Весна 1919 года, казалось, ничего хорошего не сулила Советской власти. Голод внутри, Колчак на Урале и Деникин на юге угрожали поглотить революцию. Центральный комитет П. С.-Р., учитывая тяжелое положение коммунистической партии, надеялся еще на возможность вернуться к власти. При этом он в своих директивах по партии уверял, что нам, с.-р., не страшна гражданская война с черносотенными силами, так как эта война вызывается самими коммунистами и армии различных диктаторов держатся исключительно на отрицательных сторонах политики Р. К. П. К этому времени Ц. К. уже успел забыть, что на Волге и в Сибири, где большевистской политики не было… создалась большая контрреволюционная армия, уничтожившая все демократические учреждения... [Читать далее]Об этом не вспоминали и жили надеждами на скорое падение большевиков: вот-вот, не сегодня - завтра... Колчак и Деникин свергнут Советскую власть, а так как и они удержаться не смогут, то власть окажется в руках П. С.-Р... Цека П. С.-Р. предсказывал этот момент в самом ближайшем будущем и готовил партию к восприятию власти. В этих же целях «дальновидные» политики решили очиститься от элементов, могущих в будущем скомпрометировать партию теперешним своим поведением. В качестве такого элемента рассматривалась группа «Уфимской делегации», против которой и были направлены все богатства партийного красноречия. На всех районных собраниях громили «уфимцев», выносились даже резолюции об исключении нас, но в то же время неожиданно для Ц. К. в Москве оказалась другая группа социалистов-революционеров, недовольных политикой Ц. К... Появление этой группы взбудоражило Ц. К., и поэтому подготовка к IX совету партии прошла под лозунгом борьбы с «соглашателями налево» и под знаком «оздоровления партии, укрепления и т. д. Это «оздоровление» проводилось очень «здорово». Правильных организаций к этому времени уже не было, и на совет вызывались представители группок и отдельные лица официального образа мыслей... Наука не прошла даром: IX совет П. С.-Р. оказался законопослушным... Совет отказался от оценки и критики политики партии за истекшее тяжелое время. Критика нашлась только на тех, кто был бельмом в глазу и своим неподчинением цекистской политике уклонялся не вправо, а влево. Основным был вопрос об отношении к большевикам. В. М. Чернов пространно обосновал свою теорию «третьей силы». Ничего нового не придумал вождь П. С.-Р.: он взял формулу, оставшуюся от времен империалистической войны, заменил в ней русский империализм большевизмом, а немецкий реставрацией и таким образом вновь обрел две силы к удовольствию третьей, демократической, которая во главе с В. М. Черновым существует вечно и непреложно. …Чернов призывал П. С.-Р. осознать, что именно П. С.-Р. возглавляет эту «третью силу» и. что с.-р. отведена грандиозная роль в будущем России. Резко осуждая «психологию властебоязни», Чернов пророчил немедленное падение Советской власти и, не видя, кроме П. С.-Р., никаких политических группировок, которые бы смогли заменить Р. К. П., торжественно восклицал: - Кто же, если не мы? И когда же, если не теперь? Прекращение войны с большевиками Чернов принял только как передышку... П. С.-Р. приготовилась к приближению конца борьбы двух первых сил, надеясь занять место, «как всегда, не в стороне, а во главе обретающего свое право народа», во главе «третьей силы». Н. И. Ракитников заявил, что он не желает «повторить путь на Самару», и сложил полномочия члена центр. к-та. Я молча ушел из собрания, подав о своем выходе из цека письменное заявление... С поражением на совете наша борьба с цека не кончилась. Мы решили апеллировать к членам партии, вынести на их суд наши разногласия с цека и призвать их к пересмотру позиций П. С.-Р. По окончании совета в Москве состоялось собрание… Это собрание наметило основы обращения к членам партии... Это обращение всколыхнуло всю эсеровскую Россию и поколебало почву под неподвижным и «непогрешимым» цека. Всем стало ясно, что в п. с.-р. неблагополучно... И хотя мы еще не призывали своих единомышленников к обособленной организации, в некоторых городах… возникли местные группировки нашего направления... Россия кипела в непонятном для большинства социалистов-революционеров огне... Упадочническая психология питалась надеждами на «скорое» падение большевиков, но так как эти надежды - одна за другой - проваливались: противные большевики не хотели падать, - то требовалось создавать все новые и новые иллюзии. Этим жили, на этом разлагались и превращали партийные организации в центрослухи и фабрики политической глупости, А как торжествовали, когда появлялись хоть малейшие признаки осуществления иллюзий! Наступление Деникина на Москву приближало «срок» падения Советской власти. В эсеровских рядах проснулась социалистическая совесть и встревожилась о судьбах революции. Но цека глубокомысленно молчал... Группа «Народ» решила действовать самостоятельно... Центральный комитет… на наш ультиматум… «не обратил внимания»… К концу 1920 г. меньшинство превратилось в большинство и в центральном комитете возникла мысль о воссоединении партии. Вскорости со стороны цекистского направления и было сделано официальное предложение центральному бюро М. П. С.