Н. Знаменский: Время чехов. Часть I
Из сборника материалов о чехо-учредиловской интервенции в 1918 г. «Борьба за Казань».
При разрешении поставленной нами задачи - освещение периода налета на Казань чехо-учредиловцев, нельзя не иметь ввиду той общей экономической разрухи, которая сжала Советскую страну в своих мертвых объятьях. Казань - один из пунктов Советской территории, должна была разделять общую участь всего государственного целого.
Пред приходом чехов от Советской России были оторваны Дон, Украина, Урал, Сибирь, Кавказ, не говоря уже об Архангельске и западных окраинах (Литвы, Латвии, и Эстонии). Бассейн Волги, и при том в самом хлебном месте, был поражен учредиловской язвой (Самара) и таким образом Волга не могла быть использована ни в транспортном, ни в питательном отношении.
Промышленное сырье находилось в тех же местностях, захваченных белыми. Казань поэтому, столь же бедная сырьем, как и остальная Россия, представляла собою одно из немногих хлебных местечек... Однако хлеб находился в руках отдельных собственников - кулаков.[Читать далее]
Поэтому основной задачей Советской власти являлась добыча хлеба путем отбирания хлебных излишков по твердым ценам.
Насколько, однако, остро обстоял уже вопрос с хлебом в бывш. Казанской губернии, свидетельствуют, например, такие сообщения: «В Чебоксарском уезде население в полном смысле слова голодает». Другие уезды бывш. Казанской губернии были поражены голодом частично и в таких случаях между крестьянами кулаками и бедняками разыгрывались настоящие бои, с кистенями и берданками в руках, причем в этих боях участвовало по несколько деревень сразу, как, например, у деревни Киндери Казанского уезда. Вот блестящий пример того, насколько остро борьба за хлеб разгоралась между беднотой и кулаками внутри деревни, описанный в одной из современных цитированных нами газет.
«К числу фактов, говорящих о начавшемся ярком расслоении деревни и на почве этого - гражданской войне, несомненно должен быть отнесен факт недавнего столкновения представителей деревенской бедноты с местным кулачеством, имевший место в Черемышевской волости Лаишевского уезда. Сущность и причины этого столкновения сводятся к следующему:
Среди крестьян дер. Бутырки... есть много бедноты, не имеющей никаких запасов хлеба.
Свои односельчане - кулаки, а также и жители соседних деревень отказывались продавать нуждающимся хлеб по ценам, установленным продовольственной управой, а брали по 110 руб. за пуд. Не имея возможности платить такие цены, бедняки обращались неоднократно в Лаишевский Совет с просьбой оказать им содействие.
Совет на это предложил отобрать излишки хлеба.
Волостной Совет в этом направлении не ударил палец о палец и к просьбам относился безучастно. Тогда, не видя ниоткуда помощи, крестьяне дер. Бутырки решили продовольственное дело взять в свои руки и самим попытаться добыть себе хлеба.
Через дер. Бутырки ведет дорога в Казань, по которой в город часто возят хлеб. Завидя транспорт с хлебом, достигавший нередко до 15 подвод, бутырцы, человек от 5 до 10, подходили к транспорту и просили продать им хлеб по установленной цене (12-15 р. за пуд), а не везти в Казань. При отказе со стороны проезжих продать добровольно хлеб отбирался по указанной цене... Так продолжалось некоторое время. Местные спекулянты, не желая отдавать хлеб по столь «дешевой цене», стали объезжать дер. Бутырки. Но «голод не тетка», говорит русская пословица, и бутырцы не успокоились и стали задерживать хлеб и на других дорогах.
Соседнее село Черемышево, состоящее в большой своей части из кулаков, у которых всего вдоволь, особенно возмущалось действиями бутырцев и устроило кровавую расправу над ними.
