прощай, Настя!
Вчера узнал, что 4 августа умерла Настя Пустарнакова.
Всегда больно, когда уходят люди, с которыми ты когда-то дружил, общался, особенно - если это люди из далекого прошлого, после которого Судьба разве пути-дорожки и оставила лишь теплые воспоминания и незавершенные гештальты, особенно вдвойне - если это люди младше тебя. Почему-то мы испытываем более нежные чувства к человеку, взросление которого проходило на наших глазах. Наверное, это некий родительский инстинкт. Или, может, что-то еще, не знаю.
Все, кто вспоминает сегодня Настю, пишут, что она была удивительно светлым и лучистым человеком. И это так и было. Для ее окружения такой характер, скорее, нехарактерен. Дело в том, что Настя в начале нулевых была активистом НБП, верным и близким соратником Эдуарда Лимонова, автором «Лимонки», «Каспаров.ру», пресс-секретарем Ивана Старикова в период его наиболее радикальной политической (оп)позиции (когда тот поддерживал Касьянова). В этой среде люди мрачны и серьезны, полны революционной решимости и видят мир в черно-белом спектре. Настя же, несмотря на ее жесткие принципы и фанатичную преданность движению (о котором с огромным уважением спустя годы отзывался Стариков в своем блоге на Эхе, рассказывая о том, как она без раздумий ушла от него из-за несовпадения политических взглядов), была лучиком света. «Хорошая была девка, сердечная и весёлая, и красивая, хороший товарищ, искренне жаль её, могла бы и пожить ещё, нам на радость. Прощай Настя!», - написал Лимонов на ее смерть.
Я познакомился с Настей в ее 16. Она была открытой, улыбчивой, позитивной и искренней девушкой, мечтателем и романтиком. Пожалуй, даже слишком романтиком. Политических убеждений у нее еще не было, но было сильное желание найти какой-то лучший мир, чем тот, в котором ей приходилось жить. Она чувствовала свою «инакость» и нашла себе подобных в «неформальской» среде - автостопщиков и музыкантов. Как-то она прочла в моем журнале «Патефон Сквер» повесть об автостопе и различных субкультурах и загорелась идеей самой проехать стопом до столицы. О своих приключениях она позже написала свою первую статью-рассказ, который впоследствии был опубликован в том же «Патефоне». Кажется, это была ее первая напечатанная статья. По крайней мере, уж первая написанная - точно.
В Москве Настя провела некоторое время в коммуне Лимонова. Очень увлекшись идеями НБП, она стала одним из ближайших его соратников. Она принимала участие в громких акциях, попадала в СИЗО за них же (например, в 2003-м - за то, что вместе с другими активистами приковала себя наручниками к вагону поезда), писала рецензии на новые книги «Эдички», который в то время сидел за решеткой, и статьи в нацболовской прессе. И даже организовывала отделение НБП в Омске, пока движение не прикрыли власти. Это было то ли в 2002-м, то ли в 2003-м. Она заезжала с будущими соратниками-нацболами к нам в редакцию «Патефон Сквер» (который тогда квартировался на «Экзотик Холм» Игоря Третьего). Никаких лозунгов, агитаций и прокламаций не было, несмотря на то, что «лимоновцев» было численно больше, чем нас. Были дружеские посиделки, очень веселые, позитивные, с песнями под гитару, шутками и рассказами о приключениях. Такова была Настя всегда: ненавязчивая, но лучистая и радостная. Не радикал, не оппозиционер, а человек, который помимо идеологических взглядов имел и прочие увлечения и интересы в жизни, а потому не смешивал все в одно месиво, умел и работать, и отдыхать, и дружить.
Вернувшись в столицу, Настя в скором времени вышла замуж за единомышленника и учредителя «Лимонки» Сергея Аксенова и родила ему сына. На 8 лет она пропала из моего поля зрения. К тому же, она не особо доверяла только-только появлявшимся соцсетям, так что до моего переезда в столицу контакта не было никакого. Нацболы были вне закона, движение разогнали, и только самые верные единомышленники «Эдички» выходили в Москве на Триумфальную площадь в конце каждого месяца - впрочем, об этом нигде за пределами столицы никогда и ничего не было слышно.
В 2010-м году Настя таки объявилась в соцсетях и написала какие-то виртуальные приветы. В то время она уже была поэтессой и читала свои революционные стихи на возобновленной (на очень короткое время) «Маяковке». Мы увиделись всего пару раз - на каком-то литературном вечере, где она эмоционально выкрикивала свои рифмованные манифесты в кругу таких же «политических» поэтов, и позже где-то в городе, когда наконец удалось поговорить о жизни.
Настя уже повзрослела и, простите за слово, «возмужала». Это была взрослая женщина с модной столично-«оппозиционной» стрижкой. Автостопные джинсы омской юности были забыты, им на смену пришла «маргинальная» кожа. Молодая мамочка, журналист, активист, прошедшая за эти 8-10 лет суровую школу радикальной оппозиции, она все же осталась такой же беззаботно-радостной, позитивной и лучистой, как и в ранней юности. Она много шутила, улыбалась и - снова! - ни слова не рассказывала о своей политической деятельности, не ангажировала, даже не заикалась, если ее не спрашивали. Совсем не такая, как большинство общественных или политических активистов, не правда ли?
