Еще 30 ноября 1917 г. представители Антанты в Париже решили вопрос о вооруженном вмешательстве в дела русского народа. Тем самым была образована военная коалиция бывших союзников России против Советской республики. А через месяц английский и французский генеральные штабы втайне от остальных партнеров по интервенции заключили секретный договор о фактическом разделе России - так называемое «Англо-французское соглашение от 23 декабря 1917 г., определяющее французские и английские зоны действия». [Читать далее]Это соглашение предусматривало, что «...Англия получает в России «зону влияния», дающую ей кавказскую нефть и контроль над Прибалтикой; Франция - тоже «зону», дающую ей железо и уголь Донбасса и контроль над Крымом. Этот тайный англо-французский договор лег в основу политики, которую Франция и Англия проводили в отношении России в течение нескольких последующих лет». От обсуждения планов империалисты Антанты быстро перешли к делу. 5 апреля 1918 г. во Владивостоке высадились две японские дивизии, 12 апреля - около дивизии англичан. Вслед за английскими и японскими войсками в Сибири появились французские и итальянские. Американцы, спеша захватить свою долю при предполагаемом дележе России, также готовили к отправке из Сан-Франциско на Дальний Восток дивизию... Интервенты действовали по общему плану: объединенное руководство их войсками на Дальнем Востоке и в Сибири было возложено на английского генерала Альфреда Нокса… и французского генерала Жаннена. Кружным путем, через Америку и Китай, уже пробирался в Сибирь будущий «верховный правитель России», ставленник английской разведки, адмирал царского флота Колчак. 13 апреля в Мурманске высадилось более дивизии англичан под командованием генерала Аронсайда, получившего задачу захватить также и Архангельск, а затем двинуться на Москву. Вскоре за английскими здесь появились и французские войска. Масштаб действий интервентов непрерывно расширялся. В июне крупный отряд англичан вторгся в пределы Советского Туркестана с задачей отторгнуть его от Советской республики. В июле англичане, действуя с территории Ирана, захватили Баку. В Закавказье по сговору с немцами вторглись турки, войска которых дошли до линии Баку - Тбилиси - Кутаиси - Сухуми. Эскадры Антанты бороздили воды всех морей, омывающих наши границы: Балтийского, Белого, Черного, Японского. В крупнейших морских портах - Мурманске, Архангельске, Владивостоке - дымили трубы иностранных военных кораблей. Но руководителям и вдохновителям интервенции всего этого было еще мало: не ограничиваясь присылкой войск, они развернули внутри Советской республики широкую подпольную контрреволюционную деятельность, использовав для нее, вопреки международному праву и обычаям цивилизованных народов, свои официальные дипломатические представительства и военные миссии, аккредитованные при царском, а затем Временном правительствах. Англичанин Брюс Локкарт, «специальный уполномоченный английского военного кабинета», бывший посол США в России банкир Дэвид Фрэнсис и бывший французский посол Нуланс возглавили эту тайную армию шпионов, провокаторов и террористов. В мае 1918 г. агенты Антанты организовали вооруженный мятеж чехословацкого корпуса. Этот корпус, численностью свыше 40 000 человек, был сформирован на территории России из чехов и словаков - военнопленных, бывших солдат и офицеров австрийской армии, и был предназначен к участию в войне на стороне Антанты. Советское правительство разрешило чехословакам, при условии сдачи оружия, отправиться в Западную Европу через Сибирь и Владивосток, так как путь через Украину был закрыт немцами. Чехословаки, обманутые своими генералами и офицерами и подстрекаемые эсерами и другими русскими белогвардейцами, подняли мятеж в тот момент, когда железнодорожные эшелоны корпуса, двигаясь на восток, растянулись по великой магистрали от Волги до Владивостока. 