14-го июля бутырцы в числе 12 человек в возрасте от 12 до 65 лет вышли по обыкновению на дорогу встречать проезжих с хлебом и в ожидании подвод сидели на рубеже и мирно разговаривали. Вдали показалась подвода с мукой, за ней другая, третья - всего числом около 15-ти. Бутырцы обратились к владельцам хлеба со своей обычной просьбой - о продаже муки, и к своему ужасу получили в ответ револьверные выстрелы и, испуганные, моментально разбежались. Это было ночью, а днем состоялся сход села Черемышева, на котором и обсуждали происшедшее, причем было постановлено обратиться к бутырцам с просьбой прекратить реквизицию хлеба. Следующую ночь в деревне Бутырки устроили побоище. Это черемышевцы явились и устроили расправу над бутырцами; к ним примкнули и местные кулаки. Для характеристики этой расправы приведены подлинные показания пострадавших бутырцев.
Вот показания гражд. дер. Бутырки Якова Гурьянова, 20 лет. «Услышав, что в деревне идет побоище, я притаился в амбаре в соломе, испугавшись побоев, хотя лично не принимал участия в реквизиции хлеба. Во двор вошли односельчане и открыли стрельбу из винтовок по всем направлениям. Одна из пуль просвистела мимо меня, я не выдержал и закричал: «братцы, я не виноват». В ответ на это один из вошедших ударил меня винтовкой по голове и проломил голову; второй палкой стукнул по лицу, третий бил по бокам винтовкой. Потом меня схватили, связали, повалили на землю, велели лечь на один бок, били чем попало, перевернули на другой бок, опять били, потом велели идти в караулку; я идти не мог. Тогда они взяли веревку, привязали за ноги и поволокли в караулку». А вот второе показание Анисима Поликарпова 13 лет и его матери. «К нам ночью ворвалась толпа и стала спрашивать у матери: «отвечай старая.... где твой сын и брат?» Она отвечала, что их нет дома. Тогда схватили меня, привязали к столбу, начали бить по лицу и направили на меня три винтовки, выстрелили из них. Больше я ничего не помню».
Главными палачами, расправлявшимися с бутырцами, были комиссар села Черемышевка Степан Адашкин, который скрылся неизвестно куда, и крестьянин дер. Бутырки Павел Ерманов».
Кулачество, само собою разумеется, реагировало на закон о хлебной разверстке скрыванием излишков и продажей из-под полы... Спекуляция хлебом цвела пышным цветом.
Примером того, как производилась спекуляция, служит рассказ в № 50 «Рабочего», органа Каз. Комитета РКП(б).
«Почти весь уезд (Свияжский) голодает, т. к. хлеб вывезен спекулянтами. Станция Шихраны - центр бешеной спекуляции. Из деревень спекулянты привозят в Шихраны и сдают хлеб скупщикам, а те уже перепродают его наезжающим спекулянтам по 120-150 р. Когда в Шихранах был открыт магазин с предметами первой необходимости для обмена их на хлеб, то началась спекуляция товаром. Выменивающие на хлеб товар этот же товар продают по спекулятивным ценам. Малочисленная охрана совершенно бессильна что-либо сделать с бесчисленной бандой спекулянтов. Не лучше положение и в Цивильском уезде».
Так же старались кулаки обижать бедноту и в распределении земли, на почве чего во многих местах разгоралась ожесточенная борьба. Бедняки выставляют требование раздела по количеству едоков обоего пола (согласно Советского закона о социализации земли), богачи же только на мужчин. Так обстояло дело в деревне. Голод вывел деревню из состояния гражданского мира, внутри нее началась жестокая борьба из-за хлеба.
...
Новые порядки в деревне выразились совсем в иной плоскости. Власть учредиловцев крестьянам не давала ничего, кроме свободы спекуляции, выгодной кулакам. Зато брала у крестьян власть много, а еще больше обещала взять в случае своего успеха и войны с Германией.
«Кулацкое право» политически выливалось сразу же по приходе учредиловцев в соседний город - в смену местной власти. В редких случаях избирали середняков, но и в этом случае они должны были выполнять волю экономически сильных кулаков.
