И. Субботовский о колчаковщине. Часть VII
Из книги И. Субботовского «Союзники, русские реакционеры и интервенция: краткий обзор исключительно по официальным архивным документам бывшего колчаковского правительства».
…деревня стонала от насилий карательных отрядов, снабжаемых в изобилии оружием, присланным верными союзниками.
Для характеристики того времени интересно привести следующее письмо Управляющего Иркутской губернией Яковлева министрам П. Вологодскому и В. Пепеляеву.
[Ознакомиться]«За последнее время», пишет он, «настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше.
Признаком глубокого раскола власти с народом является то брожение, то недовольство, которое из соседней Енисейской губернии просачивается и вьет новое гнездо в Иркутской губернии, доходя в некоторых местах (Икей) до открытых возмущений.
Недовольство правительственной политикой чувствуется во всех слоях населения.
Иркутскую губернию до последнего времени можно было в этом отношении считать наиболее лояльной, но приезд Волкова, Красильникова и безапелляционные поступки начальника военного районного полковника Сычева, оттеснивших гражданскую власть и применивших к сложному делу управления методы военной субординации, и ее замутили.
И здесь начался тот же процесс разложения государственности и роста оппозиции правительству.
Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров.
При самодержавии у них были товары, а при большевиках не собирали налогов. Эти воспоминания их настраивают против нынешней власти. Враждебное настроение к правительству питается еще рассказами возвращающихся пленных, которые сочувственно относятся к советской России, бегущими из армии дезертирами и следующими за ними военными отрядами, которые, к глубокому сожалению, не столько ловят дезертиров, сколько возмущают деревню своими насилиями.
Особенно ярко повышенное настроение чувствуется в городском населении. Его волнует все растущее сословное неравенство и атаманы, которые, разделив всю Сибирь на районы, властвуют над ней, совершенно не считаясь с торжественно провозглашенными задачами правительства...
Есть, конечно, как в городе, так и в деревне еще довольно толстые обывательские слои, которые не задеты враждою к власти, но это, в большинстве случаев, та пассивная среда, которая тяжелой гирей общественного равнодушия давит всякую власть.
Рабочие Иркутска и других промышленных пунктов губернии с каждым днем становятся враждебнее к власти. От активных выступлений они воздерживаются, но внутри, на собраниях и в частных разговорах ясно виден крутой поворот к большевизму...
...Приказ Волкова об аресте управляющего Эхирит-Булаатским аймаком Алхасанова и 12-ти гласных аймачного земского собрания, назначение изгнанных населением волостных секретарей, закрытие газет и все продолжающаяся милитаризация внутренней политики оттолкнули земство от правительства. Вражда эта, видимо, растет не только в Иркутской губернии, но и по всей территории Сибири и недалеко то время, когда она может вылиться в открытую борьбу с Омском.
В Иркутском земстве это настроение особенно ярко проявилось на банкете, устроенном недавно губернской управой по случаю годовщины революции. Все речи, которые говорились там, были определенно враждебны правительству. Даже ярые противники большевизма, которые в 1918 г. с оружием в руках боролись против их тирании, заявляли, правда, под хмельком, что «если имеется только два пути - большевизм и правительство Колчака с его военно-полевой юстицией, «дворцовыми переворотами» и атаманами, то нужно идти с большевиками».
Закрытие газеты «Сибирь», а потом «Мысль» породило большую тревогу, которая еще и до сих пор не улеглась. Едва скрываемое чувство возмущения приходится встречать почти всюду. Особенно сильным аргументом у оппозиции является подцензурность газет. Военный цензор просматривает предварительно весь материал, разрешает к печати, а потом за него карают газету штрафом или закрытием. Вследствие этого начинает возникать подпольная пресса, идущая пока извне, а этот враг, как всякий подпольный враг, гораздо опаснее легальных оппозиционных газет.
Об этих предостерегающих признаках, которые являются угрозой всему укладу слагающейся государственной жизни освобожденной от большевиков России, считаю долгом своей совести довести до вашего, г. Министр, сведения.