-Р. об объединении. Получение такого предложения меньшинство учло, как свою победу, но от объединения воздержалось... Но если центральному комитету приходилось сдавать свои позиции и приближаться к меньшинству, то самому меньшинству от этого совсем не поздоровилось. Надежда на трансформацию цека лишила меньшинство творческой инициативы и породила в его рядах разброд. В настоящий момент я считаю основной ошибкой меньшинства, выдвинутый в момент раскола лозунг борьбы за партию. Необходим был полный разрыв с партией, только тогда бы могло выйти что-нибудь из наших начинаний. В результате этой ошибки получилось то, что мы тщетно пытались «оздоровить партию» по-своему, а в то же время цека оздоровлял ее на свой манер... Неумолимая история всею тяжестью своей немилости навалилась на партию социалистов-революционеров и разбила ее на отдельные части и «течения», уничтожив как единое организационное целое. И теперь… почти невозможно сосчитать те политические группировки, которые образовались из осколков былого колоссального здания. И самый остов здания не существует - он тоже превратился в один из осколков, вернее в два осколка: центральный комитет со своими сторонниками и меньшинство, выросшее из группы «Народ». Кроме этих двух группировок, существует много социалистов-революционеров, не примыкающих ни к одной из организаций и стоящих в стороне от партии и революции по причинам партийной распущенности и неразберихи. Зато другие, люди совсем иного склада - не робкого десятка - делающие вид, что в их головах все ясно, совершенно не считаются ни с принципами партийного долга, ни с интересами революции и действуют под партийным флагом «вдоль и поперек», устраивая внутри партии свои отделения, свои лавочки, в которых они, под видом краденого настоящего китайского чая, продают по дешевке испитой чай, побывавший в чайниках буржуазии. Зашевелились за границей Зензинов, Авксентьев и другие людишки. Они спокойно торгуют именем партии в передних мирового капитала. Такие люди, как Аргунов, Авксентьев и Зензинов, рассматривают себя хозяевами партии. У них сложилось убеждение, что они родились и выросли в партии и в партии же могут и гадить. И вот теперь они «пущают» из-за границы свою политику. Но эта политика гнилая... За время революции партия понесла много жертв. Трудно… учесть тех, которые разочаровались, разочаровались не в революции, а в нашей революционной партии и теперь слоняются по многочисленным политическим туннелям и тупикам. Порой они стойко защищают свою народническую идеологию, а чаще всего бродят: то со Спиридоновой и Штейнбергом, то превращаются в ревкомов и борьбистов, упираются, когда их тащат в коммунисты, но когда оглядываются назад, то пугаются ухмыляющихся рож друзей Савинкова... В марте 1922 г. Г.П.У. раскрыла «Политический центр» - организацию, существовавшую во время Кронштадтского восстания. Во время арестов в Центральном Бюро М. П. С.-Р. были захвачены материалы, относящиеся к партийному следствию по поводу этого «Политического Центра». Эта «организация» отличалась паразитической формой существования и привела меньшинство П. С.-Р., на теле которого расположилась, к окончательному разложению. Со времени возникновения «Политического Центра», в меньшинстве развилась нечаевщина, двурушничество и бессовестный обман. Меньшинство барахталось в безвыходном тупике, но не могло обнаружить ловко скрытую ложь... На третьей Всероссийской конференции М. П. С.-Р… перед меньшинством уже встал тревожный вопрос о дальнейшей судьбе организации. Нам пришлось констатировать, что мы отрываемся от рабочей и крестьянской массы все больше и больше. Самостоятельное существование МПСР многим товарищам казалось бесплодным, но и возврат в П. С.-Р. ничего хорошего не обещал: мы были уверены, что перед правым крылом партии расстилаются большие внутренние потрясения... Более отрадным казался вопрос объединения налево - с левыми с.