Златоустовская бойня
Из сборника «Октябрь на Южном Урале».
С первых чисел января 1903 года на рабочих г. Златоуста, Уфимской губ., беспрерывно набегала беда за бедой. Первой из этих бед был пожар, уничтоживший механический и снарядный цеха. Громадны убытки, причиненные пожаром заводу. Впрочем, о них не очень говорят, так как пожар случился по причине неумелого проведения заводской администрацией печной железной трубы через деревянные стропила. В продолжение двух часов уничтожены были упомянутые цеха, пока администрация собирала к своим пожарным машинам рукава и гайки. Расплачиваться за пожар пришлось, конечно, рабочим, многим было объявлено об увольнении.
[Читать далее]Второй напастью явились книжки, содержащие условия найма. Оказалось, что каждый параграф новых правил налагает на рабочих новые цепи или крепче сковывает старыми.
1) Наказание, налагаемое заведующими цехами, не может быть обжаловано.
2) Если рабочий не является на работу в течение месяца 6 дней по неуважительной причине или 2 недели по уважительной, то договор может быть расторгнут.
3) За нарушение тишины и порядка - тюрьма от трех недель до полутора лет и т. п.
Чувствуя на своих плечах достаточно тяжести, рабочие наотрез отказались принять эти правила, чем и возмутили отечески заботящееся о них начальство.
8 марта рабочие большого прокатного цеха без малейших беспорядков вызвали заводского полицейского… и попросили его передать начальству завода… что новых книжек они не примут и если начальство будет наставать на своем, то 10 марта они бросят работу.
10 марта рабочие всех цехов оставили работу и… вышли на площадь пред домом начальника Зеленцова. Они объявили Зеленцову, что решительно не желают принимать новых книжек.
11 марта переговоры продолжались. …начальство предложило выбрать депутатов потолковее. Рабочие долго не соглашались на это, опасаясь за судьбу выборных. Только когда им дали слово, что выборным не грозит никакая опасность, рабочие выбрали трех депутатов, уполномочив их просить о вызове губернатора. Дождавшись конца переговоров, толпа с депутатами разошлась.
На другой день 12 марта рабочие узнали, что все три выбранные ими депутаты арестованы. Несмотря на такой возмутительный факт, рабочие… тихо, смирно… двигались от начальства к начальству, требуя освобождения арестованных. Но напрасно. Управитель говорил, что даже не знал об их аресте. Тогда рабочие пошли к квартире жандармского ротмистра, где были встречены жандармским унтер-офицером. На вопрос рабочих, где арестованные, он ответил, что они уже отвезены. Затем вышел ротмистр и на тот же вопрос рабочих сказал: «они здесь, не беспокойтесь; как только дело расследую - их выпустят». Рабочие требовали немедленного освобождения арестованных и упрекали в сделанной подлости, и в ответ на что услышали: «служба, ничего не поделаешь, сегодня я выпущу, а завтра меня уволят»...
Отсюда толпа двинулась к полиции для переговоров с исправником Ключниковым. И здесь рабочие вели себя настолько благопристойно, что прогуливающаяся публика то и дело подходила к толпе послушать, что говорится. Только к вечеру какой-то офицер (солдаты местного батальона все время сопровождали рабочих) оттолкнул фабричную женщину, и та при хохоте толпы отхлестала растерявшегося офицера по щекам.
От полиции рабочие пошли к дому начальника и терпеливо ждали приезда губернатора. Настроение толпы было спокойное, многие в ожидании пощелкивали семечки...
Наконец, губернатор вышел и сказал, чтобы рабочие расходились и к утру выбрали кого-нибудь из своей среды для переговоров. Рабочие ответили, что их выборные засажены же, других выбирать не будут, просили освободить арестованных, говоря, что «послов не куют, не вяжут». Губернатор велел им расходиться, обещал завтра разобрать дело и ушел, рабочие снова пытались вызвать его, но звонок отцепили, и они вынуждены были ждать до утра.
Утром 13 марта чуть свет рабочие начали собираться на площади, но так как на площади рыскали полицейские и разгоняли, то рабочие проходили в завод, как будто на работу и уже собравшись, высыпали все на площадь к дому начальника. Здесь на подъезд вышли к ним губернатор, начальники, управитель завода, прокурор.
Губернатор заявил, что вопрос о новых правилах послан для рассмотрения министру, а теперь до распоряжения министра, рабочие могут работать по старым правилам.
