Когда ты остаёшься один и стоит вопрос выживания - ты начинаешь искать возможности. Я откликалась на все вакансии, которые появлялись. С утра я находила на почте сообщения, вроде «Спасибо за интерес, проявленный к вакансии «Чучельник-таксидермист», мы с вами свяжемся при необходимости!» и впервые за много месяцев улыбалась. Неожиданно мне написала по поводу вакансии владелица частного детского садика, и я сразу же поехала на собеседовние. - Вы подумайте и напишите мне, что решили. - Давайте я завтра приеду к 7 часам утра, - ответила я.
Меня поставили вторым воспитателем в группу трёхлетних детей. В первый же день на меня чихнул ребёнок с особенностями развития, и я заболела. Только пришла в себя - и вот я снова еле стою на ногах. Только теперь у меня есть работа, мне надо каждый день вставать в 6 утра, собираться и ехать в детский сад. В половине восьмого надо уже быть там, детей разбирают, если повезёт, к 19 часам. Часто опоздав, родители ещё долго расспрашивают о том, как ребёнок играл, что ел на обед. На это уходит около получаса. Даже если обратились не к тебе лично, то уйти, хлопнув дверью перед носом другого воспитателя, рассказывающего об успехах Амирчика или Марка (а именно так чаще всего зовут русских малышей в наше время) - неудобно.
Когда ты не раньше полдевятого добираешься до дома, то и тогда ты не можешь просто ужинать и смотреть фильмы. Потому что тебе нужно готовиться к занятиям. Поделки, которые часто не из чего делать и нужно сообразить, как выйти из ситуации. Картинки, которые нужно распечатать и заламинировать и т.д. Моё самое частое воспоминание о работе в детском саду: Я уже дома. Времени - полдвенадцатого. Глаза почти закрываются от усталости, хочется плакать. Я вырезаю из заламинированных листов бабочек, для того, чтобы использовать их на уроке английского для изучения счёта.
Никогда не угадаешь, что пойдёт не так. Я переживала, что моего уровня английского может не хватить или что мне будет тяжело с детьми, но не учла, что есть ещё взрослые женщины. В детских садах редко увидишь женщину меньше 50-го размера, не знаю, почему. Все с огромными задницами. Куда бы я ни становилась, где бы ни садилась, у меня перед лицом оказывался чей-нибудь пышный зад, обтянутый леггинсами. В первый день в столовой ко мне подошла бойкая женщина лет пятидесяти с глубоким декольте, из которого чуть ли не вываливалась грудь. Короткая стрижка, в ушах - по пять серёжек в каждом: - Давай знакомиться! Как тебя зовут? Я представилась. Ты одна живёшь или нет? Квартиру снимаешь? Сколько комнат? А ЖКХ сколько платишь? Я удивилась такой прямоте. Даже не поняв, кто передо мной, незатейливо ответила на все её вопросы, как есть. Я думала, это управляющая или администратор. Оказалось - повариха из Узбекистана. Наглая, развязная тётка, вечно торчащая в телефоне на видеосвязи. На экране - мужчина с шерстистой голой грудью, то ли грузин, то ли армянин, отвешивающий ей смачные комплименты. На голове - ни платка, ни колпака, положенного поварам. И ещё меня поразила привычка показывать этому мужчине детей, с гордостью добавляя: - Мои детки!
Как же, твои! Почти все дети были из ЖК Садовые кварталы, где живут семьи бизнесменов, предпринимателей. Если малыш испачкался, переодеваешь маечку, достав из огромной сумки с приданным, а все маечки сплошь от модельера, на сумке вышита реклама роскошного курорта в Швейцарии, пакеты, в которые упакованы маечки - из дубайского дьюти фри и складывала их не мама, а няня. А передал одежду - шофёр. Так утром позвонили в дверь. Мужчина провёл мальчика, а потом сказал: сегодня пораньше заберём. Вечером уедет он. Я хотела уточнить, а мужчина улыбается: - Да я понятия не имею! Я - один из личных шофёров ребёнка. Спросите у ночной няни, она всё знает.
С утра у детей непредсказуемое настроение. Тот, кто уже давно ходит в детский садик и проводит время безо всяких проблем, может разрыдаться и начать топать ножками, отказываясь раздеваться. Оказывается, к детям быстро привыкаешь и привязываешься, уже знаешь их привычки и они становятся немножко «твоими» потому что о них думаешь и за них волнуешься. Неизбежно у тебя появляется любимчик, почти всегда это не красивый послушный ребёнок, а самый проблемный. Мне «достались» - даунёнок и аутист. По закону их в садик вообще не имели права брать и зачислять в группу с обычными детьми, поэтому их диагнозы официально не назывались. К тому же, чтобы найти подход к таким детям, нужно самому учиться годы, нарабатывать практику! А они поставили к ним человека, который вообще видел детей вблизи впервые. Но есть такие болезни, которые и называть ненужно. Синдром дауна - это почти всегда личико особенного типа, эти дети похожи друг на друга, не перепутаешь. Ему подошло бы любое имя, но только не то, которым его звали - Соломон!
