Емельян Ярмагаев: две повести
Светлые детские впечатления - материя непрочная, требует деликатного обращения. Часто их лучше оставить как есть, законсервированными в розовом флере наивных воспоминаний. А то возьмешь иной раз любимую в детстве книжечку, и зрелый взгляд явит тебе унылое трупное окоченение. Но есть, есть все-таки редкие самоцветы, ради которых стоит вернуться к давно прочтенным страницам. Восторженно любимые в возрасте "до шестнадцати" за захватывающий сюжет и броский антураж, со второго взгляда они привязывают к себе незамеченной прежде грустной мудростью. Детская литература, написанная по-взрослому.
"Приключения Питера Джойса и его спутника Бэка Хаммаршельда в Старом и Новом свете" E.Ярмагаева - одно из таких потаенных сокровищ: читали немногие, зато уж вряд ли забыли. Это была книга, заставляющая верить. И жадно спрашивать: "А дальше?" Плюньте на формальную аннотацию, ее писал чинуша с пустым взором и каменным сердцем. Книга совсем не о том - имеющий глаза да увидит.
"Репутация человека, само собой, зависит от его добрых дел. А также - от усердия, с которым он докладывает о них каждому встречному" - такое вот у нее начало.
Колкие парадоксы щедро рассыпаны по тексту и предваряют каждую главу. Какой-то добрый человек, такой же, как я, читатель-почитатель, бережно собрал "Изречения Питера Джойса" в Вики, чтобы не забылось, не кануло. Чтобы кто-нибудь, наткнувшись случайно, тоже спросил: "А дальше?" - и захотел разыскать старую книжку с неброской обложкой...
Нельзя сказать, что появление утром 18 июля 1636 года тощего чужака в драном колете как-то взволновало жителей прибрежной английской деревушки Стонхилл. Стонхилл хоть и уныл, но не хуже других деревень: есть в нем свои овцы и козлища, свои ведьмы и свои праведники, никогда не упускающие случая вцепиться друг другу в глотки. Идиллический уголок старой Англии - скандальный, мелочно расчетливый, раздираемый религиозными склоками и сплачивающийся в беде и в драке.
Перекрестившись и с молитвой на устах, местные пейзане во главе с владетельной и несокрушимой леди Элинор Лайнфорт хозяйственно прибирают к рукам оставленные без должного присмотра корабли. А что особенного? Почти все лорды на этом побережье скопили себе состояние честным пиратским трудом, при горячей поддержке своих арендаторов. Корнуолл, знаете ли, вековые традиции: в фамильной галерее на почетном месте портрет леди Элизабет Киллигру, не в море будь помянута.
- "С нашей командой"! - передразнила леди. - Кто говорит об этих трусах? Я вызвала наверх моих пуритан!
Из люков показались конусообразные шляпы, черные плащи, решительные лица. Один за другим на палубу вышли пуритане, с ружьями за плечами, и встали единым черным строем, одновременно стукнув прикладами о дерево палубы.
Они занесли над головами приклады и черной лавиной обрушились на врага. Они наступали ногами на поверженных залпом, добивали раненых, гнусаво и торжествующе распевая псалмы.
- Чего вы от нас хотите? - взывали со всех сторон по-французски, по-немецки и по-испански. - Откуда вы, чьи люди? Берите люгер, берите всё и будьте вы прокляты! Пощады! Сдаемся!
Но пуритане, привычно держась плечом к плечу, всё так же мерно взмахивали прикладами, прицеливались и стреляли. За этой работой они жужжали сквозь зубы яростные пророчества Иезекииля: "Душа согрешающая, она умрет!"
В остальное же время стонхильцы, как водится, трудолюбиво возделывают свои пашни, пьянствуют, молятся и учат жизни соседа.