Волостные исполкомы и сельские советы заменялись земскими волостными управами. В каждой деревне и волости, где происходил свой местный «государственный переворот», правящая группа кулачья производила прежде всего расправу с насолившими всей местной буржуазии советскими людьми.
Как производилась расправа, дают образцы в своих рассказах ряд товарищей. Вспоминающие крестьяне пишут нам о различных способах насилий...
Происходило дело в Старо-Альметьевской волости Чистопольского кантона (тогда - уезда)... «Белогвардейцы сильно пьянствовали, избивали граждан, особенно бедняков и середняков, якобы за несвоевременную подачу подвод и по всяким другим поводам, которые они всегда находили, лишь бы только нанести оскорбление гражданину. Бывали и такие случаи: при переездах на подводах в дороге сбрасывали хозяина лошади и уезжали одни, причем загоняли лошадей, пока те совсем не встанут; тогда их бросали и брали других и так продолжали путь свой дальше».
Такое озорство создавало в деревне общий фон недовольства новыми порядками. Особенно же сильно недовольство возбудили новые тяготы, которые ложились на крестьян.
Тяготы эти, конечно, были связаны прежде всего с военными действиями. Армии нужен был хлеб. Власть шлет приказы - прокламации к «гражданам-крестьянам». Она обещает в этих воззваниях войну с Германией, созыв Учредит. Собрания, которое «окончательно решит вопрос о земле и установит твердую власть и порядок, в которых они (т. е. крестьяне) так нуждаются, и просит крестьян везти для «народной армии» хлеб, картофель, овощи и другие припасы.
Армии нужны лошади, люди. Объявляется мобилизация людей, а в самые последние дни - и лошадей.
Результаты этой мобилизации были несомненно весьма бледны.
Деревенская молодежь в солдаты идти не хотела...
О том же недовольстве мобилизацией свидетельствуют и рассказы товарищей крестьян, приславших нам свои воспоминания. Так, напр., тов. Ганеев пишет об одной из волостей Чистопольского кантона.
«Вслед за этим приказом (об организации земских вол. управ, о выборе сельских комиссаров и об упразднении Советов) был прислан второй приказ о мобилизации родившихся в 1895-98 годах.
Приказу этому все-таки мало подчинялись и на сборный пункт не являлись; некоторые же хотя и являлись в Чистополь, но на сборном пункте не были».
В Буинском кантоне (тогда уезде Симбирской губернии) дело обстояло еще определеннее. «Мобилизация проходила с большим трудом, местами даже крестьяне выступали против белых... Некоторые совсем не поступали в белую армию, а поступали добровольцами в Красную» - пишет тов. Корчагин.
Тов. Есипов сообщает, что в Ново-Шешминской вол. мобилизация проходила под давлением вооруженного отряда Народной Армии. Различные другие требования властей удовлетворялись лишь под страхом той же силы...
Так же неохотно отзывалась деревня и к другим требованиям местных властей - требованиям лошадей, хлеба и проч. предметов питания.
Тов. Кашурин сообщает, что «из всей «доблестной» Народной Армии отличались в особенности русские офицеры и молодежь, вступившая добровольно в ряды армии; производили неимоверные бесчинства как в отношении молодых девушек, так и в отношении крестьян. Брали и драли с крестьянства все, что только им было нужно, отчего население приходило в ужас; мужики стали скрываться по нескольку дней в близлежащем лесу, бросая на произвол судьбы свое хозяйство и даже были случаи, что в дому оставались по нескольку дней одни лишь малые дети».
Приглядимся пристальнее к тому, что происходило в Бугульминском кантоне. Со стороны учредиловцев - полнейшее допущение помещику распоряжаться «своим» имением, организация кулацкой власти, поборы с крестьян. С другой - крестьянской - стороны организованный, хитро задуманный и упорно проводимый массой план отпора, причем на этот раз мы имеем пример хорошей дисциплины в ее среде. Крестьяне строго выдерживают свою «линию» и не дают учредиловцам ни хлеба, ни людей, подчиняясь только вооруженной силе...