Соломон перекусал всех - и детей, и воспитателей. На него единственного во время еды надевали огромный клеёнчатый фартук, целиком закрывающий одежду, потому что ел он неряшливо и быстро. Аппетит был отличный, а ножки слабые, заплетались. С утра его привозила няня на машине с водителем и они гуляли в Хамовниках, рассматривая котлован, вырытый неподалёку, и машины. Как это часто бывает, мальчику нравились экскаваторы и тракторы. - Там хто-то есть! - бормотал он, показывая пальчиком вниз. - Хто-то есть! И няня подводила его немного ближе, не отпуская руку, иначе бы он побежал.
Его капризы имели рациональное объяснение, но заведующая-психолог этого в упор не замечала и хватала его за руку, оттаскивая в ванну, чтобы мыть рот с мылом, когда он кусался. Кусался он от обиды и ревности. Например, с утра он был спокойным и ласковым. Взял машинку и подошёл ко мне, показывая. В этом время подошёл другой мальчик, отталкивая его. Соломон наклонил голову набок и укусил мальчика за руку. Это произошло так быстро, что я не сразу успела отреагировать. К счастью, мальчик тут же забыл обиду и взял с полки другую игрушку, начав стучать ей по полу. - Я больсе абуду! - магическая фраза, значение которой Соломон сам, как кажется, не понимал. Но знал, что после этого его оставят в покое и всё будет по-прежнему.
Тихий час длился часа четыре, не меньше. Для всех, кроме Вовы-аутиста. Вова очень долго и тяжело засыпал, невпопад бормоча разные фразы из детских мультфильмов. Его нужно было держать за руку. Когда все дети уже спали, он продолжал ворочаться и разговаривать. Уснув, мог в один миг вскочить на ноги, захохотать, начать хлопать руками и закричать «Синий тгактог!» и «бебята, нужна помощь!». Чтобы уложить его снова требовалось ещё полчаса, не меньше. Ему было года четыре с половиной, но он не реагировал на имя и не отвечал на вопросы, хотя слышал и мог говорить. Ел он только пустой бульон и жидкую кашу, еда для него готовилась отдельно. В столовой он тоже сидел отдельно, периодически начинал кричать или стучать по столу, как казалось со стороны, безо всякой причины. Этот ад на короткое время стал для меня способом перезагрузки и отдушиной. Дети стали ко мне привыкать. Чувство, что кто-то в тебе нуждается и ждёт твоего одобрения и участия, оказалось затягивающим и придающим смысл любой нелепой и бессмысленной жизни.
Соломон тоже часто не мог уснуть, и наша завхоз нашла особенный способ - если на время слегка прижать его сверху, он вначале протестовал и вертелся, но потом успокаивался. Она показалась мне строгой вначале, но потом, как выяснилось, была самой ласковой и справедливой женщиной изо всех, готовой подменить, объяснить, что делать, успокоить (и меня, и детей). Она была уже в возрасте, фактически бабушка с пышной слегка подвитой причёской, такие у миллионов женщин в возрасте, от покойной английской королевы до вашей соседки. По профессии она была учителем физики, что объясняло её мудрость и рациональность. - Ручки спят, ножки спят, - повторяла она накрывая ребёнка одеяльцем. - Неееет! - бормотал Соломон, уворачиваясь. - Абуду! - Будешь, родной мой, надо отдыхать. У Соломона была игрушка - мягкий заяц, герой какого-то американского мультфильма, которого он брал с собой на тихий час. Этот заяц существовал в нескольких измерениях - чтобы не возить его туда-сюда, точно такого же купили и для дома, и для дачи. Куда бы малыша ни привозили - там его ждала любимая игрушка.
«Да он у вас песок с лопаты ест!» - вскрикнула воспитательница, присматривавшая за группой из другого детского сада, когда я на минуту зазевалась. Боже мой! Кинулась к песочнице - так и было. Соломон уже зачерпнул песок на совочек и широко раскрыл рот. Где старшие педагоги? Все разбрелись, кто болтает по телефону в кустах, кто сидит на скамейке.
- А пусть он стоит у стенки! Нечего его к песочнице пускать! - сказала преподавательница русского языка.
- Правильно, раз не соображает! - подхватила молоденькая приезжая девушка, дорабатывавшая последнюю неделю и мысленно уже гуляющая по своему родному городу.
И Соломон стоял. День стоял и два. Неделю, другую. В его рассеянной улыбке ничто не выдавало обиды или смятения. Он не понимал, за что наказан, не понимал, что произошло. Как ему сказали, так он и делал. Вокруг носились малыши, кто-то играл в песке. Были среди них и невероятно красивые, спокойные и удобные, как говорят воспитатели, дети. Но сейчас я понимаю, что о них мне сказать совершенно нечего.