"Если у меня и были сомнения насчет пригодности стонхильцев к выполнению великой задачи, они рассеялись на первом же отрезке пути. Дороги, как всегда, кишели "потрошителями". Hе проехали мы и двадцати миль, на отставшие фургоны было совершено нападение. Грабителей легко осилили, обезоружили и... ограбили до нитки. Сняв с них все до белья, молодцы из Стонхилла с постными рожами посоветовали им "как можно скорей обзавестись приличной одеждой и подумать о спасении своих душ". А затем разбойников с благословениями отпустили на все четыре стороны."
С таким народом приходится иметь дело вернувшемуся на родину мистеру Джойсу. Ну да он и сам не ангел: немного циник, умный, твердый, тертый жизнью. Некрасив и невезуч - мечтает много Питер Джойс, донкихотствует почем зря, хотя клинком владеет умело. Цель у него сколь благородна, столь же, по здравому размышлению, нелепа: основать справедливейшим образом устроенное государство. Утопия - есть такое слово. Насчет подручного человеческого материала наш герой не обольщается. Но мечта о счастье - не для себя, для всех! - сильнее доводов рассудка.
Сонный Стонхилл Питер выворачивает наизнанку и отправляет в путь. Не самыми красивыми способами, признаю: где сыграет на жадности, где на приверженности идее. Стонхильцы вообще люди идейные, за убеждения глотку порвут. И, не дрогнув, откажутся от любви. Новый Свет для них - самое место, чтобы беспрепятственно, в братском согласии взлелеять свою правду-истину. Так, как они ее понимают.
"Свобода духа и слова! - ревели пуритане, размахивая ружьями. - Что может быть прекраснее свободы слова? Кто скажет против этого хоть слово, того надо засадить в тюрьму: пусть, скотина, любуется небом в крупную клетку!." Это, разумеется, Питер Джойс. Ну вот и приплыли...
Дальше все пойдет как по-писаному. Очухавшись от плаванья, откормившись на индейских харчах, либеральные искатели царства божия на земле начинают охоту на ведьм, а заодно и на индейцев. "Душа согрешающая, она умрет!" - помните? Тесновато, оказывается, на тучных пажитях обретенного нового мира...
Будет много подлости и крови, и многим придется умереть - что-что, а это, надо признать, стонхильские пуритане делать умеют. "Последний подожжет фитиль," - решат сурово и спокойно, и даже дети не будут плакать. Фитиль поджигать не придется, а только радости от победы никакой.
Абенак пошатнулся, провел ладонью по груди и упал на колени. Приподнимаясь, он что-то запел. Странно, но я почувствовал, что ему больно, очень больно, нестерпимо. Потом он упал вниз лицом."
Когда похоронят и отплачут, уцелевшие придут за указаниями к своему изгнанному пророку, и он от них угрюмо отвернется. Не о таком мечталось Питеру Джойсу. Устало и нехотя опять соберется он в дорогу - одинокий и неколебимый, одержимый своей сумасшедшей мечтой. Потому что кто-то же должен, и где-то, наверное, сбудется...
И с отчаянным нежеланием придется тут перевернуть последнюю страницу повести, оставив позади ее неустроенный, безжалостный, мятущийся и живой мир, сказав последнее слово над теми, кто лег в свою землю обетованную:
"Люди были темные, принимали день за ночь. Но жаждали истины, искали ее бескорыстно и долго, в трудах и мучениях невероятных. И положи ты, господи, на одну чашу весов ошибки и преступления наши, на другую - горести и страдания. И увидишь, что перетянет. А тогда простишь нас и примешь в лоно свое!"
Книга эта, любимая и трепетно сберегаемая, вышла почти сорок лет назад, единственным изданием. Бескрайние просторы интернета, кроме краткой справки в Вики, сведениями о Питере Джойсе и его создателе не изобилуют.
Ленинградский писатель Емельян Ярмагаев (Владимир Емельянович Ярмагаев) родился в 1918, умер в 1995. Между двумя датами - дом в двух шагах от Невского, интеллигентная семья, композиторское отделение музыкального техникума. "Несчастный дар наблюдения за собой" дает возможность заглянуть в чужую жизнь - предвоенную жизнь Кости Шереметьева, alter ego писателя в повести "Время нашей зрелости".