-р… и максималистами, но и на это объединение мы не могли возложить серьезных упований, так как мы считали, что «максы» и «леваки» еще больше оторваны от рабочей массы, чем мы. В результате такого настроения местные организации стали по своему разрешать вопрос «о судьбе МПСР»: одни объединялись с левыми, другие пытались создавать какой-то всеобщий эсеровский союз... В это время мы еще и не подозревали, что сами мы, составлявшие центр организации, находились в процессе смертельного разложения... И до сих пор П. С.-Р. по существу представляет собой не одну партию, а несколько враждебных друг другу политических группировок, могущих составить целый парламент, в первые же годы революции этот конгломерат был еще разнообразнее и непонятнее. Все течения занимались политикой по-своему и было этих политик столько же, сколько и на-правлений: правое, левое, центр, левый центр, правый центр и, наконец, все это представлявший Центральный Комитет, выше которого занимал надпартийное Положение «полудержавный властелин» Авксентьев, впоследствии подчинивший партию Союзу Возрождения. При такой системе организации внутри партии до невероятных размеров усиливается политиканство и конспирирование одной группы перед другой... Основная беда П. С.-Р. заключается в том, что партия не раскололась накануне революции, а во время революции слишком преувеличивала значение партийного единства, которого фактически не было ни до, ни после революции. Партийные массовики внутри России… проделали громадную работу по борьбе с войной и, к великому их удовольствию, Чернов съездил в Циммервальд и Киенталь. В это же время Керенский разлагал (и в 1916 г. окончательно разложил) Петербургскую организацию, а Зензинов с компанией издавал в Москве паршивую патриотическую «Народную Газету». Что касается Авксентьева, то он оглашал из-за границы целые манифесты с призывами к войне до победоносного конца и клеймил работу наших подпольных организаций, как безответственное «вспышкопускательство» и «измену». …были правы те, которые предвидели революцию и боролись за международный социализм. Это не помешало социал-патриотам занять руководящее положение в партии наряду с Черновым, который отныне стал «обволакивателем» партии во имя единства. Отсюда та арабская каша в эсеровской политике, которая оттолкнула от партии народные массы накануне Октябрьской революции. Если бы «февральское счастье» не просто пришло в эсеровские руки, а было завоевано, взято с боя, тогда, быть может, судьба П. С.-Р. сложилась бы иначе: в процессе борьбы определилось бы крепкое революционное ядро, которому не пришлось бы быть на поводу у соглашателей с буржуазией... К несчастью П. С.-Р., в февральскую революцию бороться было не с кем: самодержавный строй разрушился окончательно, а буржуазия еще хлопала ушами, пытаясь осмыслить происходящие события. Керенский единолично управлял Россией, а П. С.-Р. во славу ему говорила, говорила и говорила. Центральный комитет ни разу не потребовал отчета у Керенского, и лишь лидер партии, Чернов, изредка обращался к нему с полулегальными вопросами: - Окуля, что шьешь не оттуля? С высоты самодержавного величия Керенский игнорировал эти вопросы... Не удержавшись за гриву, П. С.-Р. попыталась схватиться за хвост и, по определению Чернова, попробовала создать к Самаре «крестьянское государство», но и тут получила удар по самому болючему месту... С тех пор, как начала действовать эмиграция, никакая эсеровская политика внутри России стала невозможной. Что бы русские социалисты-революционеры ни предпринимали, как бы они ни мучились над выпрямлением позиции партии, заграничные эсеры все это покрывали своим многочисленным авторитетным хором, оставляя на долю русских с.-р. право отсидки за эмигрантские призывы к восстанию, за Зензинова и Авксентьева, которые, будь они в Советской России, давно бы дали подписки об отказе от партийной работы, те подписки, какие они уже раз давали адмиралу Колчаку. Несмотря ни на что, эсеровская эмиграция делает вид, что она свергает Советскую власть. Несмотря на то, что Брестский мир уничтожен германской революцией, несмотря на то, что внутри страны он перестал казаться «похабным» и по своим последствиям даже с точки зрения русских националистов оказался более приемлемым, чем Версальский мир, во время установления которого так хотелось социалистам-революционерам представлять интересы России. Несмотря на то, что «непрекращающийся тупик гражданской войны» давно уже прекратился. Несмотря на то, что в экономической политике социалистам-революционерам приходится повторять коммунистические зады. Несмотря на все это эсеровская эмиграция продолжает ту политику, которая разложила партию. Теперь там скука и омертвение. И давно уже эсеровские ряды перестали чувствовать радость новой мысли. Мысль умерла: ее удушили в парижских совещаниях и в административных центрах.