Биографомания. Номер семь
Это - очередное продолжение продолжения.
Можно начать читать с начала:
«Номер раз»
«Номер два»
«Номер три»
«Номер четыре»
«Номер пять»
Номер шесть
Ну так я, собственно, о чем? Привалившее мне недетское счастье сливания с коллективом и существования по режиму после нескольких лет благополучной домашней вольницы незамедлительно принесло свои результаты. Первый: я категорически возненавидела детский сад во всех его проявлениях. И не могла в ум взять, какой придурок мог сочинить любимую нашей нянечкой тетей Мотей приторную песенку: «Мама, раньше разбуди, мама, в садик отведи!». Лично у меня весь период заключения до самого первого класса в этом самом садике было только одно неистребимое желание - удрать немедленно. И подальше. От реализации этого намерения удерживали только яркие впечатления знакомства с отцовским ремнем…
Вторым результатом стал сон, такой реальный и красочный, что его я помню до сих пор, то есть уже не один десяток лет. Ерунда, скажете? Ну да, я помню и еще кое-какие свои детские и подростковые сны. Особенно те, которые повторялись на протяжении нескольких лет с небольшими вариациями. Но вот этот, явно навеянный первыми детсадовскими впечатлениями, я смело могу записать в симптомы своей «смертельной болезни».
…На городской площади перед известково-белым Домом культуры вокруг памятника вождю мирового пролетариата - с добрым родительским прищуром под кепкой - расставлены табуретки. Много табуреток. Чудовищно много. А на табуретках стоят гробы. Красные с черными рюшечками. Чудовищно много гробов - по одному на каждые две табуретки, как полагается на похоронах. В некоторых лежат человеки, а некоторые стоят пустые. И вот воспитательница Татьяна Викторовна (про нее я позже расскажу одну историю, чтоб было понятно, что сон был, несомненно, почти в руку) подводит меня к одному из гробов и строгим педагогическим голосом говорит: «Ложись и умирай. А если ты не умрешь, мы тебя живую закопаем!».
И вот я уже лежу в этом красно-черном гробу с белой изнанкой, до рези в глазах зажмуриваю веки и изо всех сил стараюсь умереть. Потому что дико боюсь быть закопанной заживо…
Мда. Веселенькие у меня получаются истории. Абасаца, как говорит моя нынешняя рабочая начальница Юлька Викторовна. Но раз уж меня унесло в эти похоронно-психологические дебри, надо их докосить до полной лысости. Или хотя бы приличную просеку в них прогрызть.
Так вот, значит, примерно с тех нежно-молочных пор я и обзавелась приятной манерой взвывать по ночам от ужаса перед будущей кончиной. И поддавали мне по-родительски, и конфетками угощали, и даже разговоры со мной душевные проводили среди ночи бедные маменька с папенькой: мол, это все не скоро, и еще не факт, что вообще состоится. Из всех этих разговоров я вынесла только одну мудрую мысль: никто меня не понимает и молча гибнуть я должна. Ибо терпение родителей не безгранично, это я выяснила давно и крепко, и сюсюкать со мной каждый раз они, скорее всего, долго не стерпят. А что там дальше будет - лучше и не знать.