II. Иккинчи боб. Пост 6.
***
Все же, видно, жой, место здесь такое: уйлар, дома эти сариқ-кўк, желто-синим колодцем, двадцатипятиэтажные, кишлак из вагончиков. Болото гиблое. Пул йуқ. И денег нет. Говорят начальнички одно и тоже: подождите, на следующей неделе, завтраками кормят с месяц. В бомжа превратился. Сплю в бытовке с клопами и вшами. Питание - одни мака-роны, вкус мяса забыл уже. Документы: регистрация временная и разрешение на работу - давно просрочены. Паспорт узбекский - и тот проблема, если до Нового года не уеду, вообще кирдык. Иккинчи январда, второго января мне стукнет қирқ беш, сорок пять и фотографию молодую в нем надо менять, иначе даже билет домой не куплю. Да и не ношу бумаг никогда с собой, менты остановят, попугают, а взять с меня нечего. Пошуткую с ни-ми, а они в ответ: "Вот узбек обрусевший!" - офигевший в смысле. И отпустят. Еще год назад легко отмахивался, «ксива» афганская была, они это дело уважают, некоторые сами недавно в командировки по горячим точкам ездили - так и ту потерял. Как теперь докажешь, что твой позывной - "Двадцатый", что я вертолетчик-афганец, а не просто Булат Кудратов-гастарбайтер? Как убедить всех, что жил по-человечески, даже здесь, Питерда? Да-аа и, кому это интересно?
[Далее]Этот ящик - мой дом. Какой есть. Как бы в него и не сыграть. Унылая гўр, могила, ни одна гурия жить сюда не заявится. При входе в наш кўк вагон уй, синий вагончик что-то вроде гардероба для рабочей одежды, чтобы строительную грязь внутрь не носить. Гвозди в стену вбиты, на них шмотьё висит. Вот и вся прихожая. Дальше налево - кухня: электро-плитка, полки с посудой и продуктами, рядом низкий стол и табуретки самодельные. Столовая, демак. Вдоль стен вагончика, и с противоположной от двери стороны, там где окно находится, лежанки сколочены в два яруса. Спальня на олти, шесть мест получается, двое у нас спят вместе. Это же пространство становится гостинной помере надобности. Толи купе поезда грубо смастерённое, толи камера тюремная? Вот насчет последнего утверждать не стану - Аллах уберег от такого опыта. Под нижними нарами сумки с личными вещами, хлам разный. Такая вот квартира втиснутая в коробочку, правда, удобства, если их можно так назвать, на улице. Да уж, охочую на такое жильё гурию еще поискать надо.
По вахтам я долго помотался, и в разных походных условиях пожил: простынка, наволочка, занавеска - сразу обстановку меняют и на дом намекают, но тут об этом уже никто и не заботится. Хотя и зря, на настроение и мысли это здорово влияет, а мои соседи по несчастью изменений ждут только с одной стороны - от денег. Если бы ни Вальки-молдаванки, хоть какой-то уют создавшие, все это походило бы вообще на собачью конуру. Матрасы и одеяла эти, тряпьё неизвестно откуда взялись, и за годы накопили в себе запахи череды прежних хозяев, никогда стирки не знали и солнца не видели, а в разогретой за день этой жестяной банке, источают такое, что и словами не передать. И не стану их перебирать как четки - не те сўзлар это, не те. Что на русском, что на узбекском.
- Эх, ты, мой родной, с хитрым прищуром, кареглазый, - это я сучку шепчу в доске верх-ней полки, прямо над моей головой. А рядом писанина Мансура по-узбекски: биринчи сўз - "Кидалка" - послание тем, кто сменит нас на этих пыльных матрасах, что не надо работать на Игоря, Тиграна и Гивона, потому что с такими начальниками денег не будет. Асло. Совсем. Да и, какой дурень в подобное, как мы, еще вляпается. Вот с этим словом которую уже неделю и просыпаюсь. В нем и я, и все остальные здесь спящие, и сам этот вагончик, и Питер, и Россия, и далекий Ўзбекистон, и вся жизнь.
Одно ты, монгольское око, и радуешь по утрам, просишь подняться, намекаешь на удачный день и прибыль, как на зелёной бумажке поверх пирамиды, утверждаешь, что мир за этими стенками из фанеры и жести без меня не обойдется, может застопориться и зачахнуть. Правда, что-то слабо в это верится. Не велика птица. Вот смотришь на этот сучок со слезинками смолы перед своими глазами и чувствуешь заботу, чужое переживание, что кому-то нужен, а повернешь голову, и чувство улетает. Бригада еще не здесь, они далеко отсюда, под Самаркандом и молдавскими Бельцами. Им хорошо, сопят, похрапывают, а у меня и этой радости нет. Надеюсь, что слёзы эти не по мне, и не так всё плачевно. Солнце уже встало, слышны бодрые разговоры собирающихся на работу, шапиллаш, плеск воды около умывальников. Соседи посудой гремят, глухой такой металлический звук, демак, кастрюли полные, а в этом уже умид ва куч, надежда и сила. Для их хозяев - не моя.
