Павел Рассказов о русских и американцах
Из книги Павла Петровича Рассказова «Записки заключённого».
Как-то… я зашел в парикмахерскую... В ожидании своей очереди сел у окна и взял газету. Против меня сидел какой-то лысый тип, закутанный в простыню. Кто он был - военный или штатский - сказать трудно.
Насвистывая какую-то веселую песенку, в парикмахерскую входит американский солдат и пройдясь несколько раз по комнате и продолжая насвистывать, садится рядом со мной.
Лысый тип, шокированный развязностью американца, недовольно поморщился и, обращаясь не то к своему отражению в зеркале, не то к барышне, которая его брила, сквозь зубы процедил:
- Чорт знает, что такое. Эти американцы ведут себя, как дикари: свистят в кинематографах, развязно смеются и толкаются на улице, пристают к женщинам.
[Читать далее]Американец продолжал насвистывать, но как только лысый господин заговорил, он весь насторожился и, взглянув на меня, лукаво подмигнул. По его взгляду и тому вниманию, с которым он прислушивался к словам лысого, было видно, что он понимает, о чем идет речь.
Когда лысый замолчал, американец на чистом русском языке обратился к нему:
- Вы кончили?
Лысый, не ожидая, что американец знает русский язык, растерялся и молчал.
- Вы кончили, я вас спрашиваю.
Лысый молчал.
- Вот вам не нравится, что американцы так весело и непринужденно ведут себя в публичных местах. Для вас, всю свою жизнь бывших рабами и едва успевших освободиться, как снова попадающих в рабство, это кажется странным. Вы всю жизнь привыкли молчать и, проходя по улицам, озираться, не видит ли городовой. Для вас веселый характер американцев кажется неприличным. В особенности вас возмущает поведение американских солдат. Вы привыкли видеть в солдате раба, бессловесное животное, которое имеет право только, как попугай твердить: «так точно», «никак нет». В вас слишком глубоко заложены прогнившие взгляды на жизнь.
Лысый справился наконец со своей растерянностью и пробормотал:
- Позвольте… я ведь ничего... я так...
- Нет уж позвольте мне кончить, - перебил его американец - я долго жил в России, когда еще у вас был Николай.
Лысый вздохнул при таком фамильярном упоминании о свергнутом самодержце и было видно, что эта фамильярность ему крайне неприятна, но он сдержался.
- ...и хорошо знаю русских. Я не удивился, если бы так отозвался об американцах русский офицер. Ведь они привыкли видеть в солдате скота, которого можно безнаказанно ругать, бить, над которым можно всячески издеваться. И ваша революция в сущности ничего не изменила. Вы всмотритесь в русских офицеров, которых встречаете здесь на каждом шагу. Они кричат о возрождении России, о великой, единой и свободной родине. Но разве эти чувства, отдать все свои силы служению отечеству, руководят ими? Далеко нет. Ими руководят только мелкие, эгоистические интересы. Им нужно не возрождение России, а блестящие погоны, ради которых они готовы идти на все. Русское офицерство в своем отношении к солдатам ничуть не изменилось. Оно осталось тем же, чем было до февральской революции. Это слишком глубоко въелось в их плоть и кровь. Неудивительно, что и для вас веселый характер американского солдата кажется не только неприличным, но даже нахальством. Вы простите меня, может быть вы вовсе не хотели вступать в разговор со мной, но раз вы высказали свое мнение об американцах, то и я имел такое же право высказать и свое мнение о русских.
Американец замолчал и принялся снова насвистывать какую-то веселую шансонетку.
Публика в парикмахерской внимательно слушала, посматривая с любопытством то на американца, то на лысого господина, но последний продолжал отмалчиваться и то краснел, то бледнел. Было видно, что ему стоит больших трудов сдерживать себя.
Барышня закончила стричь и ловко сбросила с его плеч простыню. На френче защитного цвета ярко блеснули на солнце золотые погоны русского капитана. Как оплеванный он встал со стула и не глядя ни на кого, направился к двери. Вид его был жалок. Он готов был провалиться сквозь землю, чтобы не чувствовать на себе иронических взглядов.
- Я знал, что он офицер, - сказал американец, когда дверь за вышедшим закрылась.
Я привел эту сценку для того, чтобы показать, как относилось русское офицерство к иностранным солдатам. Следует иметь в виду и то, что среди русских войск была введена старорежимная дисциплина с отданием чести, вытягиванием в струнку, титулованием и прочими церемониями, за неисполнение которых налагались суровые дисциплинарные взыскания.