25-26 мая они захватили Мариинск и Новониколаевск (ныне Новосибирск), 27-го - Челябинск, 29-го - Пензу, 30-го - Сызрань, 7 июня - Омск, 8-го - Самару (ныне Куйбышев), 29-го - Владивосток, 5 июля - Уфу. Вследствие этого огромная территория Заволжья, Урала и Сибири почти одновременно оказалась охваченной пожаром гражданской войны и фактически отрезанной от центра Советской республики. В то же время шпионы держав Антанты готовили контрреволюционные восстания в Москве, Петрограде, Ярославле и других советских городах. Таким образом, уже к лету 1918 г. Советская республика была со всех сторон буквально обложена войсками и флотами интервентов, отрезана ими от всего остального мира. На окраины страны, захваченные интервентами, устремились контрреволюционные и белогвардейские элементы… щедрой рукой интервенты начали снабжать формирующиеся белогвардейские отряды деньгами и оружием... Руководители интервенции снабжали русских белогвардейцев, украинских националистов, грузинских меньшевиков и других контрреволюционеров оружием и деньгами. Если бы не ввод иностранных войск, если бы не чужеземная помощь белогвардейцам, советский народ быстро ликвидировал бы угрозу контрреволюции, и наша страна была бы избавлена от трех лет напряженной войны, стоившей жизни миллионам трудящихся и вызвавшей небывалые страдания масс и разорение народного хозяйства... Удивительное единодушие… объяснений целей и мотивов интервенции само по себе изобличало сговор интервентов и наличие у них единого, согласованного плана действий. А о том, как далеки были эти лицемерные и заведомо лживые объяснения от действительности, впоследствии откровенно рассказали сами организаторы и участники интервенции. Одним из таких наиболее откровенных участников интервенции явился полковник Пишон, бывший официальный французский военный агент в России. В начале 1918 г. Пишон (в то время майор), пользуясь своим положением дипломата, лично «обследовал» обстановку в Сибири... Пишон в результате своей поездки представил 4 апреля 1918 г. (т. е. до мятежа чехословацкого корпуса) доклад французскому посланнику в Пекине. Этот доклад, разумеется, отнюдь не предназначенный для печати, прямо ставил вопрос о немедленной интервенции в Сибири. Пишон считал момент для иностранного военного вмешательства исключительно выгодным и развивал вполне четкую программу действий. «Интервенцию нужно провести таким образом, - писал Пишон, - чтобы возможно скорее захватить всю Сибирскую железную дорогу и осуществить фактический контроль над производственными и производящими центрами. Только при таких условиях интервенция будет иметь смысл». Разумеется, Пишон, как и другие организаторы вооруженного вмешательства, понимал, что интервенция, хотя бы на первых порах, должна быть прикрыта «фиговым листком» псевдодемократического управления захваченной территорией. И он намечал формы такого управления: «Предложить законным представителям Сибири, находящимся в Харбине, в частности, членам Учредительного собрания - сибирякам и представителям всех партий, принимающих нашу программу борьбы против большевизма, организовать временное коалиционное правительство, приемлемое для союзников...» Впрочем, чтобы у его хозяев не могло возникнуть сомнений в истинном характере такого «коалиционного правительства», Питон тут же добавлял: «...Раз мы вводим вооруженную силу, - ясно для каждого, что то или иное правительство может существовать лишь до тех пор, пока мы будем его признавать и оказывать ему поддержку». Доклад заканчивался красноречивой фразой: «На нашей стороне - сила и деньги: это лучшие аргументы, при помощи которых можно всего достичь». Мы не знаем, был ли доклад Пишона официально принят и одобрен Верховным Советом Антанты или другими правительственными органами стран, осуществлявших интервенцию. Но основные «идеи», изложенные в этом бесстыдном документе, последовательно осуществлялись интервентами. Прежде всего при помощи инспирированного восстания чехословацкого корпуса, которое послужило таким удобным мотивом для официального оправдания интервенции, Антанте действительно удалось одним ударом захватить основную сибирскую коммуникацию. Мятеж чехословаков встретил деятельную и дружную поддержку правительств Англии, Франции и США. Эту официальную поддержку характеризует следующая телеграмма генерального консула США в Москве де-Витт Пуля от 18 июня 1918 г., адресованная американскому консулу в Омске Грею: «Вы можете конфиденциально уведомить руководителей чехословацких войск, что союзники с политической точки зрения будут рады тому, что чехословаки удерживают занимаемое ими положение. С другой стороны чехам не должно ставиться препятствий, если они будут принимать меры, вызываемые требованием военного положения. Желательно прежде всего, чтобы чехи смогли обеспечить контроль над Сибирской железной дорогой и в то же время, если это окажется возможным, удержали в своих руках контроль над занимаемой ими территорией…» Замечая по этому поводу, что «...