Рабочие удовлетворились этим, но требовали немедленного освобождения арестованных.
Мирная толпа рабочих, разговаривавшая с начальством, привлекла массу любопытных. Среди толпы много было женщин, жен рабочих и подростков, начинающих работать. Требование рабочих - освободить арестованных было настойчиво. В толпе то и дело слышалось: «Не расходись братцы, пока не выпустят; вы видите, сколько им можно верить. Если мы не выручим товарищей теперь, нам не видать их больше. Ведь не сгнили еще кости жертв 98 года». Но при этом не было не только буйства, но даже сильного движения. В магазинах, в погребах велась обычная торговля. Никому из купцов и в голову не приходило, что им может грозить какая-нибудь опасность со стороны такой мирной толпы: купцы то один, то другой пробирались в толпу, чтобы послушать, что говорят.
Губернатор все настойчивее требовал, чтобы толпа расходилась, говоря, что до расследования дела их товарищи не могут быть выпущены. Рабочие ответили, что не разойдутся. Тогда губернатор, схватив одного рабочего за ворот, закричал: «Иди-ка, поговорим, ты давно здесь ораторствуешь». Рабочие мигом надвинулись и оттиснули товарища в толпу.
Губернатор заявил, что поедет в тюрьму для расследования, но рабочие просили его идти пешком. «А то вы, говорят, вместо тюрьмы на вокзал уедете». Губернатор ушел в дом и выслал рабочим печатные объявления, в которых говорилось то же, что и на словах: «расходитесь, дело будет расследовано, в противном случае будут приняты военные меры». А какие именно - сказано не было. Рабочие изорвали листки.
Тогда, не говоря худого слова, войско, все время выстроенное, заиграло наступление, которое никто не понял, да таковое же игралось и накануне.
Через несколько минут, как говорят все бывшие на площади, вышел на балкон губернатор, махнул платком, и... мы глазом не успели моргнуть, как посыпались пули. Сначала мы нисколько не испугались, потому, что не думали, чтобы без всякой причины стали убивать людей, но вдруг видим, что народ валится, как подкошенный и кровь залила всю площадь... Кто валится тут же, где застала пуля, кто бежит окровавленный, кто пытается ползти... По всей площади вой, стон, плач детей... Народ бросился искать в этой крови своих... В это время еще залп и еще... после четырех залпов стрельба прекратилась.
Снова близкие и родные бросились между убитыми и ранеными отыскивать своих. Тут же явились полицейские. Вот поднимают одного убитого. Карман пиджака его оттопырился - видно, чем-то набит... Как вороны, бросились полицейские к этому трупу, надеясь найти оружие... но вместо него вынимают из кармана кусок черного хлеба и две печеные картошки.
В несколько минут магический взмах платка превратил людей, искавших правды, в окровавленную массу, которой начали наполнять откуда-то явившиеся короба.
Больницы заполнились мертвыми и умирающими. Кровь, точно ведрами вылитая, покрыла пол больницы. В числе убитых и раненых оказались дети, женщины и лица, совершенно не причастные к делу. Был убит, например, крестьянин села Кувашей, который, продав сено на базаре, ехал домой через площадь, где и свалила его шальная пуля... Жена одного рабочего попросила мужа, пока он будет обедать, покачать ребенка, а сама пошла посмотреть, что делается на площади. Не успел он кончить своего обеда, как товарищи крикнули ему в окно: «Поди убирай жену-то, готова». Бойня эта была так неожиданна, что отовсюду только и слышится: «Господи, да что же это такое, как у них поднялись руки и совесть позволила проливать кровь? Неужели царь не знает об этом?»
Ужасная картина была у больницы: короба, наполненные телами раненых и убитых... кровь льется рекой... слышатся стоны умирающих, просьбы дать хоть каплю воды... рыданья женщины, спрашивающей: «не видали ли моего сына или мужа... в сереньком пиджачке?». «Вот там, в коробке...» отвечают ей. И снова потрясающие душу рыданья.
Не смутились только совершившие это кровавое дело столпы отечества... Офицер, возвращаясь с бойни, рассматривал внимательно, не сбивается ли с рыси его иноходец, а заводская администрация позаботилась поливкой из пожарных машин (которые на этот раз были в полном порядке) площади и засыпкой ее песком и снегом...
