Критика "Критики чистого разума" еще более чистым разумом
Что ж, и вот теперь, после этого предисловия, я перехожу непосредственно к критике философии Канта и изложению моей собственной философии - которая, хотя и является кантианской в своих основах, но все же во многом от нее отличается. Да, предисловие получилось немного пространным, но сделать его все-таки было нужно. Чтобы, по-первых, напомнить основные моменты философии Канта (если кто вдруг забыл), да и самому настроиться на «философскую волну». Во-вторых, чтобы объяснить, почему я являюсь кантианцем, то есть почему я считаю, что Кант действительно очень близко подошел к разгадке того, «как устроен наш мир», и почему кантианская философия сегодня является единственно возможной серьезной философией. В-третьих, нужно было предварительно расставить некоторые важные акценты - в том числе показать, почему философию Канта вполне можно распространить на любое сознание (включая сознание животных) и почему поэтому она требует интерпретации в онтологическом духе с введением нового понятия «вещь-для». Наконец, в-четвертых, важно также понимать, почему кантианская философия в итоге все же зашла в тупик и не получила должного развития, и кто в этом виноват (они! они! эти черти и здесь очень сильно поднасрали и все извратили и испохабили!).
И теперь, после того, как мы ввели понятие вещь-для - понятие уже онтологического плана - мы можем сделать следующий шаг и перейти к разгрому философии Канта. И начнем мы с разгрома кантианского агностицизма. Философия Канта, хотя, конечно, не является субъективным идеализмом, но это философия агностицизма. Ведь Кант утверждал, что познание вещи-в-себе в принципе невозможно. То есть утверждал не то, что ее невозможно познать полностью и что наши знания всегда ограничены, а что наши знания вообще не имеют никакого отношения к вещи-в-себе, так как эта вещь-в-себе в принципе непознаваема. Вещь-в-себе (или вещь-сама-по-себе) - это у Канта такой практически абсолютно непроницаемый «черный ящик», заглянуть в который мы в принципе не можем, а можем лишь строить свои догадки о том, что из себя представляет эта вещь-в-себе, хотя все наши догадки заведомо бесконечно далеки от того, что есть вещь-сама-по-себе (то есть объективный мир вне и независимо от нашего сознания).
И, надо заметить, что этот агностицизм Канта является одной из главных особенностей его философии, так как до Канта (да и после) большинство философов все же считали, что мы познаем именно объективный мир, а не что-то другое. Да, конечно, люди всегда понимали, что то, как нам является вещь, не совсем то же самое, что есть вещь сама по себе, и что являться одна и та же вещь может нам по-разному, и при этом здесь многое зависит от нашей чувственности (которая иногда подводит) - и поэтому еще древние греки ввели понятия «сущность вещи» и «явление вещи». Но все же большинство философов полагали, что через познание явлений вещей мы можем познать и сущность этих вещей. А некоторые философы - например, Платон - даже полагали, что познание сущности вещей возможно почти непосредственным образом: ведь Платон полагал, что сущность вещи - это идея, эйдос, и, познав эйдосы с помощью нашего разума, мы тем самым познаем саму сущность вещей, а явление вещи в этом процессе познания служит лишь средством, побуждая наш разум, после рассмотрения вещи в ее явлении, припомнить ее эйдос - то есть ее сущность, который наш разум уже видел в божественном мире эйдосов когда-то в нашей прошлой жизни.
А вот Кант так не считал. И утверждал, что все это наивные иллюзии. И что в действительности ничего знать об объективном мире толком мы не можем. Но здесь важно понимать, откуда взялся этот агностицизм Канта. А взялся он, конечно, из всей философии Канта. Ведь Кант первым исследовал весь процесс познания - от восприятия ощущений до построения каких-то теорий с помощью нашего разума, и при этом он показал, что весь этот процесс не только происходит в нашем сознании, но происходит в формах этого сознания, которые, вообще говоря, к объективному миру, находящемуся за пределами этого сознания, никакого отношения не имеют и иметь не могут. Эти формы существует вообще до всякого опыта, и они лишь предназначены для того, чтобы воспринять этот опыт, а потом его переработать в удобной нам форме, сконструировав на основе этого опыта нашу «картинку мира». Человек постоянно ходит в «шлеме» и «скафандре» своего сознания, и выйти за пределы этого сознания он в принципе не может.
И вроде бы Кант, на первый взгляд, прав. Но здесь возникает другая проблема и парадокс: если мы, как утверждает Кант, ничего не можем сказать и знать о вещи-самой-по-себе, то что, вообще говоря, мы познаем (или пытаемся познать)? Кроме того, ведь Кант не отрицает существование вещи-в-себе (то есть объективной реальности), и даже вполне признает, что мы получаем наш опыт и ощущения в результате воздействия на нашу чувственность этой вещи-в-себе. Именно в этом состоит ценность всякого опыта и значимость наших ощущений - в том, что они не являются целиком и полностью продуктом нашего сознания, и в них есть содержание, полученное из вещи-в-себе. Да, форма восприятия этого содержания задается уже нашим сознанием, и то, каким является для нас вкус яблока или какие цвета мы различаем - это уже задается нашим сознанием. Но наше сознание задает лишь форму опыта, но не его содержание.
А значит, в опыте нам все-таки дана вещь-сама-по-себе, объективный мир? И хотя эта вещь-сама-по-себе в нашем опыте уже дана не сама-по-себе - как она существует независимо от нашего сознания и его форм - а уже в наших формах сознания, и поэтому она уже зависит от нашего сознания, но все же дана нам вещь-сама-по-себе? Или не сама-по-себе? Или сама-по-себе, но уже не совсем сама-по-себе? То есть хотя и сама-по-себе, но уже в зависимости и в присутствии нашего сознания?
То есть здесь у Канта возникает серьезное противоречие. Причем, очевидно, это противоречие носит не просто формально-логический характер, а оно вытекает и возникает из неправильного или неточного понимания Кантом каких-то важнейших вещей - важных для всей гносеологии и онтологии. Если вещь-сама-по-себе все-таки воздействует на нас и наше сознание - значит, это уже не вещь-сама-по-себе, как она есть вне и независимо от нашего сознания. А если причиной опыта является не вещь-в-себе, а что-то другое, то наш опыт и все наше знание, построенное на опыте, вообще не имеет никакой ценности.
И, собственно, из этого агностицизма Канта потом и выпрыгнули, как чертики из болота, все эти безмозглые еврейчеги, которые довольно быстро превратили кантианскую философию непонятно во что, вплоть до формы субъективного идеализма. И «имманентность» безмозглого еврейчега Когена и других неокантианцев или «интенциональность» такого же безмозглого еврейчега Гуссерля - это все как раз жалкие попытки этих слабоумных еврейчегов как-то разрешить указанный выше парадокс философии Канта. Парадокс фундаментальный. И чтобы разрешить этот парадокс, еврейчеги пустились в какое-то нелепое талмудическое словоблудие, то пытаясь доказать, что эта вещь-в-себе якобы каким-то таинственным образом проникает в наше сознание, и присутствует в нем «имманентно», то пытаясь доказать, что, наоборот, наше сознание, оставаясь сознанием, тем не менее может выходить за свои пределы и превращаться во что-то другое. Но ничего умного все эти безмозглые еврейчеги, конечно, сказать не могли, и все их многостраничные рассуждения напоминают толкования Талмуда или Каббалы провинциальным раввином из какого-нибудь вонючего местечка, выдающим себя за «великого мудреца» - слов очень много, а мыслей и ума за всем этим нет совсем.