Валерий Арамилев о Первой мировой. Часть XI
Из книги Валерия Андреевича Арамилева «В дыму войны».
Буржуазно-дворянские круги шумят сейчас о защите родины больше, чем в 1914 году. Кажется, все средства и силы брошены на то, чтобы заставить армию наступать.
Но армия не желает наступать.
И тем яростнее становится проповедь патриотизма и шовинизма.
Несмотря на то, что крупных боев почти нет, русская армия потеряла ранеными с января 1917 года по август месяц триста тысяч человек.
В армии свирепствуют болезни: больных за этот период выбыло из строя почти полтора. миллиона.
О числе убитых газеты пока не пишут. Оно, вероятно, тоже значительно; особенно после хваленого июньского наступления.
И люди, обитающие в тылу, не перестают возмущаться, что армия пассивна, что она утратила свой патриотический дух...
Ура-патриоты готовы всю Россию - за исключением себя, разумеется - загнать в окопы. Они похожи на зарвавшегося игрока, который ставит на карту последние гроши в надежде отыграться.
[Читать далее]*
Капиталисты всех стран хотят воевать, но в то же время лукаво притворяются, что ищут мира. Назначение дипломатов состоит в том, чтобы скрывать от широких масс населения истинное положение вещей.
Говорить о мире в капиталистическом обществе все равно, что говорить о вреде алкоголя на собрании рестораторов и кабатчиков, которые наживаются на пьянстве людей...
*
Проводится кампания по сбору теплых вещей для фронта. Очевидно, зимняя кампания неизбежна.
Ходили по квартирам с подписными листами.
Буржуазия кричит о войне до победы, а жертвовать у нее рука не поднимается. Дают мало.
Сегодня на полковом митинге наши большевики предлагали:
- Раз нужно для армии, обложить буржуазию в обязательном порядке.
Докладчик, член Петросовета, эсер, внушительно ответил:
- Обложить нельзя. Это уже будет покушение на частную собственность. Частная собственность даже в Великую Французскую революцию не была тронута. Мы в принципе, конечно, за уничтожение собственности, но нельзя так, сразу...
Эсеру очень горячо отвечал солдат первой роты Широков:
- Одеяла, чулки, портянки взять у буржуев, говорите, нельзя. Частная собственность. Миллионы награбили. Дома каменные понастроили от военных доходов - и ничего тронуть у них не моги!..
Почему же меня берут и гонят на фронт? Я три раза ранен. Разве мое тело, моя жизнь - не собственность?
Почему мою собственность взять можно, а собственность миллионеров нельзя?
*
Керенский с пафосом заявлял:
- Только через мой труп большевики придут к власти!
Остальные министры вторили премьеру:
- Да, да! Через наши трупы только!
Но Керенский как был, так и остался комедиантом. При первых выстрелах удрал из Петрограда, переодевшись в матросский костюм. Всех своих коллег, поклонников и прихлебателей бросил на произвол судьбы…
Ни один полк не выступил в защиту Керенского.
Юнкера, батальон смерти, ударники, георгиевские кавалеры и женские роты, стянутые к Зимнему дворцу для охраны временного правительства, представляли собой по сравнению со стотысячным революционным гарнизоном «Михрюткино войско».
Без всяких усилий, шутя, «Михрюткино войско» было выброшено из Зимнего и в панике рассеялось по окраинам столицы.
Арестовывать «гвардию» Керенского большевики не захотели.
Ни крови, ни жертв...
*
Керенский набрал горсточку «верных» войск и решил нас «попужать»...
Но все это пахло бутафорией. Походило скорее на маневры, чем на всамделишную войну. Мы чувствовали слабость противника, идейный разлад и неустойчивость в его рядах...
Взятых в плен раненых солдат и офицеров любовно перевязывали, поили чаем, угощали бисквитами и отечески журили:
- В своем ли вы уме?
- Против кого идете?..
Пленных без конвоя направляли: в город, в госпитали, добродушно улыбались. Их взгляды говорили нам: «виноваты, больше не будем». Не война - маневры.
*
В городе начались погромы винных складов. Участники - уголовный элемент и мещане. Многие переодеты солдатами, а может быть, и в самом деле солдаты. Несомненно, что погромами руководит чья-то опытная твердая рука. Кто-то делает «подводы», указывает погромщикам «ренсковые погреба» и подвалы, с которых давным-давно сняты заманчивые зеленые вывески.
*
Могилевские уголовники, пользуясь временным безвластием в городе, начали грабежи, насилия. Ночью вырезали целую еврейскую семью.
Бандитам и грабителям объявили террор.
Всех подозрительных оборванцев арестовали и выгнали за город.
- Идите, куда знаете. Воротитесь в город - к стенке поставим. Вот - бог, вот - порог.
У двух бродяг, с низкими лбами преступников, нашли в карманах награбленные золотые вещи. Вывели бродяг на запасный путь за станцию, пристрелили. Трупы снегом пушистым забросали, чтоб глаза не мозолили.