Нужно иметь в виду, что планомерной, организованной конской мобилизации учредиловцы не успели провести по всем уездам, т. к. приказ ими был отдан только 5-го сентября и лишь по Казанскому уезду - раньше. Не успели они и отобрать крестьянский хлеб...
Совершенно очевидно, что, начни учредиловцы эти две кампании, им не избежать бы повсеместного крестьянского восстания.
Эти восстания уже и начались отдельными вспышками в тех именно местах, где становилось от новой демократической власти невмоготу. Такие вспышки мы имеем в селе Пролейкаши Тетюшского кантона, где дело вылилось в настоящее кровавое вооруженное восстание; массовый уход в ряды Красной Армии трех волостей Буинского кантона мы тоже не можем квалифицировать иначе, как разновидность вооруженного восстания.
...
«Всем, насильно зачисленным в ряды Красной Армии приказываем немедленно восстать против комиссаров, инструкторов, ведущих их на бесполезную бойню. Бейте, истребляйте своих комиссаров и переходите к нам!» (Воззвание от 11 /VIII 1918) или в другом воззвании Лебедев писал («к войскам Сов. власти»):
«Бейте ваших комиссаров, уничтожайте их и переходите на сторону Учредит. Собрания» и т. д. Воззвания эти, хотя и обращенные к войскам Советской власти, вывешивались в огромном количестве на улицах города.
«Начальство», словом, выкинуло лозунг «Смерть комиссарам! - Бейте большевиков!», а от них кровавый энтузиазм перешел и на всю массу исполнителей. Мы недаром привели слово «энтузиазм». Это, действительно, был порыв, сладострастное устремление, охватившее всю буржуазную и мелкобуржуазную массу вплоть до студентов и гимназистов - стремление уязвить, добить пораженного врага.
Все рвались послужить «святому делу возрождения России» - и с необыкновенной «доблестью» и «самоотвержением» расстреливали и арестовывали направо и налево.
Зарядив таким настроением буржуазную и мещанскую гущу, сама начав кровавую страницу своей бесславной истории, власть Ком. Уча только тогда опомнилась, когда получила несколько подзатыльников в виде протеста местных Казанских эс-эров... и с-д-ов, лично знавших расстрелянных большевиков и работавших вместе с ними в органах Советской власти. Было издано объявление Командующего северной группой войск капитана Степанова о запрещении самочинных расстрелов. Но было уже поздно. Практика расстрелов не прекращалась, но все усиливалась в продолжение времени господства учредиловцев; изменилась лишь форма, приемы расстреливаний. Теперь стали уже искать большевиков (или, как они называли, «комиссаров») везде и всюду и отыскавши, передавать по начальству, которое и расстреливало.
Как они производили эту операцию, любопытно рассказать со слов очевидцев.
Дело происходит в тюрьме. То и дело входят офицеры и ругаясь, толкая, а то и плюя в лицо своим жертвам, выводили их на двор. Там они ставились перед окнами тех комнат, где сидели остальные. Раздавалась «предварительная» команда: «по красным собакам взвод» - и в ожидании исполнительной команды солдаты стояли, нацеливши ружья минут 10-15, после чего подавалась исполнительная «отставить» - такие развлечения белогвардейцы доставляли иногда себе раза по 3-4, прежде чем покончить с «Комиссаром».
Отличались и чехи...
Тов. Ибрагимов Мирза рассказывает, как в той камере, где он сидел, чехи избивали, а под конец и расстреляли одного коммуниста, советского работника, по национальности тоже чеха - «за измену, якобы, своей родине». На самом деле классовая борьба была, конечно, единственным мотивом убийства...
Из двадцати шести воспоминаний рабочих о разбираемом нами времени до 75% говорят о зверствах учредиловцев, именно русских, «Народно-армейских» офицеров, главным образом.
К воспоминаниям вообще нужно подходить с осторожностью, но в данном случае мы имеем несомненно массовое настроение; каждый из рабочих рассказывает или случай личного переживания страха смерти или же - о тех грудах трупов, которые сжимали болью его сердце и заставляли ненавидеть демократов-учредиловцев.