Они красноречиво говорят, что влияние правительства на население падает, раскол между властью и обществом увеличивается, положение правительства и его агентов на местах становится все тяжелее и изолированнее. Меры принуждения, конечно, нужны, но необходимо еще что-то более важное, необходимо то великое, во имя чего терпятся репрессии.
Не беря на себя смелость выступать перед вами с личными взглядами, я протоколирую только то, что чувствую, слышу и вижу, вращаясь в самых разнообразных слоях Иркутского городского и деревенского общества...»
Так писал Яковлев, ставленник Колчака.
О скольких насилиях он еще не знал и как вообще мягко выражался. Почему он не сопроводил, наконец, свое письмо документами о тех ужасах, которые творились в его губернии.
А документов таких в его распоряжении было хоть отбавляй. … дадим место одному из них…
«По полученным Губернской Земской Управой сведениям, в Усть-Балейской волости, Иркутского уезда, находится военный отряд под начальством офицера Трофимова. Отряд этот в пределах названной волости произвел целый ряд противозаконных деяний, а именно: на днях в селе Александровский завод (село Ново-Александровское) арестовано было этим отрядом 6 человек местных жителей за причастность к большевизму. Среди арестованных были лица, которые, по утверждению населения, никакого участия в большевистском движении не принимали и отношение их к существующему строю было самое лояльное. Арестованные были увезены к Ангаре, там изрублены и расстреляны и трупы их привезены были обратно в С. Александровский завод. В селе Горохово отрядом этим перепорот был целый ряд крестьян, непричастных к большевизму; пороли и женщин. В с. Усть-Балее 21 ноября арестовано было 7 человек, якобы за нападение на милицию, между тем, по утверждению местного населения, это была обоюдная драка между милиционерами и арестованными лицами. Среди арестованных имеются двое Пежемский и Иванов, которых, по словам крестьян, во время драки даже в селе не было.
Такого рода деяния, терроризующие население, вызывают среди крестьян крайнее негодование и возмущение и на этой почве могут возникнуть очень серьезные, а в настоящее время и очень нежелательные конфликты, последствия которых безусловно вредно отразятся как на деятельности правительственного аппарата, так равно и земского...»
А вот в воззвании… как нельзя лучше и подробнее охарактеризована атмосфера в Сибири при Колчаке.
«ВОЗЗВАНИЕ представителей русских крестьян и рабочих Дальнего Востока и Сибири к гражданам - демократам всех союзных стран.
Прошел почти год, как ваши правительства взяли на себя обязанность творить и направлять русскую революцию посредством общего вооруженного вмешательства, на дипломатическом языке, именуемого «интервенцией». Первые шаги вмешательства сопровождались заверениями в дружбе и самых благожелательных намерениях к русскому народу, торжественными обещаниями не вмешиваться в наши внутренние дела, причем объявили, что союзники не имеют намерения посягать на наши права и национальную независимость, а озабочены только помощью России.
Когда, непосредственно за сими уверениями значительные силы Японии, Англии, Франции, а позже даже Италии и Канады начали группироваться на нашей территории с их штабами военными миссиями, агентами, как в собственной стране, нам говорили, что союзники приготовляются перевозить войска через Сибирь в Европейскую Россию. Распространяли еще одну версию о целях прибытия союзных войск - спасти армию чехо-словаков, которая двигалась через Сибирь во Францию, и дать безопасность, которая была под угрозой вооруженных банд пленных австро-венгров.
