I. Биринчи боб. Пост 8.
***
Хон Охирги всегда рад, когда удаётся взять в плен уруских женщин, яхши мол [118], можно выгодно продать торговцам живым товаром. Они куда покорнее кочевых, и к тому же ценятся за красоту и разные хозяйские навыки. Сначала их ведут Хорезм - там большой невольничий рынок, а потом дальше. Странная у урусов жизнь - пахать и хлеб сеять. Ер. Земля отбирает силу, они сами врастают в нее, и становятся как то дерево, что часто видишь в этих краях, берёзой называют, кайин по-нашему. Хрупкое такое и листвой шелестит, будто молитву шепчет, горюет о чём-то. Так и урусы - за она қишлоқ, родную деревню горой стоят, насмерть, а вырвешь их оттуда и больше не сопротивляются - делай с ними, что хочешь. Человек должен быть как птица - стремится вверх. Йўқ, в любую даль. Уя, гнездо устраивая только в желании вырастить птенцов, а не пускать корни длиннее, чем стебель, без которых сразу ўлим, смерть.
[Далее]У кочевых степной простор - ўз уйи, родной дом, места хватит всем - и человеку, и живности. Докуда глаза взором достают - всё твоё, а дошёл до вчерашнего горизонта - дальше вглядывайся. Защиту чувствуют, пока небо над головой ва чарс-чурс гулханда, схорониться от дождя и ветра под кигиз, войлок достаточно, прочные каменные стены пугают и не дают вздохнуть вольно. Да и, как их потом с собой унести, когда отары до корней вокруг всё выщипали и рвутся туда, откуда ветер приносит благоухание травы в колено, и надо трогаться за ними в путь. Всё этому подчинено. Урусам же без стен, хотя бы деревянных, просто бало, беда. Это не только потому, что лес окрест, зверьё бродит и холодно, а стали, как тот юмронқозиқ [119], дом которого инча, норка в земле, и вся жизнь вертится неподалёку, так и для людей стали бревенчатые коробочки ва ертўла уйлар, землянки, где безопасно и в случае чего можно юркнуть обратно. Вдаль уйти - в медведя обратиться. Но если оказываются на приволье или прогонит кто из ямки, что нередко происходит, то меры не знают. Как в пустыне с жажды до қудуқни, колодца дорваться, голову теряют: мечутся в поисках того, кто окончательно остановит и укажет место, а в этой неприкаянности творят такое, что потом, постыв со временем, уже назад не укладывается.
В последний, нечастый нынче, тўй, и Игор-урус сказывал такую былину. Далеко отсюда ғарбга [120], на запад, в молодые годы его отца объявился на реке Тен [121] казак, Степан-ака звали, сын татарки. Знатным воином слыл, выбрали его эскербоши, атаманом большого войска. Славился честностью среди своих людей, и потянулся к нему за защитой со всего уруского ханства разный беглый и лихой халқ, народ, голодный и оборванный, недовольный всем миром и обиженный на судьбу. Злости у каждого - через край. И собралось их вскоре несколько тысяч, а кормить и одевать людей-то надо. Принялись они тогда разбойничать, вот почти как мы, только не караваны в степи останавливали и кочевья разоряли, а на реке грабили. Лодки большие, товарами заморскими и мехами с севера груженные, и городишки с амбарами купеческими, деревянными стенами огороженные, наловчились легко брать набегом. Захваченную добычу делили честно между своими эскерами. Молва о Степане от станицы к станице разлетелась за минг чақирим, тысячу вёрст, и народ счастьем и богатством обделённый стал к нему ещё пуще стекаться со всего ханства. Любили и уважали атамана за справедливость и опеку, как отца родного. И кого только не было в его войске, как и в нашей стае, но называли все себя казаками. Увидев, сколько за ним людей пошло, и почуяв силу народную и подмогу в делах своих, огласил себя Степан-ака ханом, церем, как у них говорят, и дал слово перед ордой своей: недалёк тот час, что весь народ в нашей стороне будет қазақ, вольный, а власти баев с плетями обещал скорый конец.
С Тена пошли они на Едиль, по реке на лодках спустились к Хазарскому морю [122] и до-плыли до Персии, с шахом тамошним воевали. Разгулялись на чужбине ещё пуще, чем баловали в родном крае, даже дочку батши одного утопили. Народ любит таких ботирларни, героев, что хомуты и путы рвут, да резвятся необъезженными жеребцами в чистом поле. Слава о смелом атамане разлетелась по степи и землям урусов ещё шире, а когда затосковали в чужих краях и поворотили обратно, то некоторые города им уже сами ворота открывали, как освободителям. Наслал тогда царь уруский большое войско против казаков и разбил неугодных. Изловили сатрапы раненого Степана, посадили в клетку как зверя, судили да порубали. Чуется наша кровь - чўл, степная. С уважением об атамане вспоминают, и даже песни слагают. Хотя из такой затеи, хорошего мало бы вышло. Это как нашего Охирги ханом над всеми тремя жузами или Самаркандом с Бухарой поставить. Грабить в поле - одно, а мудро править - бутунлай бошқа, совсем другое. Да и, десятка рвани нашей с луками и стрелами одного настоящего эскера стоят - куда там тягаться.
И нет во всей степи человека, который собрал бы заново, примирил, а где надо и усмирил, повёл в цели, установил свои қонунлар ва тартиб, законы и порядок, для всех равный. Изрёк слова понятные каждому и завлекающие в общее счастье и радость. Йўқ, бегают, отхватывают друг у друга кусками, а на большее не способны. Изредка сунуться в жузы, к эмирам или на Русь, пограбят по окраинам и назад даштда, гулять да проедать ворованное, где ветер брат родной, и не найти, не догнать. Воинами себя зовут. Приходится приспосабливаться под этих йўқ одамларни, ничтожеств, подчиняться, делать вид, с опаской кивать на слова, вечно думая надвое и примеряя своё и чужое, чтобы сошлось. Прирежут же ночью во сне - это их всё. А бежать куда? Кругом степь, и сдайся кому - прибьют, сен улардан бири, ты один из них. Вот и мотаюсь с этим отребьем который год, хоть и самому противно и больно. А Аль-Аля все видит: чем я занимаюсь, как живу. Тақдир… Судьба... Остались лишь воспоминания до той ночи трехлетней давности и вера.
ЛУҒАТ
(Словарь)
[118] Яхши мол(узб.) - хороший товар.
[119] Юмронқозиқ(узб., тадж.) - суслик.
[120] Ғарб(узб. тадж.) - запад. В арабском языке тоже «гарб». Узбекский звук «ғ» более твердый, чем русский «г», в ряде случаев тягучий и подобен на картавый «р».
[121] Тен(тюрк., кыпч.) - река Дон, от «тын» - «тихий» или «тан» - «река». Русский вариант названия, вероятно, скифо-сарматского происхождения и содержится в названиях многих рек, в основном в Восточной Европе(Дунай, Днепр, Днестр), а также во Франции, Англии и т.д. На сегодняшний день слово сохранилось в осетинском языке(потомке скифо-сарматского) в значении - вода, река.
[122] Хазарское море - название Каспийского моря в арабском, персидском и тюркских языках по сей день.