При разрешении поставленной нами задачи - освещение периода налета на Казань чехо-учредиловцев, нельзя не иметь ввиду той общей экономической разрухи, которая сжала Советскую страну в своих мертвых объятьях. Казань - один из пунктов Советской территории, должна была разделять общую участь всего государственного целого.
Пред приходом чехов от Советской России были оторваны Дон, Украина, Урал, Сибирь, Кавказ, не говоря уже об Архангельске и западных окраинах (Литвы, Латвии, и Эстонии). Бассейн Волги, и при том в самом хлебном месте, был поражен учредиловской язвой (Самара) и таким образом Волга не могла быть использована ни в транспортном, ни в питательном отношении.
Промышленное сырье находилось в тех же местностях, захваченных белыми. Казань поэтому, столь же бедная сырьем, как и остальная Россия, представляла собою одно из немногих хлебных местечек... Однако хлеб находился в руках отдельных собственников - кулаков.[Читать далее]
Поэтому основной задачей Советской власти являлась добыча хлеба путем отбирания хлебных излишков по твердым ценам.
Насколько, однако, остро обстоял уже вопрос с хлебом в бывш. Казанской губернии, свидетельствуют, например, такие сообщения: «В Чебоксарском уезде население в полном смысле слова голодает». Другие уезды бывш. Казанской губернии были поражены голодом частично и в таких случаях между крестьянами кулаками и бедняками разыгрывались настоящие бои, с кистенями и берданками в руках, причем в этих боях участвовало по несколько деревень сразу, как, например, у деревни Киндери Казанского уезда. Вот блестящий пример того, насколько остро борьба за хлеб разгоралась между беднотой и кулаками внутри деревни, описанный в одной из современных цитированных нами газет.
«К числу фактов, говорящих о начавшемся ярком расслоении деревни и на почве этого - гражданской войне, несомненно должен быть отнесен факт недавнего столкновения представителей деревенской бедноты с местным кулачеством, имевший место в Черемышевской волости Лаишевского уезда. Сущность и причины этого столкновения сводятся к следующему:
Среди крестьян дер. Бутырки... есть много бедноты, не имеющей никаких запасов хлеба.
Свои односельчане - кулаки, а также и жители соседних деревень отказывались продавать нуждающимся хлеб по ценам, установленным продовольственной управой, а брали по 110 руб. за пуд. Не имея возможности платить такие цены, бедняки обращались неоднократно в Лаишевский Совет с просьбой оказать им содействие.
Совет на это предложил отобрать излишки хлеба.
Волостной Совет в этом направлении не ударил палец о палец и к просьбам относился безучастно. Тогда, не видя ниоткуда помощи, крестьяне дер. Бутырки решили продовольственное дело взять в свои руки и самим попытаться добыть себе хлеба.
Через дер. Бутырки ведет дорога в Казань, по которой в город часто возят хлеб. Завидя транспорт с хлебом, достигавший нередко до 15 подвод, бутырцы, человек от 5 до 10, подходили к транспорту и просили продать им хлеб по установленной цене (12-15 р. за пуд), а не везти в Казань. При отказе со стороны проезжих продать добровольно хлеб отбирался по указанной цене... Так продолжалось некоторое время. Местные спекулянты, не желая отдавать хлеб по столь «дешевой цене», стали объезжать дер. Бутырки. Но «голод не тетка», говорит русская пословица, и бутырцы не успокоились и стали задерживать хлеб и на других дорогах.
Соседнее село Черемышево, состоящее в большой своей части из кулаков, у которых всего вдоволь, особенно возмущалось действиями бутырцев и устроило кровавую расправу над ними.
