Георгий Виллиам о России, которую мы потеряли. Часть X: Белые спинки
Из книги Георгия Яковлевича Виллиама «Хитровский альбом».
В производстве строительных работ существует род труда, требующий такой ломки здоровья, что его великодушно оставляют в безраздельное заведывание наиболее здоровой части населения Хитрова рынка. Я говорю о носке кирпича на строящиеся здания.
Московские золоторотцы, «злая рота», как они называют сами себя, для носки кирпича надевают на спину традиционный жилет русского переносчика тяжестей с длинною, почти до коленных сгибов, холщовою спинкою, посередине которой у волжских ключников, например, укреплена полка - упор для тяжестей. Отсюда у подносчика кирпича и прозвище - «белая спинка».
Кирпичи «белые спинки» носят на «козе», очень оригинальном приспособлении, близко напоминающем вьюк одногорбого верблюда. На козе укладываются 28-30 (а иногда и больше) кирпичей, весом около девяти пудов, и с этой ношею «белая спинка» поднимается по «лесам» на 4-й, 5-й, 6-й этаж строящегося дома. При этом надо сказать, что вся тяжесть сосредоточивается непосредственно на крестце.
[Читать далее]Работа эта настолько непомерно тяжела, что выполнять ее могут только самые сильные люди и притом очень короткий срок - два, три сезона. Редко больше. И за работой они для поддержания сил часто должны большими дозами пить водку - иначе свалишься, потому что работа эта недаром зовется «ломовою». Дело в том, что тяжесть в 9-10 пудов на громадную высоту по почти вертикальным мосткам впору втащить доброй лошади, да и та долго не проработает... Словом, при этой работе от человека требуется выносливость и сила тяжеловоза. И это не преувеличение: «белая спинка» в день выносит до 2 с половиною тысяч кирпичей, что равняется почти 900 пудам.
Для того чтобы работа шла спорее, подрядчики заставляют «белых спинок» работать от тысячи штук и носить артелями: артельщики сами будут в своих интересах следить друг за другом и плохого работника не потерпят. Предводительствует такою артелью обыкновенно так называемый «батырь».
Проработав строительный сезон, порядком надорвав здоровье, «белая спинка» зимою вынужден обращаться ко всякого рода «художествам». Он «припевает» около выпивающих, барышничает, «стреляет», даже ворует. Странно и жалко видеть детину, который по росту и сложению стену может своротить, мерзнущего, согнувшись, около бесплатной столовой, у «Ручкина», или семипушечным басом выпрашивающего «на могилу» где-нибудь на занесенном снегом бульваре. Но голод не тетка, и «белая спинка» художествами по зимам не только занимается, но и кормится.
Одного из них, человека из таких, про которых еще Некрасов сказать, что «он до смерти работает, до полусмерти пьет», узнал я во время такого оригинального обстоятельства. «Белые спинки» предприняли на Хитровом рынке поход против мелких воришек - «кисетников», жестоко избивая и изгоняя их с площади и из ночлежек. Делом этим «белые спинки» занялись «решительно и с усердием», и много «кисетников» и «огольцов» попало в этот день с разными увечьями в приемные покои и больницы. Было это, помнится, лет десять тому назад.
Федька Бедность, «белая спинка», о котором я говорю, малый неукротимый и словно весь кованный из железа, усердствовал не меньше других и, по его словам, «сбил себе все мосолыжки на руках» о преследуемых воришек. Поэтому уже под вечер он, изловив какого-то тщедушного парнишку и подмяв его под себя, ухватив «песочинку», т. е. булыжник с очевидным намерением хватить им «кисетника» по «кумполу» - по черепу иными словами.
- Ты что делаешь? - вскрикнул я, подбегая к нему.
Бедность бросил «кисетника», поспешившего улизнуть, и кинулся ко мне. Но «песочнику», тем не менее, бросил и через полминуты бурливого гнева «образумился» и, плюнув, отправился хватить с горя и с устатку «тройнушку».
Проживал Бедность лето и зиму у одного и того же «батыря». Летом носил кирпичи; зимой стрелял по будням, а по праздникам околачивался у Сухаревой, подносил купленные там обывателями вещи до дома, получая за это пятак и гривенник, которые тут же и пропивал. Если попадалась тут подвыпившему Бедности вещь «без хозяина», как он говорил, то он тащил ее с собою на «Мудрый» рынок и, продав там, пропивал.