- Эй, вставайте! Восемь часов почти уже, - в стенку вагончика погремел ногой «хўроз», "петух", Гивон-армянин, один из наших посредников, в длинной цепи которых я уже дав-но запутался. Ҳам тонг, каждое утро так будит, потому как птицу и прозвали. «Петух всюду одинаково кукарекает», - на родине говорят. Лежбище из пяти узбеков и двух молдованок чуть шевельнулось, но пробуждаться не торопилось. Это очень важный момент: спокойно перейти из одного состояния в другое, нужно привыкнуть, неспеша впустить новый день в себя, познакомиться и подружиться. Иначе, сами знаете - лучше вообще не вставать.
- Гоша! Поднимай свою банду! - не унимался бывший житель окрестностей Араратских гор, обращаясь к нашему бригадиру.
- Ана, ҳайвон, анангни-ски [127], - проворчал Гоша из-под одеяла.
- Хивон, мы уже не спим! - не отрывая головы от подушки, ответил начальству чуть погодя, раздраженно и громче, чтобы звук проник сквозь далеко некапитальную стенку фанерно-жестяного ящика.
Вот уже иккинчи ой, второй месяц, сон - это лучшее, что есть в жизни, потому как в полуголодном ночном провале в тихую бездну нет одних и тех же, каждодневных и почти ежеминутных мыслей: чего поесть и покурить, короче, живот один в голове, про выпить - это вообще роскошь - жўда гоҳида, очень редко. Да, и снов нет, забытьё одно, пауза в дневном мраке, потому что темнота так и не наступает теперь - ночи-то оқ, белые.
Только у нас далеко не всё - О.К. Недельный бюджет на весь вагонча, вагончик пример-но икки минг, две тысячи - не разгуляешься. И это еще при нормальном раскладе, если хўжайинлар, «хозяева» соизволили подсуетиться, а это наших нервов стоит. Всё дается с боем, как на войне. Минус от этой грустной суммы еще случается обычно. Менты вычитают из неё свою прибавку к жалованию: почти ҳар сафар, каждый раз как пойдем в "пятерочку" - залёт, и "пятихатки" как и не бывало. Тут стройки кругом, где нашего қора, черного брата полно. Кушать-то, в любом случае, надо, а еда только пулга, за деньги и в магазине. Вот эти итлар, собаки в погонах на подступах к торговым точкам и охотятся. Наши начальники из-за этого сами в "Народный" иногда ездят, но лучше бы этого не делали, потому что у них очень странное представление о недельном меню на етти, семь взрослых человек. Как правило, это - ўн, десять буханок черного хлеба, или булок(?), с этими питерскими заморочками совсем запутался, саккиз-тўққиз, восемь-девять батонов, беш, пять пачек макарон ва олти-етти, шесть-семь килограмм картофеля. Для разнообразия: по бутылке кетчупа и растительного масла, пару пачек чой, чая, и если не забудут, то еще бир килограмм шакарни, сахара и блок "Петра I". Шикарно вобщем.
Затаскивать себя приходится на ўн олтинчи-ўн еттинчи, шестнадцатый-семнадцатый этаж. Позавтракал. Бир марта, один раз поднялся пешком наверх, и ярим соат кейин [128], через полчаса уже подсасывает, а у ерда-бу ерда, туда-сюда, устига-пастга, вверх-вниз на-до топать несколько ходок на день. Лифт с фасада дома руководство стройки посчитало нужным почему-то убрать. Его аренда, эҳтимол, наверное, денег стоит, а мы - бепул, бесплатные. Ну, почти. Внутренняя отделка, хорошо, если наполовину сделана, следователь-но, поднимаем стройматериалы со склада на третьем этаже ва сув с улицы на себе. Даже по нужде и то - шагай по ступенькам. Ну, по малой, правда, приспособились ходить в бак-лажки, пяти-шестилитровые бутылки из-под воды, и это мужики, а как молдованки, даже и не знаю. Одним словом - все для трудящихся. Вот так и бережем силы с помощью сна, и от мрачных мыслей прячемся. Лучше сном утешаться, чем о прожитом сокрушаться… Мақол, пословица такая.
Так и с ума можно свихнуться, если только эти слова в голове крутить, причем делать ничего не нужно: сами все направят и расставят по местам - они способны. Сўз - это самая могучая сила на Земле, и если его еще и повторять постоянно, то результат удваивается. Вот, потому если твердить целыми днями: «Пул йўқ, пул йўқ» - «Денег нет, денег нет», то их отсутствие станет в квадрате, а то и в кубе. И где же ты, Булат, сам себя так оговорил, накаркал, а может, помог кимдир?
