Иван Майский о взятии Казани белыми
Из книги Ивана Михайловича Майского «Демократическая контрреволюция».
7-го августа Казань была окончательно занята войсками Комитета... На каждом шагу я натыкался на следы только что разыгравшейся борьбы: на мостовых валялись неубранные трупы красноармейцев... Местами нога попадала в лужу полузасохшей крови, местами взгляд ловил останки лошадей с вырванными внутренностями и судорожно скрюченными ногами.
[Читать далее]По углам улиц, у общественных и государственных учреждений, стояли военные посты. Все это были по большей части чехи... Одновременно начались расправы с большевиками. По городу ходили слухи, передававшиеся из уст в уста, об убитых, расстрелянных, растерзанных на части коммунистах. Говорили о сотнях, даже о тысячах жертв. В тот момент я не имел возможности проверить эти слухи, но самому мне пришлось быть свидетелем двух глубоко возмутительных сцен.
Днем 7-го августа, идя по одной из Казанских улиц, я заметил издали собравшуюся толпу. Подойдя ближе, я увидал такую картину: у забора стояли двое молодых парней, по внешности, видимо, рабочих, страшно бледных, с кровавыми шрамами на лице. Против них стояло человек 5 чешских солдат с поднятыми винтовками. Кругом толпа шумела и улюлюкала по адресу рабочих. Какой-то толстый лавочник, ожесточенно размахивая руками, во всю глотку орал:
- Это большевики! Лупи их, лупи...
Раздался залп, и оба рабочих, беспомощно взмахнув руками, упали на землю.
Несколько часов спустя, уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырехугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины и против них чешские солдаты с поднятыми винтовками. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены комитета в ответ только развели руками:
- Мы уже посылали депутацию, - заявили они, - но все разговоры с военными оказались бесплодными. Чешское командование утверждает, что озлоблению солдат должен быть дан выход, иначе они взбунтуются.
Я отправился к эсерам, там господствовала та же растерянность. Ни та, ни другая партия не оказывались в состоянии держать в руках воинскую силу, действовавшую именем демократии.
7-го августа Казань была окончательно занята войсками Комитета... На каждом шагу я натыкался на следы только что разыгравшейся борьбы: на мостовых валялись неубранные трупы красноармейцев... Местами нога попадала в лужу полузасохшей крови, местами взгляд ловил останки лошадей с вырванными внутренностями и судорожно скрюченными ногами.
[Читать далее]По углам улиц, у общественных и государственных учреждений, стояли военные посты. Все это были по большей части чехи... Одновременно начались расправы с большевиками. По городу ходили слухи, передававшиеся из уст в уста, об убитых, расстрелянных, растерзанных на части коммунистах. Говорили о сотнях, даже о тысячах жертв. В тот момент я не имел возможности проверить эти слухи, но самому мне пришлось быть свидетелем двух глубоко возмутительных сцен.
Днем 7-го августа, идя по одной из Казанских улиц, я заметил издали собравшуюся толпу. Подойдя ближе, я увидал такую картину: у забора стояли двое молодых парней, по внешности, видимо, рабочих, страшно бледных, с кровавыми шрамами на лице. Против них стояло человек 5 чешских солдат с поднятыми винтовками. Кругом толпа шумела и улюлюкала по адресу рабочих. Какой-то толстый лавочник, ожесточенно размахивая руками, во всю глотку орал:
- Это большевики! Лупи их, лупи...
Раздался залп, и оба рабочих, беспомощно взмахнув руками, упали на землю.
Несколько часов спустя, уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся куда-то в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому четырехугольному двору, изнутри которого раздавались выстрелы. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Там группами стояли пленные большевики: красноармейцы, рабочие, женщины и против них чешские солдаты с поднятыми винтовками. Раздавался залп, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой. Больше я не мог выдержать. Охваченный возмущением, я бросился в социал-демократический комитет и стал требовать, чтобы немедленно же была послана депутация к военным властям с протестом против бессудных расстрелов. Члены комитета в ответ только развели руками:
- Мы уже посылали депутацию, - заявили они, - но все разговоры с военными оказались бесплодными. Чешское командование утверждает, что озлоблению солдат должен быть дан выход, иначе они взбунтуются.
Я отправился к эсерам, там господствовала та же растерянность. Ни та, ни другая партия не оказывались в состоянии держать в руках воинскую силу, действовавшую именем демократии.