Потом блокада, Ленинградский фронт... После войны Ярмагаев работал землекопом, штукатуром - восстанавливал город. Одновременно учился на филфаке ЛГУ. Получил диплом в тридцать четыре года, далеко не юношей, после долгих и мучительных поисков "главного направления" в жизни. Продолжая семейную традицию, учительствовал, преподавал русский язык и литературу в 34-й вечерней школе. Писать начал поздно, уже в шестидесятых. Написал всего 4 книги: две автобиографические повести "Время нашей зрелости" и "Мы пришли с войны" и две историко-приключенческие - "Возвращающий надежду" и "Приключения Питера Джойса".
Повесть "Возвращающий надежду" - набросок, несколько рыхлое вступление к отточенному в каждой фразе "Питеру Джойсу": невероятная и правдивая история Бернара Одиго, дворянина и бунтовщика, который с детства не мог выносить чужую боль. Такой вот lusus naturae. Чистая душа, Одиго - это Питер Джойс без коросты скепсиса: хоть жизнью и битый, да не поумневший, искренне верящий, что нужно и можно устроить все по-честному, без обид, в юности поклявшийся вернуть надежду отчаявшимся, не зная еще, что за надежду платят страданием. А узнав, не отступившийся.
Романтического своего героя Ярмагаев хоть и выдумал в пример читателю с сердцем и разумом, однако же близко к фактам - был в семнадцатом веке такой Бернар Одижо, земляк д'Артаньяна, то ли рыцарь, то ли блаженный, вступившийся за обиженных, да так, что до сих пор помнят. У нас, правда, сочли, что сей герой недостаточно интересен и выпустили повесть постыдным тиражом 50 000 экземпляров.
Мне было интересно. И тогда, и сейчас. Хотя и по-разному. И за это разное - поклон человеку, создавшему героев, которых можно любить и помнить.
"Приключения Питера Джойса"
Детская литература, 1976
формат 60x84 1/16
тираж 100 000
рис.С.Рудакова
"Возвращающий надежду"
Детская литература, 1971
формат 60x84 1/16
тираж 50 000
рис.В.Власова
"Приключения Питера Джойса и его спутника Бэка Хаммаршельда в Старом и Новом свете" E.Ярмагаева - одно из таких потаенных сокровищ: читали немногие, зато уж вряд ли забыли. Это была книга, заставляющая верить. И жадно спрашивать: "А дальше?" Плюньте на формальную аннотацию, ее писал чинуша с пустым взором и каменным сердцем. Книга совсем не о том - имеющий глаза да увидит.
"Репутация человека, само собой, зависит от его добрых дел. А также - от усердия, с которым он докладывает о них каждому встречному" - такое вот у нее начало.
Колкие парадоксы щедро рассыпаны по тексту и предваряют каждую главу. Какой-то добрый человек, такой же, как я, читатель-почитатель, бережно собрал "Изречения Питера Джойса" в Вики, чтобы не забылось, не кануло. Чтобы кто-нибудь, наткнувшись случайно, тоже спросил: "А дальше?" - и захотел разыскать старую книжку с неброской обложкой...
Нельзя сказать, что появление утром 18 июля 1636 года тощего чужака в драном колете как-то взволновало жителей прибрежной английской деревушки Стонхилл. Стонхилл хоть и уныл, но не хуже других деревень: есть в нем свои овцы и козлища, свои ведьмы и свои праведники, никогда не упускающие случая вцепиться друг другу в глотки. Идиллический уголок старой Англии - скандальный, мелочно расчетливый, раздираемый религиозными склоками и сплачивающийся в беде и в драке.