Однако в скором времени выяснилось, что намеченным полем сражения была не Германия, а мирные города и деревни нашей родной Сибири. Пушки наших союзников, вместо того чтобы быть направленными на германцев, устремлены на сибирских крестьян и рабочих. Рассказы о присутствии в Сибири немцев и австро-венгров в таких силах, чтобы угрожать чехо-словакам, были также ни что иное, как соответствующая дипломатическая выдумка. Таким образом, стало ясно, что кампания союзников в Сибири направлена не против германского милитаризма, а против революционной России и целью нападения соединенных сил явилось не самодержавное правительство Германии, а самая демократическая в мире форма правления из когда-нибудь известных миру: самоуправление крестьян и рабочих, называемое Советом. Союзники были не вправе разрушать Советскую власть (действительное правительство народа и поставленное народом, рожденное в муках великой русской революции, как самобытное проявление русского национального гения). Теперь вне всякого сомнения, что чехо-словаки против советской власти в Сибири; все сделанное ими сделано по приказу французского генерального штаба и настойчивым домогательством Французской дипломатии, выставившей перед ними признание их политической независимости, как награду за это вероломство и кровавые злодеяния. Также общеизвестно, что Семенов и Калмыков, два казачьих атамана, проявившие такую активность в этой войне против своих сограждан, были финансированы, снаряжены и поддержаны один - Великобританией, а другой Японией. Таким образом соединенными силами и вероломством была свергнута советская власть в Сибири... Различные местные советы внезапно очутились лицом к лицу с регулярной армией союзников и небольшими бандами казаков, приверженцев старого порядка и враждебных революции и народу. Правительственная власть жестоко была вырвана из рук народа и перешла в окровавленные руки Калмыкова, Семенова, Гамова и других мелких тиранов, разделивших Сибирь между собой на много сатрапий и под покровительством союзных войск начали терроризировать население своих областей палкой, пытками, расстреливали направо и налево без всякого милосердия. Позднее Хорват объявил себя верховным правителем Сибири, а за ним Колчак узурпировал власть правительства и объявил себя диктатором.
Все это время крестьянин и рабочий Сибири стонет под тяжестью режима, превосходящего зверствами и жестокостью самые темные дни царизма. Нет не только свободы слова, печати и собраний, но стерты даже признаки этих свобод.
Казачья нагайка, тюремная камера и пуля палача - самая настоящая действительность современной Сибирской жизни.
Тюрьмы гражданские и военные переполнены до того, что стали рассадниками заразных болезней. Те, кто теперь у власти, кажется, взяли на себя бесполезную и жестокую задачу искоренить большевитские идеи и симпатии в стране уничтожением населения. Японские войска ввели ужасный по своей жестокости способ огня тяжелой артиллерии без предупреждения, обращая в пепел целые деревни с целью уничтожения гнезд большевиков. Деревня Сахатин и Ивановка близ Владивостока были разрушены таким образом.
Только теперь, когда такое положение вещей в Сибири стало господствующим, ее рабочий народ болезненно понял, что это положение явилось прямым следствием иностранной интервенции, которая деморализует и зверски тиранит страну нашу.
Все эти Семеновы, Калмыковы, Колчак и им подобные были бы не в состоянии проявить их тиранические силы над народом Сибири даже на самое короткое время без помощи и сотрудничества ваших войск и поддержки ваших правительств, снабжающих их деньгами, вооружением, снаряжением и обмундированием, давая таким образом как моральную, так и материальную поддержку опустошать нашу страну гражданской войной...
Крестьянские и рабочие представители русского Дальнего Востока и Сибири»...
Никакой ответственности за свои расправы с русским народом бандиты не несли, они были, наоборот, поощряемы в этих своих действиях общей политикой Колчаковского правительства...
В качестве представителя печати пишущий эти строки присутствовал на одном таком судебном процессе.
Томский Губернский суд разбирал дело о начальнике карательного отряда капитане Сурове, огнем и мечом прошедшем по всей губернии. Нечеловеческие жестокости и разрушение нес с собой отряд этого офицера-палача.
Десятки крестьян-свидетелей без вызова в суд, по своей воле приехали в Томск из далеких деревень, чтобы рассказать обо всем этом, многие из них были выпороты отрядом Сурова, а некоторые даже подвергнуты расстрелу, но раненые сумели затем убежать с места казни. Немало жутких картин передали они слушателям... Суровцы пороли женщин, 70-летних стариков, а с расстрелянными поступали, так, что на следующий день нельзя было родственникам узнать близких им лиц.
…
Несчастный главноуправляющий делами умирающего уже правительства, Гинс, старается воскресить Колчака и власть и вдогонку «верховному правителю» шлет последнюю депешу такого содержания:
«Чрезвычайная, вне всякой очереди...
Политическую обстановку считаю угрожающей. Главные факторы: первый - безумная дороговизна, второй - острый недостаток в восточной Сибири хлеба, масла, мяса, третий - денежный кризис, дошедший до перспективы пропасти, четвертый - тяжелая обстановка на фронте.