14-го июля бутырцы в числе 12 человек в возрасте от 12 до 65 лет вышли по обыкновению на дорогу встречать проезжих с хлебом и в ожидании подвод сидели на рубеже и мирно разговаривали. Вдали показалась подвода с мукой, за ней другая, третья - всего числом около 15-ти. Бутырцы обратились к владельцам хлеба со своей обычной просьбой - о продаже муки, и к своему ужасу получили в ответ револьверные выстрелы и, испуганные, моментально разбежались. Это было ночью, а днем состоялся сход села Черемышева, на котором и обсуждали происшедшее, причем было постановлено обратиться к бутырцам с просьбой прекратить реквизицию хлеба. Следующую ночь в деревне Бутырки устроили побоище. Это черемышевцы явились и устроили расправу над бутырцами; к ним примкнули и местные кулаки. Для характеристики этой расправы приведены подлинные показания пострадавших бутырцев.
Вот показания гражд. дер. Бутырки Якова Гурьянова, 20 лет. «Услышав, что в деревне идет побоище, я притаился в амбаре в соломе, испугавшись побоев, хотя лично не принимал участия в реквизиции хлеба. Во двор вошли односельчане и открыли стрельбу из винтовок по всем направлениям. Одна из пуль просвистела мимо меня, я не выдержал и закричал: «братцы, я не виноват». В ответ на это один из вошедших ударил меня винтовкой по голове и проломил голову; второй палкой стукнул по лицу, третий бил по бокам винтовкой. Потом меня схватили, связали, повалили на землю, велели лечь на один бок, били чем попало, перевернули на другой бок, опять били, потом велели идти в караулку; я идти не мог. Тогда они взяли веревку, привязали за ноги и поволокли в караулку». А вот второе показание Анисима Поликарпова 13 лет и его матери. «К нам ночью ворвалась толпа и стала спрашивать у матери: «отвечай старая.... где твой сын и брат?» Она отвечала, что их нет дома. Тогда схватили меня, привязали к столбу, начали бить по лицу и направили на меня три винтовки, выстрелили из них. Больше я ничего не помню».
Главными палачами, расправлявшимися с бутырцами, были комиссар села Черемышевка Степан Адашкин, который скрылся неизвестно куда, и крестьянин дер. Бутырки Павел Ерманов».
Кулачество, само собою разумеется, реагировало на закон о хлебной разверстке скрыванием излишков и продажей из-под полы... Спекуляция хлебом цвела пышным цветом.
Примером того, как производилась спекуляция, служит рассказ в № 50 «Рабочего», органа Каз. Комитета РКП(б).
«Почти весь уезд (Свияжский) голодает, т. к. хлеб вывезен спекулянтами. Станция Шихраны - центр бешеной спекуляции. Из деревень спекулянты привозят в Шихраны и сдают хлеб скупщикам, а те уже перепродают его наезжающим спекулянтам по 120-150 р. Когда в Шихранах был открыт магазин с предметами первой необходимости для обмена их на хлеб, то началась спекуляция товаром. Выменивающие на хлеб товар этот же товар продают по спекулятивным ценам. Малочисленная охрана совершенно бессильна что-либо сделать с бесчисленной бандой спекулянтов. Не лучше положение и в Цивильском уезде».
Так же старались кулаки обижать бедноту и в распределении земли, на почве чего во многих местах разгоралась ожесточенная борьба. Бедняки выставляют требование раздела по количеству едоков обоего пола (согласно Советского закона о социализации земли), богачи же только на мужчин. Так обстояло дело в деревне. Голод вывел деревню из состояния гражданского мира, внутри нее началась жестокая борьба из-за хлеба.
...
Новые порядки в деревне выразились совсем в иной плоскости. Власть учредиловцев крестьянам не давала ничего, кроме свободы спекуляции, выгодной кулакам. Зато брала у крестьян власть много, а еще больше обещала взять в случае своего успеха и войны с Германией.
«Кулацкое право» политически выливалось сразу же по приходе учредиловцев в соседний город - в смену местной власти. В редких случаях избирали середняков, но и в этом случае они должны были выполнять волю экономически сильных кулаков.
Волостные исполкомы и сельские советы заменялись земскими волостными управами. В каждой деревне и волости, где происходил свой местный «государственный переворот», правящая группа кулачья производила прежде всего расправу с насолившими всей местной буржуазии советскими людьми.
