Н. И. Штиф о погромах на Украине. Часть IV
Из книги Н. И. Штифа «Погромы на Украине» (период Добровольческой армии).
Мы уже видели, что погромы Добровольческой Армии явление не частное, а общее, неизменно сопровождающее весь ее путь от головокружительных успехов до тяжкого поражения, что погромы являются неотъемлемой частью военного быта Добровольческой Армии. В чем же заключаются причины этого явления? Где внутренние пружины, толкавшие на путь грабежей и насилий большую армию, шедшую под флагом «спасения России», установления «власти и порядка», руководимую старыми опытными генералами, столпами военной дисциплины?..
[Читать далее]Раньше всего о поводах к погромам. Под поводами, в отличие от причин, как понятия более объемлющего и глубокого, мы разумеем частные явления и события местного характера (поведение местного еврейского населения, столкновения, обострение отношений и т. д.), которые в состоянии вызвать вспышку в данном месте. Все обстоятельства возникновения и развития погромов неопровержимо свидетельствуют, что в большинстве случаев даже таких внешних поводов не было. Достаточно вспомнить, что погромы начинаются обычно сейчас же по вступлении воинской части, до всякой встречи с местным еврейским населением, а в иных местах сигналом к погрому служит появление еврейской делегации с хлебом-солью. В некоторых местах, как на «повод» указывают на провокационные слухи о «еврейской стрельбе» в Добровольческую Армию в тех случаях, когда она вытеснялась большевиками (часто на несколько часов, как, например, в Корсуни) и вслед за тем вновь возвращалась (Борзна, Нежин, Новый Мглин, Фастов, Киев и нек. друг.). О такой «еврейской стрельбе» по отступающим добровольцам в Новом Мглине (Черниговск. губ.) официально сообщалось в оперативной сводке штаба армии, причем тут же сообщалось, что против этого «приняты меры», нетрудно догадаться, какие. О такой же стрельбе в Киеве в дни 14-19 октября, когда происходили уличные бои с ворвавшейся горстью красноармейцев из Ирпенской группы, широко оповещал «Осваг» (Осведомительное Агентство, официальное учреждение). Не говоря уже о недостаточности этого повода, применимого в худшем случае к ограниченному числу мест, для объяснения происхождения погромов на всей территории Добровольческой Армии, имеется целый ряд фактов, и даже специальное обследование, решительно опровергающие эту погромную версию. Во время большого погрома в Киеве в дни 17-20 октября 1919 г. официозная Киевская газета «Вечерние Огни» (в №№ 38, 39, 40) привела несколько случаев «еврейской стрельбы». Специальное обследование этих случаев, произведенное представителями ряда умеренных и более чем умеренных политических и общественных организаций («Союз Возрождения России», «Национальный Центр», «Национальное Объединение», «Союз Учителей», «Союз городов» и т. д.), обнаружило, что все эти случаи вымышлены редакцией газеты или ее информаторами, и весьма неудачно. Приведем один из этих случаев стрельбы (№ 13) из дома № 18 по Крещатику. «3/16-го октября, сообщают «Вечерние Огни», с крыш (дома № 18 по Крещатику) стреляли из пулемета 4 еврея и 1 русский, которые были сняты с крыши и расстреляны». «Дом № 18 по Крещатику, гласит обследование, оказывается Киевской Городской Думой. По этому поводу Комитетом курьеров Думы отправлено письмо в редакцию «Вечерних Огней», из коего видно, что еще 2/15 октября на Думском балконе Волчанским отрядом был водружен русский национальный флаг и того же числа в Думе уже работал питательный пункт, поэтому не могло быть такого положения, чтобы 3-16 октября стреляли из пулемета с крыши Думы». Таким же образом были опровергнуты и другие «факты» «еврейской стрельбы».
Это опровержение было расклеено в Киеве на столбах, и газета «Вечерние Огни» не нашлась ничего возразить. Никаких фактов «еврейской стрельбы» не опубликовала также официальная комиссия сенатора Гуляева, учрежденная специально с целью разъяснения этих «фактов» и, надо полагать, не из любви к евреям.
Не лучше обстоит с Ново-Мглинской стрельбой...
Так же обстояло дело с «стрельбой» в Фастове и в других местах.
С другой стороны, имеются определенные указания на организацию погромов в этих случаях на расстоянии, и в самой начальной стадии военных перипетий. Жители Киева (христиане, отчасти евреи), бежавшие 14 октября вместе с Добровольческой Армией в Дарницу, указывают на усиленную агитацию в этом месте, за погром в Киеве, когда ни о какой «еврейской стрельбе» фактов еще не могло быть, и никого еще «с крыш с пулеметами» не снимали. Аналогичные сведения имеются и о Фастове в дни вынужденного отхода Добровольческой Армии в Кожанку (ближайшую станцию). Передается со слов д-ра Снисаренко (врача при отступившей в этом месте 2-ой Терской Пластунской Бригаде), что начальник бригады Белогорцев обещал «отдать Фастов» тем казакам, которые его возьмут.
С очевидностью выступает здесь недостаточность повода «еврейской стрельбы», или «кричания ура» вступившим большевикам (Фастов), для объяснения даже тех немногих случаев, когда он приводится, тем более, что во всех этих случаях погром собственно начинается раньше, сейчас же при первом победном вступлении (как и в других местах) и впоследствии, после «стрельбы» принимает только более резкие формы.
Подозрительность «еврейской стрельбы» тем более бросается в глаза, что говорится об этом после «принятия мер» и не непосредственно участниками погромного дела, а лицами и группами, стоящими за их спиной, гораздо более чуткими к общественному мнению, особенно в обстановке гражданской войны и при сложной международной ситуации. Сведения о «еврейской стрельбе» должны служить оправданием «принятых мер», и невольно возникают вопросы: что чему предшествует? Сведения или «меры»?
Кому нужно это объяснение?
Нужно ли оно казакам, прибывающим в вагонах с самодельной надписью «бей жидов, спасай Россию»?