До сих пор немощные интриганские выступления против власти сейчас способны поднять народный бунт и кончатся, конечно, не успехом заговорщиков, а анархией. Неудача выступления во Владивостоке и одновременная ликвидация инициативной, неавторитетной группы в Иркутске только на время разрядили атмосферу. Иллюзиям предаваться нельзя, ибо почва для восстаний очень благоприятна. Чехи и прочие иностранцы обнаруживают растерянность, их действия нервозны и больше чем бестактны. Меня сегодня посетил Кошек с очевидным желанием выведать настроение власти. Из этого я вынес впечатление, что чехи, понимая безвыходность положения, не желая воевать, мечутся между эсерами и большевиками, боясь активных выступлений, но опасаясь в случае бездействия попасть под иго анархии или оказаться лицом к лицу с большевиками. Их выступления типичны, они выражают полное недоверие к тому, что существующая власть способна остановить напор большевиков и уберечь страну от анархии. Отсюда их колебания между преобразованием власти и миром с большевиками. Такое недоверие к власти с типичным падением престижа правительства при описанных факторах народного недовольства - это всегда готовый взрыв порохового погреба...»
Все спасать пришлось, но только не им, а русскому рабочему и крестьянину. Но многого, увы, спасти не удалось. Союзники туго набили свои карманы русским добром. Многое они и сами забрали, а немало было передано им русскими «патриотами» и кое-как «смотав монатки» они улетучились на родину, оставив за своей спиной десятки тысяч убитых и раненых.
И посейчас еще не зажили раны от их хозяйничанья и славных дел, и посейчас еще жуткие, высоко торчащие трубы разрушенных изб в сожженных и разоренных русских деревнях и селах говорят о недавнем прошлом, о диком нашествии «культурных варваров» - иностранцев...
И после всего этого союзники говорят еще о долгах России!
И после всего этого они позволяют предъявлять России бесконечные требования!
А из каких же, спрашивается, средств, «какою ценою, какого золота» смогут оплатить они свой страшный долг России?.. Впрочем, этот наш счет о долгах союзников мы передаем зарубежному пролетариату и доверяем последнему получить полностью по нему.
…деревня стонала от насилий карательных отрядов, снабжаемых в изобилии оружием, присланным верными союзниками.
Для характеристики того времени интересно привести следующее письмо Управляющего Иркутской губернией Яковлева министрам П. Вологодскому и В. Пепеляеву.
[Ознакомиться]«За последнее время», пишет он, «настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше.
Признаком глубокого раскола власти с народом является то брожение, то недовольство, которое из соседней Енисейской губернии просачивается и вьет новое гнездо в Иркутской губернии, доходя в некоторых местах (Икей) до открытых возмущений.
Недовольство правительственной политикой чувствуется во всех слоях населения.
Иркутскую губернию до последнего времени можно было в этом отношении считать наиболее лояльной, но приезд Волкова, Красильникова и безапелляционные поступки начальника военного районного полковника Сычева, оттеснивших гражданскую власть и применивших к сложному делу управления методы военной субординации, и ее замутили.
И здесь начался тот же процесс разложения государственности и роста оппозиции правительству.
Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров.
При самодержавии у них были товары, а при большевиках не собирали налогов. Эти воспоминания их настраивают против нынешней власти. Враждебное настроение к правительству питается еще рассказами возвращающихся пленных, которые сочувственно относятся к советской России, бегущими из армии дезертирами и следующими за ними военными отрядами, которые, к глубокому сожалению, не столько ловят дезертиров, сколько возмущают деревню своими насилиями.
Особенно ярко повышенное настроение чувствуется в городском населении. Его волнует все растущее сословное неравенство и атаманы, которые, разделив всю Сибирь на районы, властвуют над ней, совершенно не считаясь с торжественно провозглашенными задачами правительства...
Есть, конечно, как в городе, так и в деревне еще довольно толстые обывательские слои, которые не задеты враждою к власти, но это, в большинстве случаев, та пассивная среда, которая тяжелой гирей общественного равнодушия давит всякую власть.