Перекрестившись и с молитвой на устах, местные пейзане во главе с владетельной и несокрушимой леди Элинор Лайнфорт хозяйственно прибирают к рукам оставленные без должного присмотра корабли. А что особенного? Почти все лорды на этом побережье скопили себе состояние честным пиратским трудом, при горячей поддержке своих арендаторов. Корнуолл, знаете ли, вековые традиции: в фамильной галерее на почетном месте портрет леди Элизабет Киллигру, не в море будь помянута.
- "С нашей командой"! - передразнила леди. - Кто говорит об этих трусах? Я вызвала наверх моих пуритан!
Из люков показались конусообразные шляпы, черные плащи, решительные лица. Один за другим на палубу вышли пуритане, с ружьями за плечами, и встали единым черным строем, одновременно стукнув прикладами о дерево палубы.
Они занесли над головами приклады и черной лавиной обрушились на врага. Они наступали ногами на поверженных залпом, добивали раненых, гнусаво и торжествующе распевая псалмы.
- Чего вы от нас хотите? - взывали со всех сторон по-французски, по-немецки и по-испански. - Откуда вы, чьи люди? Берите люгер, берите всё и будьте вы прокляты! Пощады! Сдаемся!
Но пуритане, привычно держась плечом к плечу, всё так же мерно взмахивали прикладами, прицеливались и стреляли. За этой работой они жужжали сквозь зубы яростные пророчества Иезекииля: "Душа согрешающая, она умрет!"
В остальное же время стонхильцы, как водится, трудолюбиво возделывают свои пашни, пьянствуют, молятся и учат жизни соседа.
"Если у меня и были сомнения насчет пригодности стонхильцев к выполнению великой задачи, они рассеялись на первом же отрезке пути. Дороги, как всегда, кишели "потрошителями". Hе проехали мы и двадцати миль, на отставшие фургоны было совершено нападение. Грабителей легко осилили, обезоружили и... ограбили до нитки. Сняв с них все до белья, молодцы из Стонхилла с постными рожами посоветовали им "как можно скорей обзавестись приличной одеждой и подумать о спасении своих душ". А затем разбойников с благословениями отпустили на все четыре стороны."
С таким народом приходится иметь дело вернувшемуся на родину мистеру Джойсу. Ну да он и сам не ангел: немного циник, умный, твердый, тертый жизнью. Некрасив и невезуч - мечтает много Питер Джойс, донкихотствует почем зря, хотя клинком владеет умело. Цель у него сколь благородна, столь же, по здравому размышлению, нелепа: основать справедливейшим образом устроенное государство. Утопия - есть такое слово. Насчет подручного человеческого материала наш герой не обольщается. Но мечта о счастье - не для себя, для всех! - сильнее доводов рассудка.
Сонный Стонхилл Питер выворачивает наизнанку и отправляет в путь. Не самыми красивыми способами, признаю: где сыграет на жадности, где на приверженности идее. Стонхильцы вообще люди идейные, за убеждения глотку порвут. И, не дрогнув, откажутся от любви. Новый Свет для них - самое место, чтобы беспрепятственно, в братском согласии взлелеять свою правду-истину. Так, как они ее понимают.
"Свобода духа и слова! - ревели пуритане, размахивая ружьями. - Что может быть прекраснее свободы слова? Кто скажет против этого хоть слово, того надо засадить в тюрьму: пусть, скотина, любуется небом в крупную клетку!." Это, разумеется, Питер Джойс. Ну вот и приплыли...
Дальше все пойдет как по-писаному. Очухавшись от плаванья, откормившись на индейских харчах, либеральные искатели царства божия на земле начинают охоту на ведьм, а заодно и на индейцев. "Душа согрешающая, она умрет!" - помните? Тесновато, оказывается, на тучных пажитях обретенного нового мира...
Будет много подлости и крови, и многим придется умереть - что-что, а это, надо признать, стонхильские пуритане делать умеют. "Последний подожжет фитиль," - решат сурово и спокойно, и даже дети не будут плакать. Фитиль поджигать не придется, а только радости от победы никакой.