Но вскоре произошло ЧП: 6-летнего сына Насти «арестовали» за участие в митинге - вы, наверное, читали об этом в прессе, история Ивана Аксенова была резонансной. Это было в ноябре 2011-го. Ребенка передали родителям, но Насте пришлось уехать с ним в Омск. Покинуть Москву. Не знаю «кухни» этого решения, но довольно легко догадаться, чем оно было продиктовано. Прожив почти 10 лет в столице, Настя уезжала из нее корреспондентом федеральной газеты «Известия» и опытным политическим оппозиционером.
В Омске же ее встретило то самое аполитичное болото, из которого она так сильно рвалась наружу в свои 16 лет. Она писала мне по приезду, описывая свои впечатления: «здесь складывается ощущение что это вообще другая страна», «такое ощущение, что я прилетела даже не с другой планеты, а из другой галактики». Ее приводило в крайнее недоумение то, что никто из ее знакомых не слышал ничего о политической жизни столицы, об оппозиции, митингах, акциях, посадках, делах, что омичи рассуждали о политике примерно в той же лексике и с тем же подтекстом, что в царские времена говорили местные крестьяне и казаки. В Омске вообще о политике мало слышали: на слуху были только коммунисты («Красный пояс», как никак) и единороссы (без комментариев).
Насте пришлось мимикрировать. Я больше ни слова не слышал о ее общественной или активистской деятельности. Писала она, в основном, о друзьях и поездках - все то, о чем говорили в тусовке в ее 16 лет. Как будто бы закольцевалось все. Она, наконец, смогла посетить Окунево, которое в ее годы не было еще таким раскрученным местом. Спрашивала, как туда доехать и к кому вписаться, и когда ей таки удалось там побывать, стала ездить в общину периодически. Духовно-тусовочная коммуна заменила ей политическую. Кажется, она была там очень счастлива. По крайней мере, таких позитивных писем не получал от нее с тех пор, как была опубликована ее статья в «Патефон Сквер»!
Затем она удалила свой аккаунт в соцсети, и я снова потерял с ней всякую связь. Как выяснилось позже, в 2012-м году она прошла курсы по массажу и стала работать в местном салоне красоты. Ее карточка мастера до сих пор висит на сайте сети.
Не знаю, успокоилась ли ее неугомонная душа, но, наверное, приспособилась уж точно - к мещанской жизни провинции.
Как пишет ее супруг в своем фейсбуке, в том году Настя узнала, что у нее рак: «В утешение себе и другим замечу, что с прошлого года она успела исполнить все свои нехитрые желания. Совершила вояж из Сибири во Владимир, впервые в жизни побывала в Суздале, добралась до столицы, побродила, побывала в Коломенском, где мы прожили годы. Попала даже на выставку Верещагина - с восторгом рассказывала потом. А главное - съездила на море. Это было ее идеей фикс. "На небесах только и говорят, что о море", - повторяла она известную фразу из известного фильма. Вместе мы смотрели его, выпив вина, в день страшного известия. Вместе же мы успели составить и отредактировать сборник ее стихов. Последнее стихотворение - "Близким", она написала в день своего рождения 21 марта этой весной. Подруги сделали иллюстрации. Позже отпечатаю для друзей. "Теперь мне не страшно", - сказала она мне после того, как все исполнилось. Все последние дни рядом с ней были родные и друзья. И я тоже. Ее подруги - просто замечательные - ходили к Насте каждый день. В Омске их у нее множество… Иван за прошедший год показал себя настоящим мужчиной. Отклонил нашу, родителей, попытку эвакуировать его подальше и принял решение быть с мамой до конца. Запомним ее такой, веселой-веселой...».
Вот это стихотворение, последнее из написанных Настей:
БЛИЗКИМ
Мы все соединены чем-то большим
В минуты отчаяния
мира привычного
Того, что ведет нас знакомыми тропами
Пустыми спиралями будней рутинных
В зыбучих песках суеты повседневной
в болотах отчаяния
В лени унылой
В безудержной гонке
В безжалостном: «НАДО!»
Мы, кажется, тонем
Мы, кажется, гибнем
Мы, кажется, рушимся замком песочным
Мы, кажется, снова становимся точкой…
Становимся точкой,
Пылинкою, атомом
И ветер неистовый
Нас вдруг подхватывает
Сметает, сдувает,
Уносит, сминает -
И лишь оболочки от нас оставляет.
Но чувствуем:
Раньше мы были
иными-
Мы видели солнце, умели летать,
Мы помнили воздух,
Дорожной вкус ведали
пыли.
И знали:
Надеяться.
Верить.
И ждать.
Но нет:
В колесе постоянного бега
Лишь «завтра», «потом»,
«не сейчас», «подождёт»
«Добыть бы где денег»,
«И снова проблема»…
А время идет.
А время идет,
Наступает на пятки
И рушит безжалостно все в один миг
И вот уже точкою,
оболочкою
Ты снова стоишь
у края доски
Ты просто стоишь
Над краем обрыва
И всё, что ты знал
И что понял - песок
И только одно остается
здесь -
ПРЫГАЙ -
С надеждой и верой -
Подхватит поток
Поддержит поток любви безусловной
Что в каждом с рожденья незримо течёт
И вера вернется.
Надежда появится.
И время придет.
Разрушатся вмиг
все кривые извилины
Рассыпятся ложные
разом пути
У мира знакомого
Шанс вдруг появится
Прямую дорогу найти.
Омск, 21.03.2018
Прощай, Настя! Теперь ты автостопишь совсем в других галактиках...