Очевидно, мы имеем здесь погромную готовность, предрешенность, и объяснение этому явлению нужно искать в чем-то более глубоком, органическом.
Добровольческая Армия комплектовалась больше всего из добровольцев, партизан. Были и попытки принудительной мобилизации населения, но, по-видимому, большого успеха они не имели. Характерно для этой армии: изобилие офицеров, бежавших из Советской России, и численное преобладание казаков, особенно наездников восточного происхождения: диких племен, чеченцев, осетин и т. п...
О моральном состоянии этой армии из офицеров и диких племен отдаленной окраины России ко времени продвижения этой армии вглубь Украины мы имеем высокоавторитетное мнение ее верховного вождя, генерала Деникина. 26-го июля (8 августа) в 2 часа дня генералу Деникину в Ростове-на-Дону представлялась еврейская депутация... Между прочим депутация жаловалась на насилия, чинимые Добровольческой Армией над еврейским населением в Харьковской губернии, в Екатеринославе и др. На это генерал Деникин ответил: «Да, трудно ожидать чего-либо хорошего от людей, совершенно оподлившихся. Это ведь не добровольцы, идейно шедшие в армию,... это ведь сброд»…
В. В. Шульгин устанавливает» положение, что «Добровольческая Армия имеет своей задачей защитить и спасти мирное трудовое население от страшного нашествия взявшихся за винтовку бездельников», и отсюда он делает вывод: «Но если так, то Добровольческая Армия стала бы в трагическое противоречие сама с собой, если бы источником ее существования был грабеж». Этот прозрачный намек на «источник существования» Добровольческой Армии еще более подчеркивается в следующем объяснении этого явления: «Разумеется, скажут: никому, и в голову не пришел бы никакой грабеж, если бы армия получала все, что ей полагается, не холодала и не голодала... В значительной мере привычка к грабежу образовывается в силу жестокой необходимости».
Более определенно и откровенно повествует об этом «источнике существования» Добровольческой Армия К. Н. Соколов: «В тылу, кто мог, поправлял свои дела подсобными, более или менее «безгрешными» доходами. На фронте делать это было еще проще. «Реалдоб» (реализация военной добычи) вошел в нравы наших войск еще в то время, когда «реализация военной добычи» была главным, если не единственным источником средств Добровольческой Армии. Рядом с «реалдобом», закономерным и даже подотчетным, укоренился групповой или индивидуальный «реалдоб», который представлял собою ничто иное, как самый откровенный грабеж. В тыл чаще и чаще приходили сведения о громадных денежных капиталах, скопляющихся и в отдельных руках и у целых воинских частей... Как-то зимою нам пришлось наблюдать в Ростове поезд одного популярного военачальника, следовавшего на отдых со своими «ребятами». Это был поезд-гигант из многих десятков вагонов, груженных мануфактурой, сахаром и разными другими припасами. На время ими были забиты все пути ростовского вокзала»…
Итак из самых авторитетных и преданных Добровольческой Армии уст мы имеем следующую характеристику Добровольческой Армии: 1. «совершенно оподлившиеся люди», идущие в армию отнюдь не по идейным соображениям (и не по принуждению); 2. армия, самоснабжающаяся «по способу Валенштейна» или «реалдобом», т. е., грабежом.
В этих признаниях можно отчасти найти объяснение тому явлению, что родственными Добровольческой Армии делаются весьма сомнительные элементы, часто откровенные разбойники, как И. Т. Струк. На этом последнем и на карьере его в Добровольческой Армии стоит остановиться несколько подробнее. Илья Тимофеевич Струк, крестьянин с. Грины, Горностайпольской волости, Киевской губ., кончивший земскую школу, начинает свою военную карьеру еще в 1917 г., в эпоху Центральной Рады на Украине, организацией отряда т. н. «вильного казацства», т. е. украинской национальной армии. В эпоху гетманщины и немецкой оккупации (март-ноябрь 1918 г.) он оказывается не у дел и занимается спекуляцией и сбытом фальшивых денег, за что и преследуется властью. Во время восстания украинской Директории против гетмана он организует повстанческий отряд, занимается взиманием «контрибуций», т. е. систематическим вымогательством у евреев в районе Горностайноля- Чернобыля и между прочим убивает в м. Мадине почтового чиновника (начало января 1919 г.). За этот подвиг комендант Малина арестует его и отправляет в Киев, где его освобождают. В начавшейся к этому времени борьбе большевиков против Директории он становится на сторону первых и выпускает в этом духе «манифест» к крестьянам. При первом столкновении с войсками Директории он изменяет большевикам и переходит вновь на сторону украинцев. Вслед за этим он во главе шайки разбойников занимается систематическими нападениями на еврейское население, устраивает жестокие погромы в Горностайполе, Чернобыле и др. местах, и с тех пор в течение первых 9 месяцев 1919 г. имя его не сходит со столбцов погромной хроники на Украине. Последние погромы его шайки с лозунгом: «бей жидов, спасай советскую власть без коммуны» относятся уже ко времени прихода в Киев Добровольческой Армии. Это, однако, не мешает генералу Бредову, начальнику Киевской группы Добровольческой Армии, принять этого разбойника в ряды Армии. Струку дается поручение организовать «I-ый малороссийский партизанский отряд», и ему жалуется чин полковника этого отряда (сентябрь 1919 г.). О прошлом Струка генерал Бредов был прекрасно осведомлен...
Новая ориентация Струка не мешает последнему вести старую погромную работу. В течение всей зимы он со своей шайкой, перекрасившейся в национально-русские цвета, под крылом Добровольческой Армии, непрерывно терроризует еврейское население на Подоле (Киев), вымогая у него «контрибуцию». При отступлении Добровольческой Армии из Киева мы встречаем Струка в Одессе, где он занимается тем же, под видом организации «крестьянского отряда» (январь 1920 г.).