Порядок в городе восстановился.
Буржуазно-дворянские круги шумят сейчас о защите родины больше, чем в 1914 году. Кажется, все средства и силы брошены на то, чтобы заставить армию наступать.
Но армия не желает наступать.
И тем яростнее становится проповедь патриотизма и шовинизма.
Несмотря на то, что крупных боев почти нет, русская армия потеряла ранеными с января 1917 года по август месяц триста тысяч человек.
В армии свирепствуют болезни: больных за этот период выбыло из строя почти полтора. миллиона.
О числе убитых газеты пока не пишут. Оно, вероятно, тоже значительно; особенно после хваленого июньского наступления.
И люди, обитающие в тылу, не перестают возмущаться, что армия пассивна, что она утратила свой патриотический дух...
Ура-патриоты готовы всю Россию - за исключением себя, разумеется - загнать в окопы. Они похожи на зарвавшегося игрока, который ставит на карту последние гроши в надежде отыграться.
[Читать далее]*
Капиталисты всех стран хотят воевать, но в то же время лукаво притворяются, что ищут мира. Назначение дипломатов состоит в том, чтобы скрывать от широких масс населения истинное положение вещей.
Говорить о мире в капиталистическом обществе все равно, что говорить о вреде алкоголя на собрании рестораторов и кабатчиков, которые наживаются на пьянстве людей...
*
Проводится кампания по сбору теплых вещей для фронта. Очевидно, зимняя кампания неизбежна.
Ходили по квартирам с подписными листами.
Буржуазия кричит о войне до победы, а жертвовать у нее рука не поднимается. Дают мало.
Сегодня на полковом митинге наши большевики предлагали:
- Раз нужно для армии, обложить буржуазию в обязательном порядке.
Докладчик, член Петросовета, эсер, внушительно ответил:
- Обложить нельзя. Это уже будет покушение на частную собственность. Частная собственность даже в Великую Французскую революцию не была тронута. Мы в принципе, конечно, за уничтожение собственности, но нельзя так, сразу...
Эсеру очень горячо отвечал солдат первой роты Широков:
- Одеяла, чулки, портянки взять у буржуев, говорите, нельзя. Частная собственность. Миллионы награбили. Дома каменные понастроили от военных доходов - и ничего тронуть у них не моги!..
Почему же меня берут и гонят на фронт? Я три раза ранен. Разве мое тело, моя жизнь - не собственность?
Почему мою собственность взять можно, а собственность миллионеров нельзя?
*
Керенский с пафосом заявлял:
- Только через мой труп большевики придут к власти!
Остальные министры вторили премьеру:
- Да, да! Через наши трупы только!
Но Керенский как был, так и остался комедиантом. При первых выстрелах удрал из Петрограда, переодевшись в матросский костюм. Всех своих коллег, поклонников и прихлебателей бросил на произвол судьбы…
Ни один полк не выступил в защиту Керенского.
Юнкера, батальон смерти, ударники, георгиевские кавалеры и женские роты, стянутые к Зимнему дворцу для охраны временного правительства, представляли собой по сравнению со стотысячным революционным гарнизоном «Михрюткино войско».
Без всяких усилий, шутя, «Михрюткино войско» было выброшено из Зимнего и в панике рассеялось по окраинам столицы.
Арестовывать «гвардию» Керенского большевики не захотели.
Ни крови, ни жертв...
*
Керенский набрал горсточку «верных» войск и решил нас «попужать»...
Но все это пахло бутафорией. Походило скорее на маневры, чем на всамделишную войну. Мы чувствовали слабость противника, идейный разлад и неустойчивость в его рядах...
Взятых в плен раненых солдат и офицеров любовно перевязывали, поили чаем, угощали бисквитами и отечески журили:
- В своем ли вы уме?
- Против кого идете?..
Пленных без конвоя направляли: в город, в госпитали, добродушно улыбались. Их взгляды говорили нам: «виноваты, больше не будем». Не война - маневры.
*
В городе начались погромы винных складов. Участники - уголовный элемент и мещане. Многие переодеты солдатами, а может быть, и в самом деле солдаты. Несомненно, что погромами руководит чья-то опытная твердая рука. Кто-то делает «подводы», указывает погромщикам «ренсковые погреба» и подвалы, с которых давным-давно сняты заманчивые зеленые вывески.
*
Могилевские уголовники, пользуясь временным безвластием в городе, начали грабежи, насилия. Ночью вырезали целую еврейскую семью.
Бандитам и грабителям объявили террор.
Всех подозрительных оборванцев арестовали и выгнали за город.
- Идите, куда знаете. Воротитесь в город - к стенке поставим. Вот - бог, вот - порог.
У двух бродяг, с низкими лбами преступников, нашли в карманах награбленные золотые вещи. Вывели бродяг на запасный путь за станцию, пристрелили. Трупы снегом пушистым забросали, чтоб глаза не мозолили.
Порядок в городе восстановился.