Как производилась расправа, дают образцы в своих рассказах ряд товарищей. Вспоминающие крестьяне пишут нам о различных способах насилий...
Происходило дело в Старо-Альметьевской волости Чистопольского кантона (тогда - уезда)... «Белогвардейцы сильно пьянствовали, избивали граждан, особенно бедняков и середняков, якобы за несвоевременную подачу подвод и по всяким другим поводам, которые они всегда находили, лишь бы только нанести оскорбление гражданину. Бывали и такие случаи: при переездах на подводах в дороге сбрасывали хозяина лошади и уезжали одни, причем загоняли лошадей, пока те совсем не встанут; тогда их бросали и брали других и так продолжали путь свой дальше».
Такое озорство создавало в деревне общий фон недовольства новыми порядками. Особенно же сильно недовольство возбудили новые тяготы, которые ложились на крестьян.
Тяготы эти, конечно, были связаны прежде всего с военными действиями. Армии нужен был хлеб. Власть шлет приказы - прокламации к «гражданам-крестьянам». Она обещает в этих воззваниях войну с Германией, созыв Учредит. Собрания, которое «окончательно решит вопрос о земле и установит твердую власть и порядок, в которых они (т. е. крестьяне) так нуждаются, и просит крестьян везти для «народной армии» хлеб, картофель, овощи и другие припасы.
Армии нужны лошади, люди. Объявляется мобилизация людей, а в самые последние дни - и лошадей.
Результаты этой мобилизации были несомненно весьма бледны.
Деревенская молодежь в солдаты идти не хотела...
О том же недовольстве мобилизацией свидетельствуют и рассказы товарищей крестьян, приславших нам свои воспоминания. Так, напр., тов. Ганеев пишет об одной из волостей Чистопольского кантона.
«Вслед за этим приказом (об организации земских вол. управ, о выборе сельских комиссаров и об упразднении Советов) был прислан второй приказ о мобилизации родившихся в 1895-98 годах.
Приказу этому все-таки мало подчинялись и на сборный пункт не являлись; некоторые же хотя и являлись в Чистополь, но на сборном пункте не были».
В Буинском кантоне (тогда уезде Симбирской губернии) дело обстояло еще определеннее. «Мобилизация проходила с большим трудом, местами даже крестьяне выступали против белых... Некоторые совсем не поступали в белую армию, а поступали добровольцами в Красную» - пишет тов. Корчагин.
Тов. Есипов сообщает, что в Ново-Шешминской вол. мобилизация проходила под давлением вооруженного отряда Народной Армии. Различные другие требования властей удовлетворялись лишь под страхом той же силы...
Так же неохотно отзывалась деревня и к другим требованиям местных властей - требованиям лошадей, хлеба и проч. предметов питания.
Тов. Кашурин сообщает, что «из всей «доблестной» Народной Армии отличались в особенности русские офицеры и молодежь, вступившая добровольно в ряды армии; производили неимоверные бесчинства как в отношении молодых девушек, так и в отношении крестьян. Брали и драли с крестьянства все, что только им было нужно, отчего население приходило в ужас; мужики стали скрываться по нескольку дней в близлежащем лесу, бросая на произвол судьбы свое хозяйство и даже были случаи, что в дому оставались по нескольку дней одни лишь малые дети».
Приглядимся пристальнее к тому, что происходило в Бугульминском кантоне. Со стороны учредиловцев - полнейшее допущение помещику распоряжаться «своим» имением, организация кулацкой власти, поборы с крестьян. С другой - крестьянской - стороны организованный, хитро задуманный и упорно проводимый массой план отпора, причем на этот раз мы имеем пример хорошей дисциплины в ее среде. Крестьяне строго выдерживают свою «линию» и не дают учредиловцам ни хлеба, ни людей, подчиняясь только вооруженной силе...