При таких условиях приобретают также особую, прямо осязательную реальность многократные заявления казаков и чеченцев «спасителей России» о данном им «праве погулять 3 дня», заявления, сделанные казаками своим жертвам в десятках мест. Необходимым условием выполнения такой армией боевых заданий является, очевидно, известная компенсация, и такой компенсацией должны служить города и их население (или часть населения). Мы уже видели, что такая «отдача города» является у командира 2-ой Терской пластунской бригады Белогорцева методом поднятия боевого духа армии с целью «освобождения» Фастова. Одной из депутаций в Кременчуге, умолявшей о приостановлении погрома, комендант откровенно заявляет, что казакам город отдан их начальством на 3 дня. Такое же заявление делает депутации комендант в Городище (на 48 часов, зато с прибавкой «для наших целей») и много других откровенных комендантов, начальников гарнизонов и т. д.
В. Шульгин оказался не только правым в оценке деятельности Добровольческой Армии в области, самоснабжения, но и дальнозорким в понимании ее судьбы. Его пророчество о «недолговечности» такой армии вполне оправдалось, и гораздо раньше, чем он это думал. Осуществилось оно раньше всего на полях погромных битв. Распад армии дошел до того, что когда 2 солдата измайловца на улице среди бела дня начали раздевать евреев, и офицер местной роты потребовал, чтобы они оставили евреев, то один солдат поднял винтовку и выстрелил в офицера (Прилуки, аналогичные сообщения из Белой Церкви, Боярки и др. мест).
Мы еще увидим, почему «город» означает неизменно «евреев». Но сказанного уже достаточно, чтобы понять, что если в том же Новом Мглине… казаки, заявляют о своем «праве 3-х дней», то это объяснение погрома куда правдивее, реальнее и убедительнее, чем официальная версия о еврейском «предательстве».
«Сброд» и самоснабжение «по способу Валенштейна» это, так сказать, материя, плоть погромного дела. Этой материи необходим дух, идеология. Материя, ничем не регулируемая, могла зайти слишком далеко. «Грабежи с еврейского населения переходят уже на русское», жалуется начальник гарнизона в Белой Церкви, полковник Сахаров (приказ № 10 от 1-14 октября) и это дает ему основание требовать прекращения погрома. Опасность такого направления силы материи слишком очевидна, чтобы оставить ее без всякого регулирующего начала. «Жестокую необходимость», в интересах самосохранения, нужно было ввести в известные берега, направить в определенное русло. И тут уже естественно возникает мысль об использовании этой урегулированной «необходимости» для военной программы Добровольческой Армии, направленной против большевиков. Идеология должна соответствовать этим основным заданиям, связать «битье жидов» с «спасением России», т. е. с борьбой против большевиков. И такую идеологию не приходилось искать или придумывать, ее можно было найти готовой в арсенале старого царского режима, особенно в практике еврейского вопроса во время мировой войны (евреи - враги России, евреи предают русскую армию и т. п.).
Первый по времени, известный нам «плод мучительных дум» Добровольческой Армии относится еще к концу ноября 1918 г., когда Добровольческая Армия была только в стадии формирования. К борьбе только готовились, пока же воевали не за Россию, а за симпатии тех, которые должны спасти ее; нужно было 1. выяснить то заманчивое, что сулит им победа Добровольческой Армии, 2. точно указать, кто враг, против кого ведется война. Эту цель имеет, очевидно, в виду воззвание «Голос к Русскому Народу от Южной Армии», изданное за подписью «Южная Армия» 24-го ноября (7 декабря) 1918 г. в Ростове на Дону. Воззвание начинается с пункта 2, с врага. Дается раньше всего длинный обзор того, «что дали народу социализм и большевики». «Россия изменила Союзникам, все уничтожено, разграблено и т. д. Кто же виноват во всем этом?» На это дается такой ответ: «Им, этим жидам: Бронштейну (Троцкий), Нахамкесу (Стеклов), Цедербауму (Мартов), Гольдману (Горев), Кирбису (Керенский), Либерману (Чернов) не нужна Россия и благо русского народа: они мечтают и стремятся уничтожить Россию и обессилить русский народ во взаимной вражде и грабежах».
Эта монопольная роль «жидов» в разрушении России подчеркивается в воззвании несколько раз: «А чтобы вернее одурачить этот народ, они даже фамилии свои изменили: Лейба Бронштейн взял себе фамилию Троцкий, Либерман назвался Черновым, Кирбис - Керенским» и т. д. «Кроме разрушения физического, они Бронштейны, Нахамкесы и т. д. развратили душу народную».
Эти «жиды» «одурачили» народ, добились того, что все попрано, изломано и т. д., и кроме того они научили «избивать священников и снимать иконы» и «вместо одного царя дали много царьков (да еще из жидов)».
1-ый пункт, цель борьбы, формулируется, между прочим, следующим образом: «Не говорят они («жиды») и того, что грабить и разорять помещиков, это все равно, что себя разорять: во первых, помещик тот же свой русский человек, вышедший из того же русского народа; во-вторых, земля его всегда лучше обрабатывалась и давала народу и государству лучший хлеб, лучший скот, лучшие продукты
«Они говорят: давайте поделим всю землю. А по сколько каждому достанется, того не говорят. А между тем земли помещичьей немного и во многих местах ее и вовсе нет; значит делить придется не на всех»...
И «Южная Армия» обращается с горячим призывом к русскому православному народу: «перестань продавать Россию жидам», «сбрось с себя иго жидов».
Таким образом, программа «Южной Армии» сводится вкратце к следующему:
1. Цель: крупное землевладение должно остаться нетронутым, потому что а) помещик «свой человек», б) да и взять-то с него нечего («земли немного»).
2. Враг: Враг - это «жиды», и только жиды: Керенский, Чернов и др. - это не более, как переодетые жиды. Жиды стремятся уничтожить Россию и глумятся над православной церковью.
3. Путь к цели: сбросить с себя иго жидов.
