания выжать из Программы и из себя по максимуму.
"Я слышала, вы искали меня, чтобы поговорить," - помню, как он удивился, когда я к нему подошла. Разговор с ним дал мне многое.
Тогда я бы никогда не призналась, но сейчас могу. Мне было тяжело. Я шла по пути силы, чтобы не быть слабой. Изматывала себя тренировками. Никогда не выходила победителем с занятий по боевой подготовке. Меня отправляли в нокаут, а я приходила в себя и пробовала снова и снова, невзирая на головную боль и тошноту, разбитые кулаки и синяки. "Сэр, разрешите ещё одну попытку, сэр!" - и Дельгадо, этот отставной военный, наш наставник, кивая, уступал мне место у тренажёра.
Я не сдалась даже после неудачной попытки гипноза, хоть он и закончился для меня так, что после него мы ещё два часа говорили с Марселло. Я видела ту же сцену в своих кошмарах. Война закончилась, все ликуют и пьют шампанское, а я, будто оцепеневшая, смотрю со стороны и понимаю: это они выиграли в этой войне. Они, а не я. Я свою войну проиграла. В том же кошмаре я стояла, склонившись над столом, и складывала буквы в слова: "НЕТ", "НЕТ", ещё одно "НЕТ". Нас заставляли делать бессмысленную работу, нас убивали за неподчинение, а я всё собирала из кучи букв это слово. Одно слово. "НЕТ".
Нас урезали в правах. Я не сомневалась, что всё закончится так. Программа дала нам три варианта: Альянс, Корпорация или статус душевно больного. Но когда прошёл первый шок, ко мне впервые в жизни пришло ясное понимание, что дальше. В шуме и суматохе я нашла Сэнда и попросила его рассказать, на что будет похожа моя жизнь, если я заключу контракт с "Конатикс". Меня полностью устроил его ответ.
Мы уже не свободны. Мы никогда не были свободны. Мы действительно другие. Нас всегда будут бояться. Нам никогда не будут полностью доверять. Но я нашла для себя способ жить настолько свободно, насколько свободно можно жить в рамках этой несвободы. И я нашла его здесь, в "Конатикс".
Я занимаюсь тем, что ищу подростков. Таких же, какими мы сами были ещё недавно. Я вытаскиваю их из такого же ада, из которого меня в своё время вытащил Сэнд. Неважно, что они думают об этом. Не все способны оценить. Кто-то считает меня чудовищем. Таким же, какими чудовищами некоторые из нас считали Сэнда и Стилл. Но я точно знаю. То, что я делаю, нужно.