Выборы в Конвент в 1792 г.
Выборы 1792 г. представляют собой совершенно особый случай в истории Французской революции. Во-первых, это были единственные выборы, в которых избирались депутаты с учредительными полномочиями. Конечно, первым собранием, которое заново конституировало устройство Франции, было Учредительное (собственно, Конституанта), образовавшееся из Национального собрания, которое в своё очередь образовалось из Генеральных штатов. Но на выборах в Генеральные штаты подавляющее большинство избирателей не знало и не могло знать о том, что избираемые депутаты присвоят себе учредительные полномочия.
Во-вторых, на выборах в Конвент избирательное право было существенно расширено. Однако это расширение не было столь существенным, как считалось до недавнего времени. В частности, утверждение о всеобщем избирательном праве для взрослых мужчин является ошибочным. Сокращение налоговых требований, а также снижение возраста с правом голосовать до 21 года, обеспечило расширение электората, как считалось, примерно на 1,7 млн. человек. Тем не менее, присутствовали важные оговорки. Избиратель должен был быть 21-летним французом, живущим на доходы или жалование, а также резидентом своей местности минимум год. Из электората были исключены многие бродяги, прислуга, работники, переезжающие с места на место, безработные, сыновья, жившие у своих родителей. Имеющиеся данные о лицах в списках избирателей показывает, что в 1792 г. их численность возросла всего примерно на 10,5% по сравнению с числом «активных граждан», годом ранее участвовавших в выборах Законодательное собрание.
Закон о выборах в Конвент был принят уже 12 августа - всего через два дня после переворота 10 августа, свергнувшего монархию. Времени на проведение выборов было отведено очень мало. Приложение норм этого скороспелого закона было оставлено на усмотрение местных собраний, которые действовали вразнобой. В некоторых местах по-прежнему допускали к выборам только «активных граждан», в других требовали представления данных о налоговых выплатах как условия для приёма избирателя в первичное собрание. В некоторых округах возможность для реализации избирательного права предусматривалась только для лиц, обладающих свидетельством гражданской благонадёжности. В ряде собраний к выборам не допускались те, кто ранее подписывал петиции в поддержку короля, члены семей эмигрантов, подозреваемые в «аристократизме», неприсягнувшие священники.
В-третьих, явка на выборах 1792 г. была очень небольшой. Правда, раньше её оценивали даже ниже; сейчас же наиболее достоверные оценки предполагают, что она составила примерно 20% или немногим более. С чем это связано? - Историки предложили ряд объяснений, которые представляются более-менее убедительными. Прежде всего, выборы проходили на фоне уборочной кампании, и многие крестьяне и другие сельскохозяйственные работники не видели смысла отвлекаться от сбора урожая. Затем для ряда городских работников участие в выборах означало потерю дохода за конкретный день, что было очень чувствительным. Немалое число избирателей находились в рядах армии. Некоторые (хоть и не слишком многочисленные) были в эмиграции. Были и другие причины. В Вандее, например, неприсягнувшие священники внушали крестьянам, что участие в выборах - сатанинское дело, и многие к ним прислушались.
Но массовое уклонение от участия в голосовании могло быть политически мотивированным не только под влиянием неприсягнувших кюре или других лидеров мнений. Оно могло быть связано также с общим ощущением, что в политическом вакууме, образовавшемся вследствие крушения монархии и Конституции 1791 г., места для умеренных сил просто не оставалось. Да, некоторые монархисты участвовали в выборах и становились выборщиками, но дальше этого дело не шло. Люди с монархическими взглядами в массе своей игнорировали голосование, ощущая, что соотношение сил сместилось не в их пользу (не потому, что они стали меньшинством, а потому что была создана обстановка, при которой они были лишены возможности полностью свободно выражать своё мнение; да и как бы можно было спасти монархию, которая только что была свергнута?).
В-четвёртых, существует некая легенда, согласно которой на выборах в Конвент якобинцы фактически завоевали власть. В частности, подобное мнение выражал Тэн, а позднее поддерживал Гениффе, обращавший внимание на корреляцию между существованием и активностью политических обществ и явкой. Однако новейшие исследования не подтверждают эту гипотезу. Так, повышенная явка в городах выделялась из-за пониженной явки на селе. Правда, парижское общество якобинцев применило новую тактику, которая до этого в электоральной истории Революции не встречалась. Оно составило таблицу с голосованиями депутатов Законодательного собрания и отправило её в свои «сыновьи» общества, чтобы предотвратить избрание «дурных граждан». В этой таблице в качестве «достойных кандидатов» перечислялись 280 депутатов, проголосовавших за осуждение Лафайета. К ним были добавлены 40 бывших депутатов Конституанты, тоже «заслуживающие доверия». Это был уникальный в своём роде документ, однако, его влияние было ограниченным. Лихорадочная активность якобинских обществ на местах почти не повлияла на сельских выборщиков, в большинстве своём не последовавших за якобинцами.
