О ЦЕРКОВНОМ И СВЕТСКОМ
......
А скрипка по-прежнему плачет.
И вот высоко-высоко
По скользким трапециям скачет
Красавица в черном трико.
И музыка в ужасе тает.
И, сделав решительный жест,
Красивое тело взлетает
На тонкий согнувшийся шест
И там выпрямляется гордо.
Дрожит и качается жердь...
С тупой размалеванной мордой
Под куполом носится смерть.
И звезды сияют сквозь дырки.
Мы смотрим наверх, не дыша.
И вдруг - в ослепительном цирке
Моя очутилась душа.
В нем ладаном пахнет, как в храме,
В нем золотом блещет песок
И, сидя на тучах, мирами
Румяный жонглирует Бог.
Летают планеты и луны,
Лохматые солнца плывут.
И бледные ангелы струны
На арфах расстроенных рвут.
Бесплатно апостолы в митрах
Пускают умерших в чертог.
Смеется беззвучно и хитро
Небесный бесплотный раек...
А здесь, на земле, мы выходим.
К трамваю бредем не спеша.
Зевнув, говорим о погоде.
И медленно стынет душа.
Бог изредка звезды роняет.
Крылатый свистит хулиган...
И темная ночь обнимает
Огромный пустой балаган.
А.Эйснер. "Цирк", 1928
Отец Михаил повел себя как профессиональный мошенник. Наобещал, совершил некие действия с активами, которые ему не принадлежат, втерся к нам в доверие, притупил бдительность, а потом - пропал, растворился, исчез. На звонки не отвечает, не перезванивает, и даже я, первоначально по олигофренической своей доверчивости решившая, что он где-то забыл мобильник, осознала эту горькую истину. Проблему с папиным захоронением мы все равно решили, но чувство омерзения меня не покидает, увы. В конторе кладбища заместитель директора спросил только: "Отец Михаил? Это молодой такой что-ли? Ну-ну...", и хмыкнул точно с интонацией товарища Сухова:"Павлины, говоришь?..."
Зато наш молодой частный доктор... Наш Петр Алексеевич... Наш ангел-телохранитель... В пятницу вечером примчался к маме, понял, что произошел полный блок правой почки, вызвал одну скорую (приехала фельдшерская), потом добился второй (врачебной), "нам нужна срочная урология, безотлагательно - нефростома", поехал за скорой на своей машине, носился по этажам огромной клинической больницы, разговаривал с врачами, ждал с нами почти четыре часа (!) в приемном покое, поддерживал одним своим присутствием. Во втором часу ночи из реанимации наконец вышел усталый раздраженный доктор. "Что вы тут сидите? Идите домой и проходите завтра. Увезли вашу маму". Петр Алексеевич, глядя ему в глаза, спокойно как джедай ("в ы д о л ж н ы о т д а т ь н а м с в о й з в е з д о л е т...") сказал, что мы все-таки дождемся окончания операции и какой-либо информации. И тот вдруг послушно кивнул. Потрясающий парень. В пустом полутемном холле реанимационного отделения с нами сидела девочка, у которой привезли мужа (мастер спорта по плаванию, отдыхали в парке на пруду, нырнул, ударился головой, потерял сознание, вытащили через несколько минут). Девочку бесслезно трясло ("Он не может, не может оставить меня с детьми..."). Обняла ее молча, она пригрелась как котенок и притихла. Через несколько часов вышел реаниматолог и сказал, что ее муж умер. Ни успокоительного, ни какой-либо психологической поддержки - ни-че-го, и если бы не приехали ее друзья, вообще никого не интересовало, как она ночью доберется домой. Жесть.
Вышли подышать на газон. В небе над нами мерцало созвездие Большой Медведицы, а на земле - одна за одной подъежали скорые, в свете их фар вспыхивали под кустом глаза рыжего котика в ошейнике, которого я приметила еще засветло. Врачи курили у своих машин.