многие из чешских солдат отдали жизнь в боях с большевиками, пытаясь обеспечить и удержать в своих руках, по просьбе союзников, контроль над Сибирской железной дорогой», бывший командующий американскими войсками в Сибири генерал Грэвс откровенно признает лживость официальных мотивов интервенции. Он пишет: «...чехам никогда не грозила опасность агрессивных актов со стороны Советов... Чехи были нападающей стороной... Советы хотели избавиться от присутствия чехов в Сибири и были готовы во многом пойти им навстречу и помочь им достигнуть той цели, к которой чехи, по их собственным словам, стремились». Чего же стоили все официальные декларации, торжественно заявлявшие о «помощи» чехословакам, ставшим якобы «жертвой» нападения большевиков и немецко-австрийских военнопленных! Так обстояло дело с официальными и действительными мотивами и целями иностранной военной интервенции, навязавшей советскому народу длительную и кровавую войну. Для ведения этой войны интервенты сосредоточили в Сибири и на Дальнем Востоке более 150 000 своих войск... Главной же вооруженной силой интервенции явилась снаряженная попечением Антанты многотысячная белогвардейская армия адмирала Колчака... Мятеж чехословацкого корпуса в мае - июне 1918 г. расчистил почву для захвата власти белогвардейщиной в Поволжье, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. Волна контрреволюции прокатилась по восточным окраинам Советской страны. Кулачество открыто примкнуло к мятежу. Эсеровски настроенная часть рабочих Воткинского и Ижевского заводов выступила на стороне белогвардейцев. В Самаре возникло эсеро-белогвардейское «правительство» под названием «Комитет членов Учредительного Собрания» (Комуч). 30 июня в Омске было сформировано так называемое «Временное Сибирское правительство» во главе с П. В. Вологодским - будущим колчаковским министром. Наконец, 22 сентября на так называемом «Государственном совещании» в Уфе было создано контрреволюционное «Временное всероссийское правительство», явившееся непосредственным предшественником кровавой диктатуры Колчака. «Временное правительство» выделило «директорию» - комитет руководящих министров во главе с премьером - эсером Н. Д. Авксентьевым. Вообще эсеры играли в сибирском «Временном правительстве» ведущую роль, что вначале устраивало его подлинных хозяев - иностранных интервентов и крупных русских капиталистов, бежавших от революции. Демагогические «левые» лозунги эсеров, их болтовня о демократии позволяли маскировать подлинную реставраторскую сущность власти «Временного правительства». Под прикрытием этих лозунгов на всей территории Поволжья, Урала и Сибири, охваченной эсеро-белогвардейским мятежом, быстрыми шагами шло восстановление капитализма и помещичьего землевладения. Со всем советским, со всеми сторонниками пролетарской власти (не говоря уже о членах большевистской партии) белогвардейцы творили беспощадную, кровавую расправу... Однако эсеровская «директория», при всей своей реакционной сущности, по мере возвращения помещичье-капиталистических порядков стала казаться его иностранным хозяевам, а также белому генералитету и высшему офицерству слишком «левой». Эсеровские министры «директории»... в оправдание политических лозунгов своей партии были вынуждены по-прежнему говорить на псевдо-«революционном» языке. В этом отношении характерен следующий штрих политического двурушничества эсеров. Центральный комитет партии эсеров в конце октября выпустил «Обращение к партийным организациям», в котором хотя и в смягченной форме, но признавал проявления реакции в Сибири - преследование рабочих организаций, развитие атаманщины и т. п. Подтверждая свою верность «Временному всероссийскому правительству», ЦК эсеров лицемерно призывал всех членов партии к вооружению и к отпору реакции. Появление этого обращения в белогвардейской печати послужило поводом для открытых угроз в адрес Омского правительства со стороны английского генерала Нокса. Приказчики не угодили хозяевам: последним нужно было правительство «твердой руки», способное без всяких сантиментов и цветистых фраз решительно идти по пути полной реставрации капитализма. Лучшей формой такого правительства империалисты считали военную диктатуру. Следовало лишь найти подходящего кандидата в диктаторы, преданного идеям реставрации и достаточно решительного для того, чтобы удушить все революционное и подлинно демократическое в русском народе, но в то же время достаточно податливого и беспринципного для того, чтобы