Пьяный Бедность становился посмешищем всего нумера и откалывал такие шутки, что после сам удивлялся, как только его бог спас. Человек он был и трезвый смелый донельзя, пьяный же положительно не останавливался ни перед чем...
К тому же тело Федьки было какое-то особенное.
Входит он пьяный в праздничный вечер и начинает безотвязно приставать к хозяину, своему батырю.
- Пойдем, Кузьмич, стукнемся по разику, по любезному!
Долго терпит батырь; потом возьмет, что под руку подвернется потяжелее, полено ли, ножку ли от кровати или просто палку от швабры, и начинает изо всей силы колошматить несчастного Федьку. И только что кончит, как тот уже снова вскочит и примется за него. Продолжалось это обыкновенно до тех пор, пока батырь не засучивал рукава и начинал бить Бедность в «серьезные» места: «под дыхало», «под микитки» и в прочие, действительно, болезненные и опасные области тела. Тогда Бедность принимался плакать о том, что его убили, а потом ложился спать и утром вставал, как ни в чем не бывало.
Пьяный Бедность величал себя почему-то Евгением и так неистово орал на дворе и на площади, что за укрощение брались даже дворники. Но он и их не боялся, хотя попасть в руки дворникам Хитрова рынка боятся самые отчаянные сорви-головы. Прежде всего потому, что на дворниках надеты тяжелые, подбитые гвоздями сапоги и во время избиения они не жалеют их.
Пролетит иной раз Федька Бедность ступеней 30 по каменной лестнице кубарем и, долетев донизу, пойдет вприсядку. Словом, не человек, а железо по крепости.
Лицо у Бедности самое добродушное и глупое. Притом рябое. Разговоры больше сводятся к односложным восклицаниям. И если не работает Федька и не «гомозится» пьяный, то, наверное, спит. Но каково же было мое удивление, когда однажды в мои руки попала паспортная книжка «белой спинки».
Оказался Федька пехотным офицером, состоящим в запасе армии.
В производстве строительных работ существует род труда, требующий такой ломки здоровья, что его великодушно оставляют в безраздельное заведывание наиболее здоровой части населения Хитрова рынка. Я говорю о носке кирпича на строящиеся здания.
Московские золоторотцы, «злая рота», как они называют сами себя, для носки кирпича надевают на спину традиционный жилет русского переносчика тяжестей с длинною, почти до коленных сгибов, холщовою спинкою, посередине которой у волжских ключников, например, укреплена полка - упор для тяжестей. Отсюда у подносчика кирпича и прозвище - «белая спинка».
Кирпичи «белые спинки» носят на «козе», очень оригинальном приспособлении, близко напоминающем вьюк одногорбого верблюда. На козе укладываются 28-30 (а иногда и больше) кирпичей, весом около девяти пудов, и с этой ношею «белая спинка» поднимается по «лесам» на 4-й, 5-й, 6-й этаж строящегося дома. При этом надо сказать, что вся тяжесть сосредоточивается непосредственно на крестце.
[Читать далее]Работа эта настолько непомерно тяжела, что выполнять ее могут только самые сильные люди и притом очень короткий срок - два, три сезона. Редко больше. И за работой они для поддержания сил часто должны большими дозами пить водку - иначе свалишься, потому что работа эта недаром зовется «ломовою». Дело в том, что тяжесть в 9-10 пудов на громадную высоту по почти вертикальным мосткам впору втащить доброй лошади, да и та долго не проработает... Словом, при этой работе от человека требуется выносливость и сила тяжеловоза. И это не преувеличение: «белая спинка» в день выносит до 2 с половиною тысяч кирпичей, что равняется почти 900 пудам.
Для того чтобы работа шла спорее, подрядчики заставляют «белых спинок» работать от тысячи штук и носить артелями: артельщики сами будут в своих интересах следить друг за другом и плохого работника не потерпят. Предводительствует такою артелью обыкновенно так называемый «батырь».
