(no subject)
То новое, что есть зло старого, добро, почем спрошенное и отверженное в голосе вечного притупления слов, все это повторение умиротворяющего мертвого, радикально истлевшего внутри прободенного мозга. Это то самое определение остова, где нет уже времени содержащего и удерживающего, но лишь оболочка намерением укрепленная.
Технические важности, которые оправдано определяют божественность плоти в плоти, есть не более чем переборка коробок ибо измененные шарики, квадратиками стать не могут, но аналогии есть аналогии мышления, где возможность трансформации форм есть магия мозга, целый мир внутри черепной коробки.
Та реальность, что пронизана богом, есть мир определяющий, но божественность бога есть водность воды, что не есть ни диалог, ни дискурс, ни благость, ни срамность.
Зов изнутри, есть форма исступления, есть более сильное поле в слабом ритме, где гештальт окружающего есть продукция проекций, с которой борется гештальт прошлого, который есть проекция изнутри из прошлого из времени в это -есть-здесь, но что есть личностное, что есть не-личностное?
Гласы иступленные, есть воспаленные нервы, точащий паразит окрыляет фантазиями, унынием или чем то иным, что определенно может иметь субъективную или объективную реальность и лишь боль и смерть определят конец машине, что есть мы и мы же, машиной не есть управляющие, но забывшие духи, уверенные что мы не плоть.
Что пало с небес и определило вращение безумцев, есть ли оно огонь искажающий, сила уродующая, сила дарующая, есть ли мы продукт развития или вариация бокового отхождения? Есть так как есть и никак не есть в том что было есть будучи не есьмым.
Там, за поворотом страстей, стоит не новый мир, но уверенность что нас ждет великое возвращение, воспетое безумцами. Но есть ли там возвращение или это намек на чашу весов, где темные станут светлыми, поднявшись из праха забвения и сложится дух так, что материя станет вокруг него новой плотью нового вида, определив новую форму истолкования и во-присутсвования, что нонче кажется новой, но была ли она таковой? Повторим ли, восстанем ли, отторгнем ли привитое или оголившись начнем наново лобзать кресты агарянские, аллахистами полные колыбели снов отторгнув в то море, откуда мы пришли есмь?
Аллюзии есть исполнения заветов. Тот кто проводит черты от черты и к кругу от круга с квадратом идущим, восходит с небес на землю, ибо пав на землю он, став прахом земным, ждет разворота земного, когда небо первернувшись, станет землей, а земля небом. Это есть то, что есть. Долгий путь...Найти место, где встанет новое солнце, пока там царствует тьма....
Пробудится ли тот, кто решил уснуть? Вспомнит ли, что он уснул или пробужденный в ярости сметет свою память воспитанный в новом духе неспящими слепцами, старцами без сил, чья сила лишь в яде их снов их речей и их памяти, чей смысл был отравить пробуждение, сделав ставку на темного бога ясности, вместо света забвения?
Кто качнет чашу? Вопрос не к тебе ибо чаша качнулась и рука дотронулась до нее. Сотрутся все слова эти и загадки станут не нужны ибо умрут, взойдут и исчезнут загадчики. Слова, такие пустынные слова - мишура на плоти из снов и смерти.
Технические важности, которые оправдано определяют божественность плоти в плоти, есть не более чем переборка коробок ибо измененные шарики, квадратиками стать не могут, но аналогии есть аналогии мышления, где возможность трансформации форм есть магия мозга, целый мир внутри черепной коробки.
Та реальность, что пронизана богом, есть мир определяющий, но божественность бога есть водность воды, что не есть ни диалог, ни дискурс, ни благость, ни срамность.
Зов изнутри, есть форма исступления, есть более сильное поле в слабом ритме, где гештальт окружающего есть продукция проекций, с которой борется гештальт прошлого, который есть проекция изнутри из прошлого из времени в это -есть-здесь, но что есть личностное, что есть не-личностное?
Гласы иступленные, есть воспаленные нервы, точащий паразит окрыляет фантазиями, унынием или чем то иным, что определенно может иметь субъективную или объективную реальность и лишь боль и смерть определят конец машине, что есть мы и мы же, машиной не есть управляющие, но забывшие духи, уверенные что мы не плоть.
Что пало с небес и определило вращение безумцев, есть ли оно огонь искажающий, сила уродующая, сила дарующая, есть ли мы продукт развития или вариация бокового отхождения? Есть так как есть и никак не есть в том что было есть будучи не есьмым.
Там, за поворотом страстей, стоит не новый мир, но уверенность что нас ждет великое возвращение, воспетое безумцами. Но есть ли там возвращение или это намек на чашу весов, где темные станут светлыми, поднявшись из праха забвения и сложится дух так, что материя станет вокруг него новой плотью нового вида, определив новую форму истолкования и во-присутсвования, что нонче кажется новой, но была ли она таковой? Повторим ли, восстанем ли, отторгнем ли привитое или оголившись начнем наново лобзать кресты агарянские, аллахистами полные колыбели снов отторгнув в то море, откуда мы пришли есмь?
Аллюзии есть исполнения заветов. Тот кто проводит черты от черты и к кругу от круга с квадратом идущим, восходит с небес на землю, ибо пав на землю он, став прахом земным, ждет разворота земного, когда небо первернувшись, станет землей, а земля небом. Это есть то, что есть. Долгий путь...Найти место, где встанет новое солнце, пока там царствует тьма....
Пробудится ли тот, кто решил уснуть? Вспомнит ли, что он уснул или пробужденный в ярости сметет свою память воспитанный в новом духе неспящими слепцами, старцами без сил, чья сила лишь в яде их снов их речей и их памяти, чей смысл был отравить пробуждение, сделав ставку на темного бога ясности, вместо света забвения?
Кто качнет чашу? Вопрос не к тебе ибо чаша качнулась и рука дотронулась до нее. Сотрутся все слова эти и загадки станут не нужны ибо умрут, взойдут и исчезнут загадчики. Слова, такие пустынные слова - мишура на плоти из снов и смерти.