15 марта на место избиения было принесено около 40 гробов для отпевания.
С первых чисел января 1903 года на рабочих г. Златоуста, Уфимской губ., беспрерывно набегала беда за бедой. Первой из этих бед был пожар, уничтоживший механический и снарядный цеха. Громадны убытки, причиненные пожаром заводу. Впрочем, о них не очень говорят, так как пожар случился по причине неумелого проведения заводской администрацией печной железной трубы через деревянные стропила. В продолжение двух часов уничтожены были упомянутые цеха, пока администрация собирала к своим пожарным машинам рукава и гайки. Расплачиваться за пожар пришлось, конечно, рабочим, многим было объявлено об увольнении.
[Читать далее]Второй напастью явились книжки, содержащие условия найма. Оказалось, что каждый параграф новых правил налагает на рабочих новые цепи или крепче сковывает старыми.
1) Наказание, налагаемое заведующими цехами, не может быть обжаловано.
2) Если рабочий не является на работу в течение месяца 6 дней по неуважительной причине или 2 недели по уважительной, то договор может быть расторгнут.
3) За нарушение тишины и порядка - тюрьма от трех недель до полутора лет и т. п.
Чувствуя на своих плечах достаточно тяжести, рабочие наотрез отказались принять эти правила, чем и возмутили отечески заботящееся о них начальство.
8 марта рабочие большого прокатного цеха без малейших беспорядков вызвали заводского полицейского… и попросили его передать начальству завода… что новых книжек они не примут и если начальство будет наставать на своем, то 10 марта они бросят работу.
10 марта рабочие всех цехов оставили работу и… вышли на площадь пред домом начальника Зеленцова. Они объявили Зеленцову, что решительно не желают принимать новых книжек.
11 марта переговоры продолжались. …начальство предложило выбрать депутатов потолковее. Рабочие долго не соглашались на это, опасаясь за судьбу выборных. Только когда им дали слово, что выборным не грозит никакая опасность, рабочие выбрали трех депутатов, уполномочив их просить о вызове губернатора. Дождавшись конца переговоров, толпа с депутатами разошлась.
На другой день 12 марта рабочие узнали, что все три выбранные ими депутаты арестованы. Несмотря на такой возмутительный факт, рабочие… тихо, смирно… двигались от начальства к начальству, требуя освобождения арестованных. Но напрасно. Управитель говорил, что даже не знал об их аресте. Тогда рабочие пошли к квартире жандармского ротмистра, где были встречены жандармским унтер-офицером. На вопрос рабочих, где арестованные, он ответил, что они уже отвезены. Затем вышел ротмистр и на тот же вопрос рабочих сказал: «они здесь, не беспокойтесь; как только дело расследую - их выпустят». Рабочие требовали немедленного освобождения арестованных и упрекали в сделанной подлости, и в ответ на что услышали: «служба, ничего не поделаешь, сегодня я выпущу, а завтра меня уволят»...
Отсюда толпа двинулась к полиции для переговоров с исправником Ключниковым. И здесь рабочие вели себя настолько благопристойно, что прогуливающаяся публика то и дело подходила к толпе послушать, что говорится. Только к вечеру какой-то офицер (солдаты местного батальона все время сопровождали рабочих) оттолкнул фабричную женщину, и та при хохоте толпы отхлестала растерявшегося офицера по щекам.
От полиции рабочие пошли к дому начальника и терпеливо ждали приезда губернатора. Настроение толпы было спокойное, многие в ожидании пощелкивали семечки...
Наконец, губернатор вышел и сказал, чтобы рабочие расходились и к утру выбрали кого-нибудь из своей среды для переговоров. Рабочие ответили, что их выборные засажены же, других выбирать не будут, просили освободить арестованных, говоря, что «послов не куют, не вяжут». Губернатор велел им расходиться, обещал завтра разобрать дело и ушел, рабочие снова пытались вызвать его, но звонок отцепили, и они вынуждены были ждать до утра.
Утром 13 марта чуть свет рабочие начали собираться на площади, но так как на площади рыскали полицейские и разгоняли, то рабочие проходили в завод, как будто на работу и уже собравшись, высыпали все на площадь к дому начальника. Здесь на подъезд вышли к ним губернатор, начальники, управитель завода, прокурор.
Губернатор заявил, что вопрос о новых правилах послан для рассмотрения министру, а теперь до распоряжения министра, рабочие могут работать по старым правилам.