Эта программа, в зависимости от обстоятельств, претерпевает некоторые метаморфозы: то, что можно было свободно говорить о помещичьей земле богатому и среднему крестьянству Дона, Кубани, южных степей, то явно неудобно па Украине, где у значительной части крестьянства ощущается острое малоземелье, где, наконец, Советская власть отняла уже у помещиков землю, которая фактически перешла в крепкие крестьянские руки. /От себя: вот это да! А говорят, жидобольшевики крестьян обманули и земли им не дали…/ Это поняли и генералы, и в зависимости от этого руководители Добровольческой Армии в дальнейшей формулировке программы опускают пункт о помещике, делают даже намеки на земельные «улучшения».
Об аграрной реформе, как и о других пунктах социального и политического законодательства Добровольческой Армии, явно клонивших к реставрации «старого режима» можно было бы сказать очень много. …лучшим свидетелем этого курса является один из его творцов, тот же К. Н. Соколов, в вышеназванной его книге. Вот что он говорит об этом: «Хотели и земельный вопрос разрешить по- хорошему, по праву, чести и справедливости. 24-го марта 1919 года в программном письме генерала Деникина по аграрному вопросу говорилось, в первую голову о «сохранении за собственниками их прав на землю». Мы несли, таким образом, за собой восстановление прав помещиков»… К. Н. Соколов… оговаривается, что восстановление прав помещиков имелось в виду только «юридическое», чтобы «дать удовлетворение нарушенному праву и обосновать притязания землевладельцев на вознаграждение». Он вынужден, однако, признать, что «на практике дело иногда доходило до фактического, насильственного восстановления помещиков». «Бывали вопиющие случаи покровительства помещикам и преследования крестьян». Но дальше он рассказывает уже не о «вопиющих случаях» произвола, а о правительственной программе: «В двадцатых числах июня 1919 г. (т. е. тогда, когда Добровольческая Армия быстро подвигалась вперед по Украине) были изданы правила, о сборе урожая. Из урожая трав правительство обещало половину посевщику, половину помещику, из урожая хлебов две трети посевщику, одну треть помещику» и т. д.
Таково было решение аграрного вопроса «по чести и справедливости». Не лучше обстояло дело с рабочим вопросом. Сам К. Н. Соколов на это махнул рукой: «С рабочими дело обстояло у нас в корне безнадежно. Рабочих, как обывателей, мы не могли удовлетворить... просто благодаря нашему бессилию наладить жизнь... Не на рабочих и должна была быть наша главная ставка, а на крестьянство». Как удовлетворяли эту главную опору, мы уже видели.
Наконец, о национальном вопросе. И здесь даже К. Н. Соколов, будучи радикальнее своих товарищей по правительству в аграрном вопросе, решительно заявляет: «С кем, действительно, мы были в открытой и постоянной вражде, так это с украинскими политическими группировками петлюровско-самостийного толка». Можно было бы думать, что была попытка сговориться с более умеренными украинскими группами. Автор спешит, однако, исправить такое ложное толкование и тут же заявляет, что «слишком прямолинейной политикой в малорусском вопросе мы оттолкнули, от себя и умеренные круги малорусского общества, стоящие на почве федерации с Россией». Известно, как осуществлялась эта прямолинейность. Украина была разбита на 3 области (Киевская, Харьковская и Новороссийская) и отдана на съедение генералу Драгомирову и его учителю В. В. Шульгину, старому душителю украинской нации, заявившему в I-м номере своего «Киевлянина»: «Да, этот край - русский... Мы не отдадим его ни украинским предателям, покрывшим его позором, ни еврейским палачам, залившим его кровью» («Киевлянин» № 1, 21 августа (3 сентября) 1919 г.). Само название «Украина» перестало существовать, и край вновь переименован в «Малороссию». «Малороссиянам» же в воззвании генерала Деникина за покорность сулили «единую, неделимую Россию» и казенную русскую школу. «Малороссияне» могут иметь школу и на родном языке, если они таковую... сами будут содержать на свои средства. Словом, - Украину вернули к временам Николая II при министре народного просвещения графе Игнатьеве.
И суммируя всю эту политику, К. Н. Соколов вынужден признать ее результаты: «Неблагополучно... Интеллигенция недоверчива, рабочие угрюмо-враждебны, крестьяне подозрительны». Эта «подозрительность» выразилась, как известно, в массовых восстаниях крестьян против Добровольческой Армии. Крестьяне в тылу этой армии поддерживали большевиков, петлюровских и всяких иных атаманов, в частности неуловимого предводителя большой шайки, популярного «анархиста» Махно, который «гулял по территории, подчиненной Главнокомандующему (Деникину), брал Екатеринослав, захватывал железнодорожные узлы» и т. д.
Таков был социальный и политический курс верхов, делавших политику. Но и этот курс оказывается слишком левым, «кадетским», для офицерской массы. Замечается «политическое расхождение между ним (диктатором Деникиным) и добровольческим офицерством... Генерал Деникин оказался «левее» свой армии». К. Н. Соколов оговаривается, что «было бы несправедливо огулом называть все это офицерство «реакционным» и «помещичьим». Однако он вынужден признать, что «наиболее активной его части был несомненно чужд тот формальный «либерализм», который отчасти по убеждению, отчасти по расчету (для экспорта, Н. Ш.) культивировался в Ростове и Таганроге».
(К. Н. Соколов откровенно признает, что весь «либерализм», в частности декларация (март 1919 г.) о целях Добровольческой Армии, предназначались «для экспорта». «Представители союзных правительств при ставке указали Главному командованию на желательность таким либеральным заявлением рассеять подозрения насчет нашей реакционности»).
В одном пункте, однако, такого расхождения не было - это в еврейском вопросе, и К. Н. Соколов определенно говорит о «повально антисемитском настроении массы, особенно военной».
При таком курсе и при таких настроениях в массе Добровольческой Армии пункт о «жидах» в программе Добровольческой Армии приобретает особое значение. Этот пункт, в виду зияющей прорехи в других пунктах, теперь получает в агитации доминирующую роль, и «жиды-большевики» являются главным гвоздем всей «просветительной» работы Добровольческой Армии.
