Караваджо
Караваджо на смертном одре в Порто Эрколе вспоминает о своем прошлом, главным образом об отношениях с мускулистым натурщиком Рануччио и его любовницей, которые позировали ему во время самого плодотворного - «римского периода» - в образах святых мучеников. По сути, весь фильм - это череда болезненных ретроспекций из прошлого, густой замес из творчества и питающих его любовных романов, когда «четвертым углом» в бисексуальном треугольнике вдохновения была постоянная зависимость художника от меценатов. История Караваджо трактуется в фильме как расплата за соблазны, в том числе плотской (и тем более - мужской) любви.
Джармен снял «Караваджо» за пять недель, но при этом подготовка к съемкам заняла у него целых семь лет. Сколь «арт-хаусным» и авторским творением не выглядел бы фильм, он все же остается биографическим произведением, в котором реальные факты из жизни весьма прихотливо взаимодействуют с художественным наследием живописца. Основным вкладом Караваджо в развитие живописи принято считать изобретение особого направленного света и эксплуатация довольно жестоких реалистичных мотивов.
Основным достоинством фильма Джармена является своеобразная стилизация под Караваджо, когда каждый кадр строится в соответствии с художественными принципами итальянского живописца. В результате возникает тот эффект, когда можно говорить о так называемых «оживших полотнах». Но авангардистский киноэрзац Джармена выдерживает и динамику, и смелые символические вкрапления - появление в различных кадрах, то грузовика, то печатной машинки, и звучание джаза, доносящегося из радиоэфира.
Джармен остается верен своей половой ориентации, что в первую очередь находит выражение в утверждении мифа о бисексуальных пристрастиях главного героя, хотя единственным (и то косвенным) доказательством, подтверждающим это, можно считать факт, что у Караваджо было крайне мало обнаженной женской натуры. И это почти уникальная для того времени ситуация, хотя её можно интерпретировать довольно просто: обнаженная женщина - это уже прекрасная форма, и живописец сознательно на своих полотнах стремился уйти от её еще большей идеализации.
Убийство, из-за которого Караваджо пришлось покинуть Рим, он действительно совершал, однако причиной тому была не любовная коллизия (как в фильме), а спор во время азартной игры. А жертва, Рануччио Томассони, был отнюдь не нищим натурщиком, а представителем весьма знатного рода (поэтому художник и вынужден был бежать). Джармен пользуется биографией Караваджо, как мозаикой, переставляя и сознательно искажая факты, предпочитая педантичному документализму свободу интерпретации.
Джармена можно назвать последователем Пазолини, под непривычным углом взглянувшего из ХХ века на эпоху Ренессанса. Но, в отличие от коллеги-итальянца, британец не экранизирует священные книги и религиозные картины. Но пристально всматриваясь, прежде всего, в самого себя, он явно держит их в уме. А корни ренессансной культуры прорастают у него в буквально «распирающей» экран телесной фактуре. При этом режиссер ухитряется остаться трижды радикалом - эстетическим, моральным и политическим. Он не снимает кино в привычном понимании, а совершает некие акции, облеченные в провокативную форму и соединяющие классику и авангард, театрализованное барокко и порно-кич.