покорно следовать политике, продиктованной интересами империалистов Антанты. Такого кандидата во всероссийские диктаторы Антанта уже имела в лице Колчака. Бывший адмирал старого флота, верный слуга царя, Колчак уже с первых дней Февральской буржуазно-демократической революции зарекомендовал себя как её ярый враг, проявивший особую, крайнюю враждебность к Советам... Никаких других талантов - ни администратора, ни тем более полководца - у будущего «верховного правителя» не было. Его монархические взгляды, открытая борьба с революционными массами моряков и попытки любой ценой удержать на флоте старорежимные порядки дали в июне 1917 г. толчок к восстанию матросов Черноморского флота, которым он командовал. Непосредственным поводом к этому восстанию послужил приказ Колчака о расформировании революционно настроенных команд броненосцев «Синоп» и «Три святителя» (18 июня 1917 г.). Даже для Временного правительства Львова - Керенского Колчак на посту командующего Черноморским флотом оказался слишком одиозной фигурой. Пришлось под благовидным предлогом убрать неистового адмирала. И в конце июля 1917 г. Колчак отправляется в США во главе миссии, имевшей официальной целью «сообщение сведений по минному делу и борьбе с подводными лодками». Фактической же задачей этой миссии было участие в подготовке неосуществленной десантной операции флотов Антанты против турок в Дарданеллах. Уже в этот период у организаторов интервенции появляется мысль об использовании Колчака как своей марионетки. Так, сэр Сэмюэль Хор, бывший начальник британской дипломатической разведки в России, вернувшись из Петрограда в Лондон летом 1917 г., прямо называл в английской печати фамилии двух «подходящих кандидатов» на пост военного диктатора в России: адмирала Колчака и генерала Корнилова. Вскоре после Октябрьской революции Колчак через Японию пытается вернуться в Россию, с целью открытой борьбы против советской власти. Практически первым шагом этой борьбы явилось поступление на английскую службу. Новые хозяева направили было адмирала в Индийскую армию, на сухопутный Месопотамский фронт; но уже по дороге к месту назначения, в марте 1918 г., Колчак получает другое задание и пробирается из Шанхая в Харбин, где его положение легализуется путем назначения членом правления КВЖД. Фактически уже в этот период Колчак развертывает непосредственную подготовку к вооруженной борьбе с советской властью: он формирует белогвардейские отряды, ведет переговоры с японцами об условиях поставки оружия и т. п. С этой целью в июле 1918 г. Колчак едет в Токио. Здесь происходит его первая встреча с английским генералом Ноксом - будущим главой английской военной миссии в Сибири. По собственному признанию Колчака, он уже в этот период в беседе с Ноксом «...условился принципиально, что создание армии должно будет идти при помощи английских инструкторов и английских наблюдающих организаций, которые будут вместе с тем снабжать ее оружием». Здесь же в переговорах с Ноксом и французским послом в Токио Реньо был намечен в общих чертах план организации власти «верховного правителя» в Сибири. И когда в октябре 1918 г. генерал Нокс прибыл в Омск в качестве официального представителя английского правительства при «директории», он сам привез в своем поезде кандидата в российские диктаторы - адмирала Колчака. Буквально через несколько дней после приезда Нокса в Омск «директория» пригласила Колчака к себе на службу и 4 ноября 1918 г. назначила его военным министром. Разумеется, почва для этого назначения была подготовлена иностранными покровителями адмирала. Практически вся белая армия «директории» была уже под властью бывших царских генералов, и Колчаку оставалось лишь возглавить военный аппарат, по существу ничем не отличавшийся от аппарата николаевской армии. В правительственных органах «директории» дела вершили не столько эсеры, которым принадлежали ведущие министерские посты, сколько кадеты и явные монархисты. Колчак вполне мог опереться как на военную, так и гражданскую правящую верхушку сибирской контрреволюции. Больше того, эта верхушка, следуя указке Нокса и Жаннена, сама выдвинула Колчака как кандидата в диктаторы. 