Мы уже видели, что погромы Добровольческой Армии явление не частное, а общее, неизменно сопровождающее весь ее путь от головокружительных успехов до тяжкого поражения, что погромы являются неотъемлемой частью военного быта Добровольческой Армии. В чем же заключаются причины этого явления? Где внутренние пружины, толкавшие на путь грабежей и насилий большую армию, шедшую под флагом «спасения России», установления «власти и порядка», руководимую старыми опытными генералами, столпами военной дисциплины?..
[Читать далее]Раньше всего о поводах к погромам. Под поводами, в отличие от причин, как понятия более объемлющего и глубокого, мы разумеем частные явления и события местного характера (поведение местного еврейского населения, столкновения, обострение отношений и т. д.), которые в состоянии вызвать вспышку в данном месте. Все обстоятельства возникновения и развития погромов неопровержимо свидетельствуют, что в большинстве случаев даже таких внешних поводов не было. Достаточно вспомнить, что погромы начинаются обычно сейчас же по вступлении воинской части, до всякой встречи с местным еврейским населением, а в иных местах сигналом к погрому служит появление еврейской делегации с хлебом-солью. В некоторых местах, как на «повод» указывают на провокационные слухи о «еврейской стрельбе» в Добровольческую Армию в тех случаях, когда она вытеснялась большевиками (часто на несколько часов, как, например, в Корсуни) и вслед за тем вновь возвращалась (Борзна, Нежин, Новый Мглин, Фастов, Киев и нек. друг.). О такой «еврейской стрельбе» по отступающим добровольцам в Новом Мглине (Черниговск. губ.) официально сообщалось в оперативной сводке штаба армии, причем тут же сообщалось, что против этого «приняты меры», нетрудно догадаться, какие. О такой же стрельбе в Киеве в дни 14-19 октября, когда происходили уличные бои с ворвавшейся горстью красноармейцев из Ирпенской группы, широко оповещал «Осваг» (Осведомительное Агентство, официальное учреждение). Не говоря уже о недостаточности этого повода, применимого в худшем случае к ограниченному числу мест, для объяснения происхождения погромов на всей территории Добровольческой Армии, имеется целый ряд фактов, и даже специальное обследование, решительно опровергающие эту погромную версию. Во время большого погрома в Киеве в дни 17-20 октября 1919 г. официозная Киевская газета «Вечерние Огни» (в №№ 38, 39, 40) привела несколько случаев «еврейской стрельбы». Специальное обследование этих случаев, произведенное представителями ряда умеренных и более чем умеренных политических и общественных организаций («Союз Возрождения России», «Национальный Центр», «Национальное Объединение», «Союз Учителей», «Союз городов» и т. д.), обнаружило, что все эти случаи вымышлены редакцией газеты или ее информаторами, и весьма неудачно. Приведем один из этих случаев стрельбы (№ 13) из дома № 18 по Крещатику. «3/16-го октября, сообщают «Вечерние Огни», с крыш (дома № 18 по Крещатику) стреляли из пулемета 4 еврея и 1 русский, которые были сняты с крыши и расстреляны». «Дом № 18 по Крещатику, гласит обследование, оказывается Киевской Городской Думой. По этому поводу Комитетом курьеров Думы отправлено письмо в редакцию «Вечерних Огней», из коего видно, что еще 2/15 октября на Думском балконе Волчанским отрядом был водружен русский национальный флаг и того же числа в Думе уже работал питательный пункт, поэтому не могло быть такого положения, чтобы 3-16 октября стреляли из пулемета с крыши Думы». Таким же образом были опровергнуты и другие «факты» «еврейской стрельбы».
Это опровержение было расклеено в Киеве на столбах, и газета «Вечерние Огни» не нашлась ничего возразить. Никаких фактов «еврейской стрельбы» не опубликовала также официальная комиссия сенатора Гуляева, учрежденная специально с целью разъяснения этих «фактов» и, надо полагать, не из любви к евреям.
Не лучше обстоит с Ново-Мглинской стрельбой...
Так же обстояло дело с «стрельбой» в Фастове и в других местах.
С другой стороны, имеются определенные указания на организацию погромов в этих случаях на расстоянии, и в самой начальной стадии военных перипетий. Жители Киева (христиане, отчасти евреи), бежавшие 14 октября вместе с Добровольческой Армией в Дарницу, указывают на усиленную агитацию в этом месте, за погром в Киеве, когда ни о какой «еврейской стрельбе» фактов еще не могло быть, и никого еще «с крыш с пулеметами» не снимали. Аналогичные сведения имеются и о Фастове в дни вынужденного отхода Добровольческой Армии в Кожанку (ближайшую станцию). Передается со слов д-ра Снисаренко (врача при отступившей в этом месте 2-ой Терской Пластунской Бригаде), что начальник бригады Белогорцев обещал «отдать Фастов» тем казакам, которые его возьмут.
С очевидностью выступает здесь недостаточность повода «еврейской стрельбы», или «кричания ура» вступившим большевикам (Фастов), для объяснения даже тех немногих случаев, когда он приводится, тем более, что во всех этих случаях погром собственно начинается раньше, сейчас же при первом победном вступлении (как и в других местах) и впоследствии, после «стрельбы» принимает только более резкие формы.
Подозрительность «еврейской стрельбы» тем более бросается в глаза, что говорится об этом после «принятия мер» и не непосредственно участниками погромного дела, а лицами и группами, стоящими за их спиной, гораздо более чуткими к общественному мнению, особенно в обстановке гражданской войны и при сложной международной ситуации. Сведения о «еврейской стрельбе» должны служить оправданием «принятых мер», и невольно возникают вопросы: что чему предшествует? Сведения или «меры»?
Кому нужно это объяснение?
Нужно ли оно казакам, прибывающим в вагонах с самодельной надписью «бей жидов, спасай Россию»?