Рабочие Иркутска и других промышленных пунктов губернии с каждым днем становятся враждебнее к власти. От активных выступлений они воздерживаются, но внутри, на собраниях и в частных разговорах ясно виден крутой поворот к большевизму...
...Приказ Волкова об аресте управляющего Эхирит-Булаатским аймаком Алхасанова и 12-ти гласных аймачного земского собрания, назначение изгнанных населением волостных секретарей, закрытие газет и все продолжающаяся милитаризация внутренней политики оттолкнули земство от правительства. Вражда эта, видимо, растет не только в Иркутской губернии, но и по всей территории Сибири и недалеко то время, когда она может вылиться в открытую борьбу с Омском.
В Иркутском земстве это настроение особенно ярко проявилось на банкете, устроенном недавно губернской управой по случаю годовщины революции. Все речи, которые говорились там, были определенно враждебны правительству. Даже ярые противники большевизма, которые в 1918 г. с оружием в руках боролись против их тирании, заявляли, правда, под хмельком, что «если имеется только два пути - большевизм и правительство Колчака с его военно-полевой юстицией, «дворцовыми переворотами» и атаманами, то нужно идти с большевиками».
Закрытие газеты «Сибирь», а потом «Мысль» породило большую тревогу, которая еще и до сих пор не улеглась. Едва скрываемое чувство возмущения приходится встречать почти всюду. Особенно сильным аргументом у оппозиции является подцензурность газет. Военный цензор просматривает предварительно весь материал, разрешает к печати, а потом за него карают газету штрафом или закрытием. Вследствие этого начинает возникать подпольная пресса, идущая пока извне, а этот враг, как всякий подпольный враг, гораздо опаснее легальных оппозиционных газет.
Об этих предостерегающих признаках, которые являются угрозой всему укладу слагающейся государственной жизни освобожденной от большевиков России, считаю долгом своей совести довести до вашего, г. Министр, сведения.
Они красноречиво говорят, что влияние правительства на население падает, раскол между властью и обществом увеличивается, положение правительства и его агентов на местах становится все тяжелее и изолированнее. Меры принуждения, конечно, нужны, но необходимо еще что-то более важное, необходимо то великое, во имя чего терпятся репрессии.
Не беря на себя смелость выступать перед вами с личными взглядами, я протоколирую только то, что чувствую, слышу и вижу, вращаясь в самых разнообразных слоях Иркутского городского и деревенского общества...»
Так писал Яковлев, ставленник Колчака.
О скольких насилиях он еще не знал и как вообще мягко выражался. Почему он не сопроводил, наконец, свое письмо документами о тех ужасах, которые творились в его губернии.
А документов таких в его распоряжении было хоть отбавляй. … дадим место одному из них…
«По полученным Губернской Земской Управой сведениям, в Усть-Балейской волости, Иркутского уезда, находится военный отряд под начальством офицера Трофимова. Отряд этот в пределах названной волости произвел целый ряд противозаконных деяний, а именно: на днях в селе Александровский завод (село Ново-Александровское) арестовано было этим отрядом 6 человек местных жителей за причастность к большевизму. Среди арестованных были лица, которые, по утверждению населения, никакого участия в большевистском движении не принимали и отношение их к существующему строю было самое лояльное. Арестованные были увезены к Ангаре, там изрублены и расстреляны и трупы их привезены были обратно в С. Александровский завод. В селе Горохово отрядом этим перепорот был целый ряд крестьян, непричастных к большевизму; пороли и женщин. В с. Усть-Балее 21 ноября арестовано было 7 человек, якобы за нападение на милицию, между тем, по утверждению местного населения, это была обоюдная драка между милиционерами и арестованными лицами. Среди арестованных имеются двое Пежемский и Иванов, которых, по словам крестьян, во время драки даже в селе не было.
Такого рода деяния, терроризующие население, вызывают среди крестьян крайнее негодование и возмущение и на этой почве могут возникнуть очень серьезные, а в настоящее время и очень нежелательные конфликты, последствия которых безусловно вредно отразятся как на деятельности правительственного аппарата, так равно и земского...»
А вот в воззвании… как нельзя лучше и подробнее охарактеризована атмосфера в Сибири при Колчаке.