Как-то… я зашел в парикмахерскую... В ожидании своей очереди сел у окна и взял газету. Против меня сидел какой-то лысый тип, закутанный в простыню. Кто он был - военный или штатский - сказать трудно.
Насвистывая какую-то веселую песенку, в парикмахерскую входит американский солдат и пройдясь несколько раз по комнате и продолжая насвистывать, садится рядом со мной.
Лысый тип, шокированный развязностью американца, недовольно поморщился и, обращаясь не то к своему отражению в зеркале, не то к барышне, которая его брила, сквозь зубы процедил:
- Чорт знает, что такое. Эти американцы ведут себя, как дикари: свистят в кинематографах, развязно смеются и толкаются на улице, пристают к женщинам.
[Читать далее]Американец продолжал насвистывать, но как только лысый господин заговорил, он весь насторожился и, взглянув на меня, лукаво подмигнул. По его взгляду и тому вниманию, с которым он прислушивался к словам лысого, было видно, что он понимает, о чем идет речь.
Когда лысый замолчал, американец на чистом русском языке обратился к нему:
- Вы кончили?
Лысый, не ожидая, что американец знает русский язык, растерялся и молчал.
- Вы кончили, я вас спрашиваю.
Лысый молчал.
- Вот вам не нравится, что американцы так весело и непринужденно ведут себя в публичных местах. Для вас, всю свою жизнь бывших рабами и едва успевших освободиться, как снова попадающих в рабство, это кажется странным. Вы всю жизнь привыкли молчать и, проходя по улицам, озираться, не видит ли городовой. Для вас веселый характер американцев кажется неприличным. В особенности вас возмущает поведение американских солдат. Вы привыкли видеть в солдате раба, бессловесное животное, которое имеет право только, как попугай твердить: «так точно», «никак нет». В вас слишком глубоко заложены прогнившие взгляды на жизнь.
Лысый справился наконец со своей растерянностью и пробормотал:
- Позвольте… я ведь ничего... я так...
- Нет уж позвольте мне кончить, - перебил его американец - я долго жил в России, когда еще у вас был Николай.
Лысый вздохнул при таком фамильярном упоминании о свергнутом самодержце и было видно, что эта фамильярность ему крайне неприятна, но он сдержался.
- ...и хорошо знаю русских. Я не удивился, если бы так отозвался об американцах русский офицер. Ведь они привыкли видеть в солдате скота, которого можно безнаказанно ругать, бить, над которым можно всячески издеваться. И ваша революция в сущности ничего не изменила. Вы всмотритесь в русских офицеров, которых встречаете здесь на каждом шагу. Они кричат о возрождении России, о великой, единой и свободной родине. Но разве эти чувства, отдать все свои силы служению отечеству, руководят ими? Далеко нет. Ими руководят только мелкие, эгоистические интересы. Им нужно не возрождение России, а блестящие погоны, ради которых они готовы идти на все. Русское офицерство в своем отношении к солдатам ничуть не изменилось. Оно осталось тем же, чем было до февральской революции. Это слишком глубоко въелось в их плоть и кровь. Неудивительно, что и для вас веселый характер американского солдата кажется не только неприличным, но даже нахальством. Вы простите меня, может быть вы вовсе не хотели вступать в разговор со мной, но раз вы высказали свое мнение об американцах, то и я имел такое же право высказать и свое мнение о русских.
Американец замолчал и принялся снова насвистывать какую-то веселую шансонетку.
Публика в парикмахерской внимательно слушала, посматривая с любопытством то на американца, то на лысого господина, но последний продолжал отмалчиваться и то краснел, то бледнел. Было видно, что ему стоит больших трудов сдерживать себя.
Барышня закончила стричь и ловко сбросила с его плеч простыню. На френче защитного цвета ярко блеснули на солнце золотые погоны русского капитана. Как оплеванный он встал со стула и не глядя ни на кого, направился к двери. Вид его был жалок. Он готов был провалиться сквозь землю, чтобы не чувствовать на себе иронических взглядов.
- Я знал, что он офицер, - сказал американец, когда дверь за вышедшим закрылась.
Я привел эту сценку для того, чтобы показать, как относилось русское офицерство к иностранным солдатам. Следует иметь в виду и то, что среди русских войск была введена старорежимная дисциплина с отданием чести, вытягиванием в струнку, титулованием и прочими церемониями, за неисполнение которых налагались суровые дисциплинарные взыскания.