Очевидно, мы имеем здесь погромную готовность, предрешенность, и объяснение этому явлению нужно искать в чем-то более глубоком, органическом.
Добровольческая Армия комплектовалась больше всего из добровольцев, партизан. Были и попытки принудительной мобилизации населения, но, по-видимому, большого успеха они не имели. Характерно для этой армии: изобилие офицеров, бежавших из Советской России, и численное преобладание казаков, особенно наездников восточного происхождения: диких племен, чеченцев, осетин и т. п...
О моральном состоянии этой армии из офицеров и диких племен отдаленной окраины России ко времени продвижения этой армии вглубь Украины мы имеем высокоавторитетное мнение ее верховного вождя, генерала Деникина. 26-го июля (8 августа) в 2 часа дня генералу Деникину в Ростове-на-Дону представлялась еврейская депутация... Между прочим депутация жаловалась на насилия, чинимые Добровольческой Армией над еврейским населением в Харьковской губернии, в Екатеринославе и др. На это генерал Деникин ответил: «Да, трудно ожидать чего-либо хорошего от людей, совершенно оподлившихся. Это ведь не добровольцы, идейно шедшие в армию,... это ведь сброд»…
В. В. Шульгин устанавливает» положение, что «Добровольческая Армия имеет своей задачей защитить и спасти мирное трудовое население от страшного нашествия взявшихся за винтовку бездельников», и отсюда он делает вывод: «Но если так, то Добровольческая Армия стала бы в трагическое противоречие сама с собой, если бы источником ее существования был грабеж». Этот прозрачный намек на «источник существования» Добровольческой Армии еще более подчеркивается в следующем объяснении этого явления: «Разумеется, скажут: никому, и в голову не пришел бы никакой грабеж, если бы армия получала все, что ей полагается, не холодала и не голодала... В значительной мере привычка к грабежу образовывается в силу жестокой необходимости».
Более определенно и откровенно повествует об этом «источнике существования» Добровольческой Армия К. Н. Соколов: «В тылу, кто мог, поправлял свои дела подсобными, более или менее «безгрешными» доходами. На фронте делать это было еще проще. «Реалдоб» (реализация военной добычи) вошел в нравы наших войск еще в то время, когда «реализация военной добычи» была главным, если не единственным источником средств Добровольческой Армии. Рядом с «реалдобом», закономерным и даже подотчетным, укоренился групповой или индивидуальный «реалдоб», который представлял собою ничто иное, как самый откровенный грабеж. В тыл чаще и чаще приходили сведения о громадных денежных капиталах, скопляющихся и в отдельных руках и у целых воинских частей... Как-то зимою нам пришлось наблюдать в Ростове поезд одного популярного военачальника, следовавшего на отдых со своими «ребятами». Это был поезд-гигант из многих десятков вагонов, груженных мануфактурой, сахаром и разными другими припасами. На время ими были забиты все пути ростовского вокзала»…
Итак из самых авторитетных и преданных Добровольческой Армии уст мы имеем следующую характеристику Добровольческой Армии: 1. «совершенно оподлившиеся люди», идущие в армию отнюдь не по идейным соображениям (и не по принуждению); 2. армия, самоснабжающаяся «по способу Валенштейна» или «реалдобом», т. е., грабежом.
В этих признаниях можно отчасти найти объяснение тому явлению, что родственными Добровольческой Армии делаются весьма сомнительные элементы, часто откровенные разбойники, как И. Т. Струк. На этом последнем и на карьере его в Добровольческой Армии стоит остановиться несколько подробнее. Илья Тимофеевич Струк, крестьянин с. Грины, Горностайпольской волости, Киевской губ., кончивший земскую школу, начинает свою военную карьеру еще в 1917 г., в эпоху Центральной Рады на Украине, организацией отряда т. н. «вильного казацства», т. е. украинской национальной армии. В эпоху гетманщины и немецкой оккупации (март-ноябрь 1918 г.) он оказывается не у дел и занимается спекуляцией и сбытом фальшивых денег, за что и преследуется властью. Во время восстания украинской Директории против гетмана он организует повстанческий отряд, занимается взиманием «контрибуций», т. е. систематическим вымогательством у евреев в районе Горностайноля- Чернобыля и между прочим убивает в м. Мадине почтового чиновника (начало января 1919 г.). За этот подвиг комендант Малина арестует его и отправляет в Киев, где его освобождают. В начавшейся к этому времени борьбе большевиков против Директории он становится на сторону первых и выпускает в этом духе «манифест» к крестьянам. При первом столкновении с войсками Директории он изменяет большевикам и переходит вновь на сторону украинцев. Вслед за этим он во главе шайки разбойников занимается систематическими нападениями на еврейское население, устраивает жестокие погромы в Горностайполе, Чернобыле и др. местах, и с тех пор в течение первых 9 месяцев 1919 г. имя его не сходит со столбцов погромной хроники на Украине. Последние погромы его шайки с лозунгом: «бей жидов, спасай советскую власть без коммуны» относятся уже ко времени прихода в Киев Добровольческой Армии. Это, однако, не мешает генералу Бредову, начальнику Киевской группы Добровольческой Армии, принять этого разбойника в ряды Армии. Струку дается поручение организовать «I-ый малороссийский партизанский отряд», и ему жалуется чин полковника этого отряда (сентябрь 1919 г.). О прошлом Струка генерал Бредов был прекрасно осведомлен...
Новая ориентация Струка не мешает последнему вести старую погромную работу. В течение всей зимы он со своей шайкой, перекрасившейся в национально-русские цвета, под крылом Добровольческой Армии, непрерывно терроризует еврейское население на Подоле (Киев), вымогая у него «контрибуцию». При отступлении Добровольческой Армии из Киева мы встречаем Струка в Одессе, где он занимается тем же, под видом организации «крестьянского отряда» (январь 1920 г.).