Абенак пошатнулся, провел ладонью по груди и упал на колени. Приподнимаясь, он что-то запел. Странно, но я почувствовал, что ему больно, очень больно, нестерпимо. Потом он упал вниз лицом."
Когда похоронят и отплачут, уцелевшие придут за указаниями к своему изгнанному пророку, и он от них угрюмо отвернется. Не о таком мечталось Питеру Джойсу. Устало и нехотя опять соберется он в дорогу - одинокий и неколебимый, одержимый своей сумасшедшей мечтой. Потому что кто-то же должен, и где-то, наверное, сбудется...
И с отчаянным нежеланием придется тут перевернуть последнюю страницу повести, оставив позади ее неустроенный, безжалостный, мятущийся и живой мир, сказав последнее слово над теми, кто лег в свою землю обетованную:
"Люди были темные, принимали день за ночь. Но жаждали истины, искали ее бескорыстно и долго, в трудах и мучениях невероятных. И положи ты, господи, на одну чашу весов ошибки и преступления наши, на другую - горести и страдания. И увидишь, что перетянет. А тогда простишь нас и примешь в лоно свое!"
Книга эта, любимая и трепетно сберегаемая, вышла почти сорок лет назад, единственным изданием. Бескрайние просторы интернета, кроме краткой справки в Вики, сведениями о Питере Джойсе и его создателе не изобилуют.
Ленинградский писатель Емельян Ярмагаев (Владимир Емельянович Ярмагаев) родился в 1918, умер в 1995. Между двумя датами - дом в двух шагах от Невского, интеллигентная семья, композиторское отделение музыкального техникума. "Несчастный дар наблюдения за собой" дает возможность заглянуть в чужую жизнь - предвоенную жизнь Кости Шереметьева, alter ego писателя в повести "Время нашей зрелости".
Потом блокада, Ленинградский фронт... После войны Ярмагаев работал землекопом, штукатуром - восстанавливал город. Одновременно учился на филфаке ЛГУ. Получил диплом в тридцать четыре года, далеко не юношей, после долгих и мучительных поисков "главного направления" в жизни. Продолжая семейную традицию, учительствовал, преподавал русский язык и литературу в 34-й вечерней школе. Писать начал поздно, уже в шестидесятых. Написал всего 4 книги: две автобиографические повести "Время нашей зрелости" и "Мы пришли с войны" и две историко-приключенческие - "Возвращающий надежду" и "Приключения Питера Джойса".
Повесть "Возвращающий надежду" - набросок, несколько рыхлое вступление к отточенному в каждой фразе "Питеру Джойсу": невероятная и правдивая история Бернара Одиго, дворянина и бунтовщика, который с детства не мог выносить чужую боль. Такой вот lusus naturae. Чистая душа, Одиго - это Питер Джойс без коросты скепсиса: хоть жизнью и битый, да не поумневший, искренне верящий, что нужно и можно устроить все по-честному, без обид, в юности поклявшийся вернуть надежду отчаявшимся, не зная еще, что за надежду платят страданием. А узнав, не отступившийся.
Романтического своего героя Ярмагаев хоть и выдумал в пример читателю с сердцем и разумом, однако же близко к фактам - был в семнадцатом веке такой Бернар Одижо, земляк д'Артаньяна, то ли рыцарь, то ли блаженный, вступившийся за обиженных, да так, что до сих пор помнят. У нас, правда, сочли, что сей герой недостаточно интересен и выпустили повесть постыдным тиражом 50 000 экземпляров.
Мне было интересно. И тогда, и сейчас. Хотя и по-разному. И за это разное - поклон человеку, создавшему героев, которых можно любить и помнить.
"Приключения Питера Джойса"
Детская литература, 1976
формат 60x84 1/16
тираж 100 000
рис.С.Рудакова
"Возвращающий надежду"
Детская литература, 1971
формат 60x84 1/16
тираж 50 000
рис.В.Власова