ШЕРСТИ КЛОК
- Да уж, в жизни не видели такой идиотки, - пропищали Анютины Глазки и нахально подмигнули Алисе.
- Заткните фонтан! - заорал на них Гладиолус. - Вы вообще никого в жизни не видели. Храпите целыми днями в тени, Глазок не продираете. Докатились: ничего не соображаете - вроде Божьей Коровки.
В жизни моей, как и в творчестве знаменитых художников, просматриваются периоды. Голубой, розовый, синий, серый. Или можно провести иную периодизацию: время трепетной лани, трясогузки, лошади или даже белочки. Последний месяц подтвердил со всей однозначностью: наступило время овцы. Нет, конечно, пахну я хорошо и выгляжу мясо-молочно, но - блею и покорно подвергаюсь стрижке.
.
Сюжет первый. Путаюсь в незнакомой дорожной обстановке, специально созданной нашими доблестными мастерами машинного доения, оказываюсь на встречке и попадаю в распростертые объятия гаишника аккурат под лишение прав. Вместо того чтобы настоять на составлении протокола и написать в нем " не согласна, инспектор провоцировал и вымогал", а потом пойти в конце концов в наш суд, который, как известно, самый гуманный суд в мире, что делает женщина-овца? Блеет, плачет, жует сопли, платит кучу денег, за которыми еще надо смотаться, и - апофеоз - благодарит (!) этого наглого мордатого оборотня с полосатой палкой, вместо того, чтобы ... ну вы понимаете. Когда морок сошел, я чуть не сблевала от себя самой.
Сюжет второй. Забираем маму из больницы. Чувствую - что-то с ней не то. Но овца решает, что правильнее унести ноги. Уже через несколько дней именитый дружественный врач обескураженно спросит: "Вы хотите сказать, что вашу маму выписали из клинической больницы с ТАКИМИ анализами?" И после паузы: "Вот уроды..." (Но уже через пару часов мы увидели совершенно другое лицо отечественной медицины: на мотоцикле поздно вечером, экипированный по последнему слову науки, к нам примчался практически сам доктор Хаус! Так что живы пока).
Сюжет третий. Скоро папины сорок дней. На Донском кладбище его родители - мои бабушка и дедушка - похоронены в нише в помещении, которое сначала было церковью, в советское время стало крематорием, а сейчас там снова церковь. Около тысячи захоронений с 30-х годов оказались в алтарной зоне храма. Непорядок.
Церковь заявила: "Не разрешаем больше хоронить!" Директор кладбища - отставной военный, похожий как две капли воды на командующего ВДВ генерала Шаманова, возражает: "Не имеют права. Нарушается федеральный закон номер такой-то и номер такой-то". Конфликт РПЦ и ГУП "Ритуал" нас совершенно не касается, но цена вопроса - несколько десятков тысяч рублей, которые церковь предлагает нам заплатить за то, чтобы потрафить их желанию освободить храм от прахов усопших советских граждан. Из кладбищенской конторы побрела я с заявлением к игумену Парамону в Донской монастырь, и общение с настоятелем храма отцом Михаилом достойно отдельного рассказа. Дрожащий голос, снова слезы, унизительные переживания от вопросов о размерах нашей готовности "помочь" церкви... Говорю же - овца. Муж, узнав об этом, помрачнел и буквально взвился в направлении церковного начальства словно першинг из шахты. Есть два варианта: либо церковь сама оплатит перенос старого захоронения на новое место, либо мы будем действовать по закону. Молодой и корпулентный отец Михаил вышел на повторный разговор с нами из своего роскошного кабинета в канцелярии монастыря. Увидев рядом с беззащитной паршивой овцой пастуха, он пообещал решить вопрос. Директор кладбища в сердцах показал нехитрую комбинацию из трех пальцев со словами "вот они вам что-нибудь дадут!". Но я почему-то своими овечьими мозгами думаю, что отец Михаил чего-нибудь придумает. Поживем-увидим.
- Заткните фонтан! - заорал на них Гладиолус. - Вы вообще никого в жизни не видели. Храпите целыми днями в тени, Глазок не продираете. Докатились: ничего не соображаете - вроде Божьей Коровки.
В жизни моей, как и в творчестве знаменитых художников, просматриваются периоды. Голубой, розовый, синий, серый. Или можно провести иную периодизацию: время трепетной лани, трясогузки, лошади или даже белочки. Последний месяц подтвердил со всей однозначностью: наступило время овцы. Нет, конечно, пахну я хорошо и выгляжу мясо-молочно, но - блею и покорно подвергаюсь стрижке.
.
Сюжет первый. Путаюсь в незнакомой дорожной обстановке, специально созданной нашими доблестными мастерами машинного доения, оказываюсь на встречке и попадаю в распростертые объятия гаишника аккурат под лишение прав. Вместо того чтобы настоять на составлении протокола и написать в нем " не согласна, инспектор провоцировал и вымогал", а потом пойти в конце концов в наш суд, который, как известно, самый гуманный суд в мире, что делает женщина-овца? Блеет, плачет, жует сопли, платит кучу денег, за которыми еще надо смотаться, и - апофеоз - благодарит (!) этого наглого мордатого оборотня с полосатой палкой, вместо того, чтобы ... ну вы понимаете. Когда морок сошел, я чуть не сблевала от себя самой.
Сюжет второй. Забираем маму из больницы. Чувствую - что-то с ней не то. Но овца решает, что правильнее унести ноги. Уже через несколько дней именитый дружественный врач обескураженно спросит: "Вы хотите сказать, что вашу маму выписали из клинической больницы с ТАКИМИ анализами?" И после паузы: "Вот уроды..." (Но уже через пару часов мы увидели совершенно другое лицо отечественной медицины: на мотоцикле поздно вечером, экипированный по последнему слову науки, к нам примчался практически сам доктор Хаус! Так что живы пока).
Сюжет третий. Скоро папины сорок дней. На Донском кладбище его родители - мои бабушка и дедушка - похоронены в нише в помещении, которое сначала было церковью, в советское время стало крематорием, а сейчас там снова церковь. Около тысячи захоронений с 30-х годов оказались в алтарной зоне храма. Непорядок.
Церковь заявила: "Не разрешаем больше хоронить!" Директор кладбища - отставной военный, похожий как две капли воды на командующего ВДВ генерала Шаманова, возражает: "Не имеют права. Нарушается федеральный закон номер такой-то и номер такой-то". Конфликт РПЦ и ГУП "Ритуал" нас совершенно не касается, но цена вопроса - несколько десятков тысяч рублей, которые церковь предлагает нам заплатить за то, чтобы потрафить их желанию освободить храм от прахов усопших советских граждан. Из кладбищенской конторы побрела я с заявлением к игумену Парамону в Донской монастырь, и общение с настоятелем храма отцом Михаилом достойно отдельного рассказа. Дрожащий голос, снова слезы, унизительные переживания от вопросов о размерах нашей готовности "помочь" церкви... Говорю же - овца. Муж, узнав об этом, помрачнел и буквально взвился в направлении церковного начальства словно першинг из шахты. Есть два варианта: либо церковь сама оплатит перенос старого захоронения на новое место, либо мы будем действовать по закону. Молодой и корпулентный отец Михаил вышел на повторный разговор с нами из своего роскошного кабинета в канцелярии монастыря. Увидев рядом с беззащитной паршивой овцой пастуха, он пообещал решить вопрос. Директор кладбища в сердцах показал нехитрую комбинацию из трех пальцев со словами "вот они вам что-нибудь дадут!". Но я почему-то своими овечьими мозгами думаю, что отец Михаил чего-нибудь придумает. Поживем-увидим.