При таких условиях приобретают также особую, прямо осязательную реальность многократные заявления казаков и чеченцев «спасителей России» о данном им «праве погулять 3 дня», заявления, сделанные казаками своим жертвам в десятках мест. Необходимым условием выполнения такой армией боевых заданий является, очевидно, известная компенсация, и такой компенсацией должны служить города и их население (или часть населения). Мы уже видели, что такая «отдача города» является у командира 2-ой Терской пластунской бригады Белогорцева методом поднятия боевого духа армии с целью «освобождения» Фастова. Одной из депутаций в Кременчуге, умолявшей о приостановлении погрома, комендант откровенно заявляет, что казакам город отдан их начальством на 3 дня. Такое же заявление делает депутации комендант в Городище (на 48 часов, зато с прибавкой «для наших целей») и много других откровенных комендантов, начальников гарнизонов и т. д.
В. Шульгин оказался не только правым в оценке деятельности Добровольческой Армии в области, самоснабжения, но и дальнозорким в понимании ее судьбы. Его пророчество о «недолговечности» такой армии вполне оправдалось, и гораздо раньше, чем он это думал. Осуществилось оно раньше всего на полях погромных битв. Распад армии дошел до того, что когда 2 солдата измайловца на улице среди бела дня начали раздевать евреев, и офицер местной роты потребовал, чтобы они оставили евреев, то один солдат поднял винтовку и выстрелил в офицера (Прилуки, аналогичные сообщения из Белой Церкви, Боярки и др. мест).
Мы еще увидим, почему «город» означает неизменно «евреев». Но сказанного уже достаточно, чтобы понять, что если в том же Новом Мглине… казаки, заявляют о своем «праве 3-х дней», то это объяснение погрома куда правдивее, реальнее и убедительнее, чем официальная версия о еврейском «предательстве».
«Сброд» и самоснабжение «по способу Валенштейна» это, так сказать, материя, плоть погромного дела. Этой материи необходим дух, идеология. Материя, ничем не регулируемая, могла зайти слишком далеко. «Грабежи с еврейского населения переходят уже на русское», жалуется начальник гарнизона в Белой Церкви, полковник Сахаров (приказ № 10 от 1-14 октября) и это дает ему основание требовать прекращения погрома. Опасность такого направления силы материи слишком очевидна, чтобы оставить ее без всякого регулирующего начала. «Жестокую необходимость», в интересах самосохранения, нужно было ввести в известные берега, направить в определенное русло. И тут уже естественно возникает мысль об использовании этой урегулированной «необходимости» для военной программы Добровольческой Армии, направленной против большевиков. Идеология должна соответствовать этим основным заданиям, связать «битье жидов» с «спасением России», т. е. с борьбой против большевиков. И такую идеологию не приходилось искать или придумывать, ее можно было найти готовой в арсенале старого царского режима, особенно в практике еврейского вопроса во время мировой войны (евреи - враги России, евреи предают русскую армию и т. п.).
Первый по времени, известный нам «плод мучительных дум» Добровольческой Армии относится еще к концу ноября 1918 г., когда Добровольческая Армия была только в стадии формирования. К борьбе только готовились, пока же воевали не за Россию, а за симпатии тех, которые должны спасти ее; нужно было 1. выяснить то заманчивое, что сулит им победа Добровольческой Армии, 2. точно указать, кто враг, против кого ведется война. Эту цель имеет, очевидно, в виду воззвание «Голос к Русскому Народу от Южной Армии», изданное за подписью «Южная Армия» 24-го ноября (7 декабря) 1918 г. в Ростове на Дону. Воззвание начинается с пункта 2, с врага. Дается раньше всего длинный обзор того, «что дали народу социализм и большевики». «Россия изменила Союзникам, все уничтожено, разграблено и т. д. Кто же виноват во всем этом?» На это дается такой ответ: «Им, этим жидам: Бронштейну (Троцкий), Нахамкесу (Стеклов), Цедербауму (Мартов), Гольдману (Горев), Кирбису (Керенский), Либерману (Чернов) не нужна Россия и благо русского народа: они мечтают и стремятся уничтожить Россию и обессилить русский народ во взаимной вражде и грабежах».
Эта монопольная роль «жидов» в разрушении России подчеркивается в воззвании несколько раз: «А чтобы вернее одурачить этот народ, они даже фамилии свои изменили: Лейба Бронштейн взял себе фамилию Троцкий, Либерман назвался Черновым, Кирбис - Керенским» и т. д. «Кроме разрушения физического, они Бронштейны, Нахамкесы и т. д. развратили душу народную».
Эти «жиды» «одурачили» народ, добились того, что все попрано, изломано и т. д., и кроме того они научили «избивать священников и снимать иконы» и «вместо одного царя дали много царьков (да еще из жидов)».
1-ый пункт, цель борьбы, формулируется, между прочим, следующим образом: «Не говорят они («жиды») и того, что грабить и разорять помещиков, это все равно, что себя разорять: во первых, помещик тот же свой русский человек, вышедший из того же русского народа; во-вторых, земля его всегда лучше обрабатывалась и давала народу и государству лучший хлеб, лучший скот, лучшие продукты
«Они говорят: давайте поделим всю землю. А по сколько каждому достанется, того не говорят. А между тем земли помещичьей немного и во многих местах ее и вовсе нет; значит делить придется не на всех»...
И «Южная Армия» обращается с горячим призывом к русскому православному народу: «перестань продавать Россию жидам», «сбрось с себя иго жидов».
Таким образом, программа «Южной Армии» сводится вкратце к следующему:
1. Цель: крупное землевладение должно остаться нетронутым, потому что а) помещик «свой человек», б) да и взять-то с него нечего («земли немного»).
2. Враг: Враг - это «жиды», и только жиды: Керенский, Чернов и др. - это не более, как переодетые жиды. Жиды стремятся уничтожить Россию и глумятся над православной церковью.
3. Путь к цели: сбросить с себя иго жидов.