Проработав строительный сезон, порядком надорвав здоровье, «белая спинка» зимою вынужден обращаться ко всякого рода «художествам». Он «припевает» около выпивающих, барышничает, «стреляет», даже ворует. Странно и жалко видеть детину, который по росту и сложению стену может своротить, мерзнущего, согнувшись, около бесплатной столовой, у «Ручкина», или семипушечным басом выпрашивающего «на могилу» где-нибудь на занесенном снегом бульваре. Но голод не тетка, и «белая спинка» художествами по зимам не только занимается, но и кормится.
Одного из них, человека из таких, про которых еще Некрасов сказать, что «он до смерти работает, до полусмерти пьет», узнал я во время такого оригинального обстоятельства. «Белые спинки» предприняли на Хитровом рынке поход против мелких воришек - «кисетников», жестоко избивая и изгоняя их с площади и из ночлежек. Делом этим «белые спинки» занялись «решительно и с усердием», и много «кисетников» и «огольцов» попало в этот день с разными увечьями в приемные покои и больницы. Было это, помнится, лет десять тому назад.
Федька Бедность, «белая спинка», о котором я говорю, малый неукротимый и словно весь кованный из железа, усердствовал не меньше других и, по его словам, «сбил себе все мосолыжки на руках» о преследуемых воришек. Поэтому уже под вечер он, изловив какого-то тщедушного парнишку и подмяв его под себя, ухватив «песочинку», т. е. булыжник с очевидным намерением хватить им «кисетника» по «кумполу» - по черепу иными словами.
- Ты что делаешь? - вскрикнул я, подбегая к нему.
Бедность бросил «кисетника», поспешившего улизнуть, и кинулся ко мне. Но «песочнику», тем не менее, бросил и через полминуты бурливого гнева «образумился» и, плюнув, отправился хватить с горя и с устатку «тройнушку».
Проживал Бедность лето и зиму у одного и того же «батыря». Летом носил кирпичи; зимой стрелял по будням, а по праздникам околачивался у Сухаревой, подносил купленные там обывателями вещи до дома, получая за это пятак и гривенник, которые тут же и пропивал. Если попадалась тут подвыпившему Бедности вещь «без хозяина», как он говорил, то он тащил ее с собою на «Мудрый» рынок и, продав там, пропивал.
Пьяный Бедность становился посмешищем всего нумера и откалывал такие шутки, что после сам удивлялся, как только его бог спас. Человек он был и трезвый смелый донельзя, пьяный же положительно не останавливался ни перед чем...
К тому же тело Федьки было какое-то особенное.
Входит он пьяный в праздничный вечер и начинает безотвязно приставать к хозяину, своему батырю.
- Пойдем, Кузьмич, стукнемся по разику, по любезному!
Долго терпит батырь; потом возьмет, что под руку подвернется потяжелее, полено ли, ножку ли от кровати или просто палку от швабры, и начинает изо всей силы колошматить несчастного Федьку. И только что кончит, как тот уже снова вскочит и примется за него. Продолжалось это обыкновенно до тех пор, пока батырь не засучивал рукава и начинал бить Бедность в «серьезные» места: «под дыхало», «под микитки» и в прочие, действительно, болезненные и опасные области тела. Тогда Бедность принимался плакать о том, что его убили, а потом ложился спать и утром вставал, как ни в чем не бывало.
Пьяный Бедность величал себя почему-то Евгением и так неистово орал на дворе и на площади, что за укрощение брались даже дворники. Но он и их не боялся, хотя попасть в руки дворникам Хитрова рынка боятся самые отчаянные сорви-головы. Прежде всего потому, что на дворниках надеты тяжелые, подбитые гвоздями сапоги и во время избиения они не жалеют их.
Пролетит иной раз Федька Бедность ступеней 30 по каменной лестнице кубарем и, долетев донизу, пойдет вприсядку. Словом, не человек, а железо по крепости.
Лицо у Бедности самое добродушное и глупое. Притом рябое. Разговоры больше сводятся к односложным восклицаниям. И если не работает Федька и не «гомозится» пьяный, то, наверное, спит. Но каково же было мое удивление, когда однажды в мои руки попала паспортная книжка «белой спинки».
Оказался Федька пехотным офицером, состоящим в запасе армии.