«ВОЗЗВАНИЕ представителей русских крестьян и рабочих Дальнего Востока и Сибири к гражданам - демократам всех союзных стран.
Прошел почти год, как ваши правительства взяли на себя обязанность творить и направлять русскую революцию посредством общего вооруженного вмешательства, на дипломатическом языке, именуемого «интервенцией». Первые шаги вмешательства сопровождались заверениями в дружбе и самых благожелательных намерениях к русскому народу, торжественными обещаниями не вмешиваться в наши внутренние дела, причем объявили, что союзники не имеют намерения посягать на наши права и национальную независимость, а озабочены только помощью России.
Когда, непосредственно за сими уверениями значительные силы Японии, Англии, Франции, а позже даже Италии и Канады начали группироваться на нашей территории с их штабами военными миссиями, агентами, как в собственной стране, нам говорили, что союзники приготовляются перевозить войска через Сибирь в Европейскую Россию. Распространяли еще одну версию о целях прибытия союзных войск - спасти армию чехо-словаков, которая двигалась через Сибирь во Францию, и дать безопасность, которая была под угрозой вооруженных банд пленных австро-венгров.
Однако в скором времени выяснилось, что намеченным полем сражения была не Германия, а мирные города и деревни нашей родной Сибири. Пушки наших союзников, вместо того чтобы быть направленными на германцев, устремлены на сибирских крестьян и рабочих. Рассказы о присутствии в Сибири немцев и австро-венгров в таких силах, чтобы угрожать чехо-словакам, были также ни что иное, как соответствующая дипломатическая выдумка. Таким образом, стало ясно, что кампания союзников в Сибири направлена не против германского милитаризма, а против революционной России и целью нападения соединенных сил явилось не самодержавное правительство Германии, а самая демократическая в мире форма правления из когда-нибудь известных миру: самоуправление крестьян и рабочих, называемое Советом. Союзники были не вправе разрушать Советскую власть (действительное правительство народа и поставленное народом, рожденное в муках великой русской революции, как самобытное проявление русского национального гения). Теперь вне всякого сомнения, что чехо-словаки против советской власти в Сибири; все сделанное ими сделано по приказу французского генерального штаба и настойчивым домогательством Французской дипломатии, выставившей перед ними признание их политической независимости, как награду за это вероломство и кровавые злодеяния. Также общеизвестно, что Семенов и Калмыков, два казачьих атамана, проявившие такую активность в этой войне против своих сограждан, были финансированы, снаряжены и поддержаны один - Великобританией, а другой Японией. Таким образом соединенными силами и вероломством была свергнута советская власть в Сибири... Различные местные советы внезапно очутились лицом к лицу с регулярной армией союзников и небольшими бандами казаков, приверженцев старого порядка и враждебных революции и народу. Правительственная власть жестоко была вырвана из рук народа и перешла в окровавленные руки Калмыкова, Семенова, Гамова и других мелких тиранов, разделивших Сибирь между собой на много сатрапий и под покровительством союзных войск начали терроризировать население своих областей палкой, пытками, расстреливали направо и налево без всякого милосердия. Позднее Хорват объявил себя верховным правителем Сибири, а за ним Колчак узурпировал власть правительства и объявил себя диктатором.
Все это время крестьянин и рабочий Сибири стонет под тяжестью режима, превосходящего зверствами и жестокостью самые темные дни царизма. Нет не только свободы слова, печати и собраний, но стерты даже признаки этих свобод.
Казачья нагайка, тюремная камера и пуля палача - самая настоящая действительность современной Сибирской жизни.
Тюрьмы гражданские и военные переполнены до того, что стали рассадниками заразных болезней. Те, кто теперь у власти, кажется, взяли на себя бесполезную и жестокую задачу искоренить большевитские идеи и симпатии в стране уничтожением населения. Японские войска ввели ужасный по своей жестокости способ огня тяжелой артиллерии без предупреждения, обращая в пепел целые деревни с целью уничтожения гнезд большевиков. Деревня Сахатин и Ивановка близ Владивостока были разрушены таким образом.
Только теперь, когда такое положение вещей в Сибири стало господствующим, ее рабочий народ болезненно понял, что это положение явилось прямым следствием иностранной интервенции, которая деморализует и зверски тиранит страну нашу.