17 ноября этот вопрос был решен на совещании представителей ряда правых политических организаций, в том числе и черносотенных членов самой «директории», при участии иностранных генералов. На следующий день произошел так называемый «переворот» - Колчак был провозглашен «верховным правителем всея России». Эсеры - бывшие руководители «директории» - Авксентьев, Зензинов, Аргунов и Роговский - были арестованы и высланы за границу. Белогвардейщина сбросила с себя фиговый листок «демократии» и предстала перед народами Сибири, Урала и Дальнего Востока в своем подлинном, неприкрашенном виде. Наступило темное время кровавой диктатуры, вошедшей в историю гражданской войны под названием колчаковщины. Следует со всей решительностью подчеркнуть, что диктатура Колчака была делом рук империалистических правительств Антанты. …английское правительство еще 14 ноября, т. е. за четыре дня до омского «переворота», вынесло принципиальное решение о признании правительства Колчака. Само «свержение» власти «директории» было произведено Колчаком с помощью кучки белогвардейских офицеров, казачьих атаманов и при содействии регулярных частей английской армии. «Нет никакого сомнения в том, что британские войска маршировали по всем улицам Омска в ту ночь, когда произошел этот переворот, - пишет Грэвс. - ...Равным образом нет никакого сомнения в том, что ген. Нокс имел большое влияние на адмирала Колчака и, казалось, хотел, чтобы все знали об этом…» Уже на следующий день после «переворота» представители всех трех ведущих держав Антанты - английский полковник Уорд, американский консул Гаррис и французский верховный комиссар Реньо - официально признали власть Колчака. Это признание не раз было подтверждено официальными дипломатическими актами. Причем империалисты даже не скрывали истинных целей и мотивов той поддержки, которую они щедро оказывали колчаковщине. Так в ноте, адресованной адмиралу Колчаку 26 мая 1919 г. от имени США, Англии, Франции, Италии и Японии, говорилось: «Мы готовы помочь правительству адмирала Колчака и его сторонникам снаряжением, снабжением и продовольствием, чтобы это правительство могло сделаться всероссийским, при условии получения от него прочных гарантий в том, что его политика будет преследовать цели, одинаковые с целями союзных и присоединившихся держав». Нота от 12 июня подтверждала готовность предоставить Колчаку «...поддержку, указанную в первоначальной ноте». Подлинные цели, подразумеваемые в этой ноте, сводились к полной реставрации капитализма в России и превращению ее в колонию империалистических стран Антанты. Средством для достижения этих целей являлась война против Советской республики, вооруженное свержение советской власти... Одним из основных условий иностранной поддержки Колчака было решение вопроса о руководстве вооруженными силами контрреволюции и их использовании по стратегическим планам Антанты. 13 декабря 1918 г. премьер-министры Англии и Франции Ллойд-Джордж и Клемансо совместной радиотелеграммой возложили на генералов Нокса и Жаннена верховное командование армиями интервентов, как действовавшими против войск Советского Восточного фронта, так и располагавшимися в тылу, на всей территории Урала и Сибири. На Дальнем Востоке Япония фактически держала всю власть в своих руках, действуя через своих ставленников - атаманов Семенова и Калмыкова. Жаннен прибыл в Омск 14 декабря, и уже через три дня Колчак, выполняя негласные обязательства, данные до прихода к власти, объявил себя «верховным главнокомандующим русской армией»… а генерала Жаннена - командующим всеми иностранными отрядами на Востоке (включая и чехословацкие части). Одновременно генералу Жаннену был предоставлен пост заместителя Колчака на фронте. Таким образом, фактическая власть в Сибири была сосредоточена в руках иностранной военщины, которая распоряжалась по собственному усмотрению решительно всем - от движения поездов по Сибирской железной дороге до финансов новоявленного «государства» включительно. Взяв фактически в свои руки руководство операциями колчаковских армий, империалисты приняли меры для того, чтобы надлежащим образом вооружить и снарядить их. Генерал Нокс уже в начале декабря 1918 г. получил из Англии все необходимое для вооружения и снаряжения 100 тыс. русских белогвардейцев. «Мы отправили в Сибирь, - гордо сообщал генерал Нокс, - сотни тысяч винтовок, сотни миллионов патронов, сотни тысяч комплектов обмундирования и пулеметных лент и т. д. Каждая пуля, выпущенная русскими солдатами в большевиков в течение этого года, была изготовлена в Англии, английскими рабочими, из английского сырья и доставлена во Владивосток в английских трюмах». Не менее серьезную помощь вооружением и снаряжением Колчак получал от США и