Рабочие удовлетворились этим, но требовали немедленного освобождения арестованных.
Мирная толпа рабочих, разговаривавшая с начальством, привлекла массу любопытных. Среди толпы много было женщин, жен рабочих и подростков, начинающих работать. Требование рабочих - освободить арестованных было настойчиво. В толпе то и дело слышалось: «Не расходись братцы, пока не выпустят; вы видите, сколько им можно верить. Если мы не выручим товарищей теперь, нам не видать их больше. Ведь не сгнили еще кости жертв 98 года». Но при этом не было не только буйства, но даже сильного движения. В магазинах, в погребах велась обычная торговля. Никому из купцов и в голову не приходило, что им может грозить какая-нибудь опасность со стороны такой мирной толпы: купцы то один, то другой пробирались в толпу, чтобы послушать, что говорят.
Губернатор все настойчивее требовал, чтобы толпа расходилась, говоря, что до расследования дела их товарищи не могут быть выпущены. Рабочие ответили, что не разойдутся. Тогда губернатор, схватив одного рабочего за ворот, закричал: «Иди-ка, поговорим, ты давно здесь ораторствуешь». Рабочие мигом надвинулись и оттиснули товарища в толпу.
Губернатор заявил, что поедет в тюрьму для расследования, но рабочие просили его идти пешком. «А то вы, говорят, вместо тюрьмы на вокзал уедете». Губернатор ушел в дом и выслал рабочим печатные объявления, в которых говорилось то же, что и на словах: «расходитесь, дело будет расследовано, в противном случае будут приняты военные меры». А какие именно - сказано не было. Рабочие изорвали листки.
Тогда, не говоря худого слова, войско, все время выстроенное, заиграло наступление, которое никто не понял, да таковое же игралось и накануне.
Через несколько минут, как говорят все бывшие на площади, вышел на балкон губернатор, махнул платком, и... мы глазом не успели моргнуть, как посыпались пули. Сначала мы нисколько не испугались, потому, что не думали, чтобы без всякой причины стали убивать людей, но вдруг видим, что народ валится, как подкошенный и кровь залила всю площадь... Кто валится тут же, где застала пуля, кто бежит окровавленный, кто пытается ползти... По всей площади вой, стон, плач детей... Народ бросился искать в этой крови своих... В это время еще залп и еще... после четырех залпов стрельба прекратилась.
Снова близкие и родные бросились между убитыми и ранеными отыскивать своих. Тут же явились полицейские. Вот поднимают одного убитого. Карман пиджака его оттопырился - видно, чем-то набит... Как вороны, бросились полицейские к этому трупу, надеясь найти оружие... но вместо него вынимают из кармана кусок черного хлеба и две печеные картошки.
В несколько минут магический взмах платка превратил людей, искавших правды, в окровавленную массу, которой начали наполнять откуда-то явившиеся короба.
Больницы заполнились мертвыми и умирающими. Кровь, точно ведрами вылитая, покрыла пол больницы. В числе убитых и раненых оказались дети, женщины и лица, совершенно не причастные к делу. Был убит, например, крестьянин села Кувашей, который, продав сено на базаре, ехал домой через площадь, где и свалила его шальная пуля... Жена одного рабочего попросила мужа, пока он будет обедать, покачать ребенка, а сама пошла посмотреть, что делается на площади. Не успел он кончить своего обеда, как товарищи крикнули ему в окно: «Поди убирай жену-то, готова». Бойня эта была так неожиданна, что отовсюду только и слышится: «Господи, да что же это такое, как у них поднялись руки и совесть позволила проливать кровь? Неужели царь не знает об этом?»
Ужасная картина была у больницы: короба, наполненные телами раненых и убитых... кровь льется рекой... слышатся стоны умирающих, просьбы дать хоть каплю воды... рыданья женщины, спрашивающей: «не видали ли моего сына или мужа... в сереньком пиджачке?». «Вот там, в коробке...» отвечают ей. И снова потрясающие душу рыданья.
Не смутились только совершившие это кровавое дело столпы отечества... Офицер, возвращаясь с бойни, рассматривал внимательно, не сбивается ли с рыси его иноходец, а заводская администрация позаботилась поливкой из пожарных машин (которые на этот раз были в полном порядке) площади и засыпкой ее песком и снегом...
15 марта на место избиения было принесено около 40 гробов для отпевания.