Серьёзную роль в избирательной кампании пыталась играть печать, а также временное правительство. В нём министр внутренних дел Ролан использовал средства, выделенные Законодательным собранием, для отправки в провинции «патриотичных миссионеров», распространявших сочинения соответствующей направленности. Он даже создал некое «Бюро общественного духа» во главе с Лантена для влияния на общественное мнение, скорее всего, без особого успеха. Ролан не стеснялся субсидировать ряд сочинителей и печатных изданий, включая газету «Часовой» Луве. Луве составлял списки людей, которых он рекомендовал к избранию, среди них были некоторые бывшие депутаты Конституанты, некоторые депутаты Законодательного собрания, а также отдельные члены парижского общества якобинцев. Марат обвинил Луве в том, что он является «интриганом», действующим в интересах «бриссотинцев». При этом он составил собственный список кандидатов, заслуживающих поддержки, в котором временами происходили некоторые изменения. Это был небольшой список.
Историки в общем и целом оценивают эффекты этих и других попыток повлиять на общественное мнение как достаточно ограниченные. Некоторые документы, выпущенные якобинцами и Законодательным собранием (т.н. «Изложение мотивов», подготовленное Кондорсе после событий 10 августа, разъясняющее значение этого дня и последующей политики собрания), фигурируют в записях с заседаний собраний выборщиков, однако, вряд ли они определяли исход голосований. Ещё меньшее воздействие оказывали комиссары, направляемые в те или иные собрания.
По имеющимся данным, среди выборщиков в целом произошла очень существенная ротация, однако, однозначно трактовать её как демократизацию, т.е. расширение присутствия низших общественных классов, по-видимому, невозможно. Например, в некоторых местах имело место сокращение доли духовных лиц и юристов, однако, это произошло за счёт повышения удельного веса не только крестьян и ремесленников, но и коммерсантов.
Наконец, вокруг выборов 1792 г. существует ещё один миф - а именно, миф о том, что избрание депутатов Конвента происходило в атмосфере запугивания, с манипуляциями и исключением неугодных. Между тем, выясняется, что этот миф - миф лишь отчасти. В большинстве местностей подобные факты не наблюдались. Но были исключения: в департаменте Буш-дю-Рон и, главное, в Париже! В Париже выборы проходили прямо в зале заседаний якобинцев в присутствии толпы и в устной форме, а имена избранных передавались на одобрение в первичные собрания. Наверное, вряд ли стоит напоминать о том, что парижской делегации предстояло сыграть выдающуюся роль в истории Конвента. На всякий случай привожу их имена: Робеспьер, Дантон, Колло д’Эрбуа, Мануэль, Бийо-Варенн, Демулен, Марат, Лавиконтри, Лежандр, Раффрон де Труйе, Панис, Сержан, Робер, Дюсо, Фрерон, Бовэ, Фабр д’Эглантин, Осселен, Робеспьер-младший, Давид, Бушер, Лэньело, Тома и Филипп Эгалитэ (бывший герцог Орлеанский). Едва ли тут нужны дополнительные комментарии.
Социальный состав депутатов Конвента особого удивления не вызывает. Это в основном были представители городских средних классов, особенно юристы и лица свободных профессий (среди юристов заметно сократилась доля держателей выкупных должностей). Доля дворян и священнослужителей, в Учредительном собрании достигавшая четверти на каждое из этих сословий, сократилась до 3% и 7% соответственно. Торговцев, земледельцев и тем более ремесленников практически не было. Хотя общая доля местных чиновников, избранных в Конвент, не изменилась значительно в сравнении с Законодательным собранием, в их числе оказалось значительно меньше представителей департаментских администраций, которые сочувствовали королю и по этой причине отвергались. Также в Конвенте возросло присутствие журналистов, литераторов, активистов, муниципальных чиновников. Главным изменением были политические взгляды: члены Конвента были значительно более левыми, чем депутаты Учредительного или Законодательного собраний.