Франции. Правительство США перевело на Колчака кредиты, предназначавшиеся ранее Временному правительству Керенского. В счет этих кредитов чехословацкому корпусу и колчаковской армии в течение 1918 г. было переслано более 200 тыс. винтовок, 100 пулеметов, 22 орудия, 4,5 млн. ружейных патронов, 150 тыс. пар сапог и т. д. В июле 1919 г. колчаковское правительство заключило сделку с американской фирмой «Ремингтон» на поставку 113 тыс. винтовок, а непосредственно с американским правительством - на приобретение еще 268 тыс. винтовок. Кроме того, в том же году колчаковцы получили из США 963 пулемета, пушки, около 200 тыс. комплектов белья и шерстяных фуфаек и т. п. В общем США предоставили Колчаку одних винтовок до 600 000 штук, Англия дала 200 000 комплектов обмундирования, Франция - 30 самолетов, 180 грузовых и 35 легковых автомобилей и т. д. Это, разумеется, далеко не полный перечень той материальной помощи, которую получила колчаковская армия от держав Антанты. Недаром бывший русский посол в Англии Набоков писал Колчаку 21 мая 1919 г., что «военная помощь оказывается нам теперь в размерах, превосходящих наши ожидания». Свою помощь сибирской контрреволюции иностранные империалисты оказывали, разумеется, далеко не бескорыстно. Наоборот, поставки военных материалов Колчаку явились делом чрезвычайно выгодным для капиталистов. Колчаковское правительство было относительно «богатым» (по сравнению с другими белогвардейскими правительствами), потому что в его руки попал русский золотой запас (600 млн. рублей золотом), захваченный в Казани во время белогвардейского мятежа. Этим золотом, принадлежавшим трудящимся России, белогвардейцы расплачивались со своими хозяевами за «помощь». Каковы были размеры оплаты, видно из того, что в разное время колчаковским правительством было передано отдельными партиями золота: французам - 876 пудов, англичанам - 516 пудов, сверх того обоим вместе - 698 пудов, японцам - 1 142 пуда; кроме того, депонировано для обеспечения займов в Японию, США и Англию еще 5 637 пудов. Всего же было истрачено Колчаком на оплату поставок и обеспечение иностранных займов 9 244 пуда золота, или свыше 150 тонн - и это за короткий отрезок времени в один год! Однако все же основу материальной заинтересованности иностранных хищников в поддержке Колчака составляло не золото, а естественные богатства Сибири, фактическим хозяином которых очень быстро стал иностранный капитал. «Сибирь - самый большой приз для цивилизованного мира со времени открытия обеих Америк!» - откровенно писал Бюллетень английской промышленной федерации. Что касается внутриполитического положения в колчаковской «империи», то Колчак, вначале еще болтавший об Учредительном собрании и буржуазно-демократических «свободах», очень быстро отказался от всякого внешнего прикрытия своей диктатуры лозунгами демократии. На захваченной колчаковцами территории воцарился режим военно-феодальной монархии. Даже члены пресловутого Комуч были арестованы. Действительно же революционные элементы из трудящихся подвергались поголовному физическому уничтожению. «Я сомневаюсь, - замечает в своих мемуарах американский генерал Грэвс, - чтобы можно было указать за последнее пятидесятилетие какую-либо страну в мире, где убийство могло бы совершаться с такой легкостью и с наименьшей боязнью ответственности, как в Сибири во время правления адмирала Колчака». Только в б. Екатеринбургской губернии колчаковцы расстреляли свыше 25 тыс. человек. Все завоевания рабочего класса были отняты, введен 10-часовой рабочий день. Любая попытка рабочих отстаивать свои законные интересы каралась расстрелами и избиениями. Когда измученные притеснениями хозяев рабочие Омска 22 декабря 1918 г. подняли восстание, колчаковские власти ответили им зверской расправой. 900 человек… было расстреляно. Такой же кровавой была и политика колчаковцев в отношении трудового крестьянства. В селах свирепствовали карательные отряды, предававшие огню и мечу всех непокорных. Еще в начале 1918 г. зародился и оформился план империалистов Антанты, согласно которому чехословаки должны были захватить всю Среднюю Волгу и соединиться с войсками интервентов, высадившимися в Мурманске и Архангельске, с тем, чтобы общими силами нанести удар на Москву... Колчак принял, на себя верховное командование белыми армиями на Востоке в тот момент, когда уже был разработан по прямым указаниям военных представителей Антанты пресловутый план похода на Москву.