Нужно иметь в виду, что планомерной, организованной конской мобилизации учредиловцы не успели провести по всем уездам, т. к. приказ ими был отдан только 5-го сентября и лишь по Казанскому уезду - раньше. Не успели они и отобрать крестьянский хлеб...
Совершенно очевидно, что, начни учредиловцы эти две кампании, им не избежать бы повсеместного крестьянского восстания.
Эти восстания уже и начались отдельными вспышками в тех именно местах, где становилось от новой демократической власти невмоготу. Такие вспышки мы имеем в селе Пролейкаши Тетюшского кантона, где дело вылилось в настоящее кровавое вооруженное восстание; массовый уход в ряды Красной Армии трех волостей Буинского кантона мы тоже не можем квалифицировать иначе, как разновидность вооруженного восстания.
...
«Всем, насильно зачисленным в ряды Красной Армии приказываем немедленно восстать против комиссаров, инструкторов, ведущих их на бесполезную бойню. Бейте, истребляйте своих комиссаров и переходите к нам!» (Воззвание от 11 /VIII 1918) или в другом воззвании Лебедев писал («к войскам Сов. власти»):
«Бейте ваших комиссаров, уничтожайте их и переходите на сторону Учредит. Собрания» и т. д. Воззвания эти, хотя и обращенные к войскам Советской власти, вывешивались в огромном количестве на улицах города.
«Начальство», словом, выкинуло лозунг «Смерть комиссарам! - Бейте большевиков!», а от них кровавый энтузиазм перешел и на всю массу исполнителей. Мы недаром привели слово «энтузиазм». Это, действительно, был порыв, сладострастное устремление, охватившее всю буржуазную и мелкобуржуазную массу вплоть до студентов и гимназистов - стремление уязвить, добить пораженного врага.
Все рвались послужить «святому делу возрождения России» - и с необыкновенной «доблестью» и «самоотвержением» расстреливали и арестовывали направо и налево.
Зарядив таким настроением буржуазную и мещанскую гущу, сама начав кровавую страницу своей бесславной истории, власть Ком. Уча только тогда опомнилась, когда получила несколько подзатыльников в виде протеста местных Казанских эс-эров... и с-д-ов, лично знавших расстрелянных большевиков и работавших вместе с ними в органах Советской власти. Было издано объявление Командующего северной группой войск капитана Степанова о запрещении самочинных расстрелов. Но было уже поздно. Практика расстрелов не прекращалась, но все усиливалась в продолжение времени господства учредиловцев; изменилась лишь форма, приемы расстреливаний. Теперь стали уже искать большевиков (или, как они называли, «комиссаров») везде и всюду и отыскавши, передавать по начальству, которое и расстреливало.
Как они производили эту операцию, любопытно рассказать со слов очевидцев.
Дело происходит в тюрьме. То и дело входят офицеры и ругаясь, толкая, а то и плюя в лицо своим жертвам, выводили их на двор. Там они ставились перед окнами тех комнат, где сидели остальные. Раздавалась «предварительная» команда: «по красным собакам взвод» - и в ожидании исполнительной команды солдаты стояли, нацеливши ружья минут 10-15, после чего подавалась исполнительная «отставить» - такие развлечения белогвардейцы доставляли иногда себе раза по 3-4, прежде чем покончить с «Комиссаром».
Отличались и чехи...
Тов. Ибрагимов Мирза рассказывает, как в той камере, где он сидел, чехи избивали, а под конец и расстреляли одного коммуниста, советского работника, по национальности тоже чеха - «за измену, якобы, своей родине». На самом деле классовая борьба была, конечно, единственным мотивом убийства...
Из двадцати шести воспоминаний рабочих о разбираемом нами времени до 75% говорят о зверствах учредиловцев, именно русских, «Народно-армейских» офицеров, главным образом.
К воспоминаниям вообще нужно подходить с осторожностью, но в данном случае мы имеем несомненно массовое настроение; каждый из рабочих рассказывает или случай личного переживания страха смерти или же - о тех грудах трупов, которые сжимали болью его сердце и заставляли ненавидеть демократов-учредиловцев.