Эта программа, в зависимости от обстоятельств, претерпевает некоторые метаморфозы: то, что можно было свободно говорить о помещичьей земле богатому и среднему крестьянству Дона, Кубани, южных степей, то явно неудобно па Украине, где у значительной части крестьянства ощущается острое малоземелье, где, наконец, Советская власть отняла уже у помещиков землю, которая фактически перешла в крепкие крестьянские руки. /От себя: вот это да! А говорят, жидобольшевики крестьян обманули и земли им не дали…/ Это поняли и генералы, и в зависимости от этого руководители Добровольческой Армии в дальнейшей формулировке программы опускают пункт о помещике, делают даже намеки на земельные «улучшения».
Об аграрной реформе, как и о других пунктах социального и политического законодательства Добровольческой Армии, явно клонивших к реставрации «старого режима» можно было бы сказать очень много. …лучшим свидетелем этого курса является один из его творцов, тот же К. Н. Соколов, в вышеназванной его книге. Вот что он говорит об этом: «Хотели и земельный вопрос разрешить по- хорошему, по праву, чести и справедливости. 24-го марта 1919 года в программном письме генерала Деникина по аграрному вопросу говорилось, в первую голову о «сохранении за собственниками их прав на землю». Мы несли, таким образом, за собой восстановление прав помещиков»… К. Н. Соколов… оговаривается, что восстановление прав помещиков имелось в виду только «юридическое», чтобы «дать удовлетворение нарушенному праву и обосновать притязания землевладельцев на вознаграждение». Он вынужден, однако, признать, что «на практике дело иногда доходило до фактического, насильственного восстановления помещиков». «Бывали вопиющие случаи покровительства помещикам и преследования крестьян». Но дальше он рассказывает уже не о «вопиющих случаях» произвола, а о правительственной программе: «В двадцатых числах июня 1919 г. (т. е. тогда, когда Добровольческая Армия быстро подвигалась вперед по Украине) были изданы правила, о сборе урожая. Из урожая трав правительство обещало половину посевщику, половину помещику, из урожая хлебов две трети посевщику, одну треть помещику» и т. д.
Таково было решение аграрного вопроса «по чести и справедливости». Не лучше обстояло дело с рабочим вопросом. Сам К. Н. Соколов на это махнул рукой: «С рабочими дело обстояло у нас в корне безнадежно. Рабочих, как обывателей, мы не могли удовлетворить... просто благодаря нашему бессилию наладить жизнь... Не на рабочих и должна была быть наша главная ставка, а на крестьянство». Как удовлетворяли эту главную опору, мы уже видели.
Наконец, о национальном вопросе. И здесь даже К. Н. Соколов, будучи радикальнее своих товарищей по правительству в аграрном вопросе, решительно заявляет: «С кем, действительно, мы были в открытой и постоянной вражде, так это с украинскими политическими группировками петлюровско-самостийного толка». Можно было бы думать, что была попытка сговориться с более умеренными украинскими группами. Автор спешит, однако, исправить такое ложное толкование и тут же заявляет, что «слишком прямолинейной политикой в малорусском вопросе мы оттолкнули, от себя и умеренные круги малорусского общества, стоящие на почве федерации с Россией». Известно, как осуществлялась эта прямолинейность. Украина была разбита на 3 области (Киевская, Харьковская и Новороссийская) и отдана на съедение генералу Драгомирову и его учителю В. В. Шульгину, старому душителю украинской нации, заявившему в I-м номере своего «Киевлянина»: «Да, этот край - русский... Мы не отдадим его ни украинским предателям, покрывшим его позором, ни еврейским палачам, залившим его кровью» («Киевлянин» № 1, 21 августа (3 сентября) 1919 г.). Само название «Украина» перестало существовать, и край вновь переименован в «Малороссию». «Малороссиянам» же в воззвании генерала Деникина за покорность сулили «единую, неделимую Россию» и казенную русскую школу. «Малороссияне» могут иметь школу и на родном языке, если они таковую... сами будут содержать на свои средства. Словом, - Украину вернули к временам Николая II при министре народного просвещения графе Игнатьеве.
И суммируя всю эту политику, К. Н. Соколов вынужден признать ее результаты: «Неблагополучно... Интеллигенция недоверчива, рабочие угрюмо-враждебны, крестьяне подозрительны». Эта «подозрительность» выразилась, как известно, в массовых восстаниях крестьян против Добровольческой Армии. Крестьяне в тылу этой армии поддерживали большевиков, петлюровских и всяких иных атаманов, в частности неуловимого предводителя большой шайки, популярного «анархиста» Махно, который «гулял по территории, подчиненной Главнокомандующему (Деникину), брал Екатеринослав, захватывал железнодорожные узлы» и т. д.
Таков был социальный и политический курс верхов, делавших политику. Но и этот курс оказывается слишком левым, «кадетским», для офицерской массы. Замечается «политическое расхождение между ним (диктатором Деникиным) и добровольческим офицерством... Генерал Деникин оказался «левее» свой армии». К. Н. Соколов оговаривается, что «было бы несправедливо огулом называть все это офицерство «реакционным» и «помещичьим». Однако он вынужден признать, что «наиболее активной его части был несомненно чужд тот формальный «либерализм», который отчасти по убеждению, отчасти по расчету (для экспорта, Н. Ш.) культивировался в Ростове и Таганроге».
(К. Н. Соколов откровенно признает, что весь «либерализм», в частности декларация (март 1919 г.) о целях Добровольческой Армии, предназначались «для экспорта». «Представители союзных правительств при ставке указали Главному командованию на желательность таким либеральным заявлением рассеять подозрения насчет нашей реакционности»).
В одном пункте, однако, такого расхождения не было - это в еврейском вопросе, и К. Н. Соколов определенно говорит о «повально антисемитском настроении массы, особенно военной».
При таком курсе и при таких настроениях в массе Добровольческой Армии пункт о «жидах» в программе Добровольческой Армии приобретает особое значение. Этот пункт, в виду зияющей прорехи в других пунктах, теперь получает в агитации доминирующую роль, и «жиды-большевики» являются главным гвоздем всей «просветительной» работы Добровольческой Армии.