***
С меня начиналось и творилось. Отправной точкой было. Всё смешалось. И главное - каждый сунется в те слова, смысла которых не улавливает. Кругом поголовно специалисты в говорении. Одному выделишь словарный запас: шпатель, кисть, шкурить, гипсовая штукатурка, кафель, затирка, плиткорез, а он и норовит на его основе косметический ремонт устроить всему миропорядку. Другому - определишь в пользование сельскохозяйственную лексику: поголовье, озимые, яровые, фураж, нагул, культивация, силос, совхоз. Так нет же - сами с усами. Даешь многополярный мир! Девальвация сплошная.
Разберитесь хоть в том, что дано. Жизни же мало. Само еле продираюсь к корням сквозь все ваши хитроумные наслоения. Заимствования одни. А то и прикончить норовят: не было меня видете ли! Большой взрыв имел место, от него все и развернулось, а я - так, пыль космическая. Надстройка! Ы-ыы. Зубы уже сводит стройкой этой. И откуда она только вылезла такая пронырливая и вездесущая? Копили, стяжали, кровь проливали, возвеличивали, возводили на вечные времена в правильных геометрических формах, и снова рушили, чтобы было чем следующим занять себя. Расползлась эта стройка по шару парусами на ветру и башнями, языки смешивая. Знаете, чем тогда закончилось?
Сами себе бури и устраиваете. Словесные торнадо. Деятель какой ляпнет сдуру и не подумав - и понеслось. Одни - буквально выполнять стараются, другие - на свой лад переиначивают. Сотрясание воздуха и активная деятельность наполненная профессиональными и специфическими арго, жаргонами и сленгами. И всеобщее понимание и одобрение. Какофония! В глазах - согласие и цель, которую неизвестно кто нарисовал(я-то знаю!), чтобы стадо не разбрелось и организованно двигалось в будущее, сказано было, что светлое. Подкинут им - народу, электорату, пастве - слов и образов как жвачку, вкус сохраняющую лет шестьдесят-семьдесят. Аккурат - на одну житуху! За пределы не ходи и иного в рот не клади! Вот её можете годами пережевывать, под нашим нормативным контролем, обратите внимание, там в конце каждого абзаца последствия прописаны - от и до. Песня! Иначе, не поймут, смерят взглядом с укоризной, а то прогонят или изолируют, в отдельных случаях погубят для острастки. Без пастухов с волкодавами мне никак не обойтись. Но развелось же, как собак нерезаных!
Всё химера! Правда, совесть, идеал, народ, деньги, Узбекистан и Россия. Человек! Давно известно - откуда слез. Всех ли язык поворачивается так назвать? Нет прямой связи между словами. Даже не пытайтесь найти. Они даны были ступенями, чтобы подниматься и прояснять, продвигаться к первому, оно же и последнее, и бесконечное. Наплодили бессмертных смыслов-тупиков от усталости. А кто сказал, что будет легко? Что должен наступить момент насыщения, как за столом? Тянуться и стремиться, с чувством голода, наверное, самым близким к тому, что хочу выразить. Эта ненасытность - важное качество. Картинки вам написанные и намалёванные - только слабые контуры. Лёгкое дуновение в заданном направлении. Дорисовывайте, они так и просят вашего сотворчества, штрихов и мазков.
Необходимо смириться: вам никогда не достичь полного соответствия словам: человек, счастье, любовь, Узбекистан, Россия и прочих, даже в значении с маленькой буквы. Можете попытаться дотянуть до американской мечты. В этом проще. Она нетребовательна. И вообще сомнительно: всегда ли указывает верный курс? Голод пройдёт как от фаст-фуда: провалилось что-то тяжелое, но долго не покидает чувство - полезно ли? Зато приобщился. А теперь проглотите: «Я - узбек» или «Я - россиянин». Бизе. Тофу. Совсем маленький кусочек. Такое надо распробовать. Определиться в своих ощущениях, чтобы объяснить другим. Выслушать мнения, найти общие точки соприкосновения. И условиться, что говорите об одном и том же. Наощупь, спотыкаясь и падая, снова подымаясь, выхаживать пространство слова. Протаптывать. С треском ломая и без сожаления отбрасывая ложное, чтобы другим не ходить и необратимые секунды не растрачивать.
Лишним и бесполезным для них стало. Клеветой и очернением. Краски сгущаю, видете ли. А наставлять кто будет? К свету вытягивать. Большой Взрыв?! Много он вам прояснил уже? И головами вертят все без исключения, даже те, что жевачку производят: что говорить? Какое Слово произносить? Чтобы правильно, не остановилось вращение и лучик там вдали. Главное! Можете даже напевать. Оно с любым рифмуется, в мантру и молитву складывается. И выведет, спасет и сохранит.
ЛУҒАТ
(Словарь)
[127] Ҳайвон(узб., тадж., каз.) - животное. В арабском языке тоже «хаяван».
Анангни-ски(узб.) - твою…(разг., бран.).
[128] Ярим(узб.) - половина.
Соат(узб., тадж., каз.) - час.
Кейин(узб.) - через(о времени).