Брат Иван Федорович Женовач
Посетили новый спектакль Студии Театрального Искусства, (премьера была в мае). Впечатление неоднозначное. Конечно, видеть, как в погожий осенний вечер накануне больших выходных пара сотен сограждан пришла сюда, чтобы наслаждаться Достоевским - это вызывает прямо-таки чувство гордости за страну.
С другой стороны, режиссерский минимализм художественного решения настраивает на прямо противоположный лад: да, неладно что-то в королевстве, чьи жители в погожий осенний вечер приходят в душное помещение, чтобы слушать безрадостные и невротичные разговоры группки людей сером.
Да, наверное, эти серые шинели - дамские и мужские - воплощают режиссерское видение достоевской российской действительности. И этим же видением продиктована необходимость посадить действующих лиц спиной к зрителям. А так же - лишить зрителей и актеров волшебного пространства сцены, которая - как оказалось в финале - все-таки есть, глубина, волшебная коробочка, внутрь которой действие так и не переместилось, оставшись на авансцене, практически в одном прозаическом, обыденном пространстве со зрителем. Прошла пора чудес.
Я с большим уважением отношусь к Ф.М. Достоевскому, что следует уже из самого выбора спектакля для просмотра в погожий осенний вечер. И с большой любовью отношусь к волшебному звучанию великого русского слова. И всю жизнь любила радиоспектакли, а сейчас увлеченно переслушиваю всю прочитанную ранее классику в аудиокнигах. В машине. В дороге.
Но от театра ждешь все-таки чего-то другого, несмотря на великий, богатый и могучий русский язык Достоевского. От театра ждешь чего-то сверх-вербального. От театра ждешь погружения в другую реальность. Отрыва от повседневности. Ну да, постановочных идей. Выразительных. Открывающих - в лучшем случае - новые смыслы и прочтения. В обычном случае - раскрывающих смыслы тривиальные, лежащие на поверхности.
Ожидаешь, что, скажем, выбор актеров откроет тебе что-то новое в героях. То, как они будут говорить - громко, тихо, с придыханием, декламируя - или проглатывая слова, захлебываясь, заикаясь… Что музыка, которую режиссер выберет для сопровождения спектакля, (а то и - страшно представить! - закажет, и композитор напишет) - разольется еще одним фоном, на котором знакомые слова и герои предстанут, опять же, совершенно по-другому.
Есть еще декорации, костюмы, поворотные круги, пиротехника и шумовое оформление, разные уровни сцены, вертикальное движение, видео, живая музыка, реквизит - да мало ли выразительных средств, которые может использовать режиссер для того, чтобы воплотить свое видение классического материала.
Режиссер Сергей Женовач, похоже, относится к классике с таким почтением, которое абсолютно обезоруживает его, как режиссера. Желание ни в чем не пойти против великого автора превращается в такое буквальное следование тексту, что кроме текста в спектакле ничего больше нет.
Даже актеры, этот текст произносящие, максимально обезличены, унифицированы, одинаково одеты и причесаны и различаются разве что по росту. (Кстати говоря, не последнее на театре выразительное средство - это актерская внешность, пластика, голосовые модуляции… Но - нет.)
Если кто вдруг поймает меня на том, что я неоднократно повторяю «ранее известное», «по новому», «по другому», то этот кто-то может сказать: а вот не надо свою осведомленность излишнюю подчеркивать, вы, дамочка, хотите показаться слишком начитанной и насмотренной, проще надо быть, воспринимать все как в первый раз… Но, ребята, без «как» тут все равно не обойтись: приходить на спектакль к Женовачу, не будучи знакомым с «Братьями Карамазовыми» - пусть не по первоисточнику, ну, так по какой-нибудь киноверсии - не стоит.
Так как инсценировке подверглась финальная часть романа, то, все-таки, надо быть сколь-нибудь осведомленным - кто там кем кому приходится и о чем, собственно, речь. Ну, разве что вы обо всем об этом прочитали какой-нибудь дайджест, либретто на паре страниц, тогда - может быть, версия «Брат Иван Федорович» что-то добавит, натолкнет на какие-то новые размышления.
Но я уверена, что люди, не давшие себе труда прочитать роман, на спектакль уж точно не пойдут. А если пойдут? Если вдруг пойдут? Если пойдут, то утвердятся в мысли о том, что Достоевский - это ужас что: мучительно, нудно, и все ненормальные. И душевно здоровому человеку знакомиться с ним не обязательно. То есть приобретут, вместо любви, обыденное представление о том, что классика - это сухо, скучно и несовременно. Пыльно и душно.
Но, ребята, это же получается диверсия - ровно на том месте, где должен быть памятник, фонтан славы и источник любви. Не зря Достоевский так здорово ложится в сериальную канву - он же прекрасный рассказчик и драматург, и величие его писательского дара именно в том, что философские размышления о вечном, о судьбе человека, о России, он умел укладывать в лихие драматические перипетии несчастных любовей, потерянных детей, неравных браков и обманутых невест.
Ты читаешь роман о людях и не замечаешь, что это - роман идей. Ну, по крайней мере, поначалу не замечаешь. Но чтобы читателю захотелось прочитать Достоевского как роман идей, нужно читателя (зрителя) не отпугнуть от него. А постановка Женовача скорей отпугивает, чем притягивает.
И вовсе не обилием чего-то отвратительного и шокирующего, как это принято, скажем, в Новой Драме. По сравнению с полным отсутствием выразительных средств здесь, про Новую Драму даже начинаешь понимать что-то новое: да, их арсенал выразительных средств упирает в отвращение, иногда даже зашкаливает, но это - средства, они ими пользуются, пытаются до тебя достучаться вот этим, отвратительным, а не бросают тебя на произвол судьбы и авторского текста.
У весельчака Вудхауза в романах то и дело промелькивают остроумные наезды на русский театр, в котором по сцене уныло бродят мрачные личности с труднопроизносимыми именами, и стенают, жалуются друг другу на жизнь, а то и с собой покончат. Можно все это воспринимать как имперский снобизм и недалекость, или авторскую иронию по отношению к таким вот театралам…
Но вот здесь, на спектакле «Брат Иван Федорович», я поймала себя на мысли, что, окажись здесь, в зале, Вудхауз, у него было бы немало поводов понасмешничать над загадочной русской душой, которая выражает себя так … неизобретательно. При всем богатстве мыслей. Но для обретения богатства мыслей надо философский трактат читать и ходить на философские лекции и семинары. А театр - все-таки совсем другой инструмент. Многострунный. Игра на одной струне просто не соответствует партитуре.