Все эти Семеновы, Калмыковы, Колчак и им подобные были бы не в состоянии проявить их тиранические силы над народом Сибири даже на самое короткое время без помощи и сотрудничества ваших войск и поддержки ваших правительств, снабжающих их деньгами, вооружением, снаряжением и обмундированием, давая таким образом как моральную, так и материальную поддержку опустошать нашу страну гражданской войной...
Крестьянские и рабочие представители русского Дальнего Востока и Сибири»...
Никакой ответственности за свои расправы с русским народом бандиты не несли, они были, наоборот, поощряемы в этих своих действиях общей политикой Колчаковского правительства...
В качестве представителя печати пишущий эти строки присутствовал на одном таком судебном процессе.
Томский Губернский суд разбирал дело о начальнике карательного отряда капитане Сурове, огнем и мечом прошедшем по всей губернии. Нечеловеческие жестокости и разрушение нес с собой отряд этого офицера-палача.
Десятки крестьян-свидетелей без вызова в суд, по своей воле приехали в Томск из далеких деревень, чтобы рассказать обо всем этом, многие из них были выпороты отрядом Сурова, а некоторые даже подвергнуты расстрелу, но раненые сумели затем убежать с места казни. Немало жутких картин передали они слушателям... Суровцы пороли женщин, 70-летних стариков, а с расстрелянными поступали, так, что на следующий день нельзя было родственникам узнать близких им лиц.
…
Несчастный главноуправляющий делами умирающего уже правительства, Гинс, старается воскресить Колчака и власть и вдогонку «верховному правителю» шлет последнюю депешу такого содержания:
«Чрезвычайная, вне всякой очереди...
Политическую обстановку считаю угрожающей. Главные факторы: первый - безумная дороговизна, второй - острый недостаток в восточной Сибири хлеба, масла, мяса, третий - денежный кризис, дошедший до перспективы пропасти, четвертый - тяжелая обстановка на фронте.
До сих пор немощные интриганские выступления против власти сейчас способны поднять народный бунт и кончатся, конечно, не успехом заговорщиков, а анархией. Неудача выступления во Владивостоке и одновременная ликвидация инициативной, неавторитетной группы в Иркутске только на время разрядили атмосферу. Иллюзиям предаваться нельзя, ибо почва для восстаний очень благоприятна. Чехи и прочие иностранцы обнаруживают растерянность, их действия нервозны и больше чем бестактны. Меня сегодня посетил Кошек с очевидным желанием выведать настроение власти. Из этого я вынес впечатление, что чехи, понимая безвыходность положения, не желая воевать, мечутся между эсерами и большевиками, боясь активных выступлений, но опасаясь в случае бездействия попасть под иго анархии или оказаться лицом к лицу с большевиками. Их выступления типичны, они выражают полное недоверие к тому, что существующая власть способна остановить напор большевиков и уберечь страну от анархии. Отсюда их колебания между преобразованием власти и миром с большевиками. Такое недоверие к власти с типичным падением престижа правительства при описанных факторах народного недовольства - это всегда готовый взрыв порохового погреба...»
Все спасать пришлось, но только не им, а русскому рабочему и крестьянину. Но многого, увы, спасти не удалось. Союзники туго набили свои карманы русским добром. Многое они и сами забрали, а немало было передано им русскими «патриотами» и кое-как «смотав монатки» они улетучились на родину, оставив за своей спиной десятки тысяч убитых и раненых.
И посейчас еще не зажили раны от их хозяйничанья и славных дел, и посейчас еще жуткие, высоко торчащие трубы разрушенных изб в сожженных и разоренных русских деревнях и селах говорят о недавнем прошлом, о диком нашествии «культурных варваров» - иностранцев...
И после всего этого союзники говорят еще о долгах России!
И после всего этого они позволяют предъявлять России бесконечные требования!
А из каких же, спрашивается, средств, «какою ценою, какого золота» смогут оплатить они свой страшный долг России?.. Впрочем, этот наш счет о долгах союзников мы передаем зарубежному пролетариату и доверяем последнему получить полностью по нему.