В. М. Молчанов о Гражданской войне. Часть II
Из напечатанного в книге «Последний белый генерал» интервью белогвардейца В. М. Молчанова Б. Рэймонду. М - Молчанов, Р - Рэймонд.
Начальником штаба Армии <адмирала Колчака> был генерал Дитерихс. Этот человек был религиозным мистиком, и у него не было большого интереса к военным делам. В штабе был еще генерал Лебедев. Он был совсем не способным человеком. Дитерихс, конечно, разбирался в военных делах, но я думаю, что, будучи мистиком, он оказывал плохое влияние на адмирала Колчака...
[Читать далее]Население, особенно в промышленных районах <например, в Златоустовском уезде>, относилось к нам с большим подозрением. Но сельские жители хорошо нас кормили и относились к нам по-доброму. Все они хотели знать, что из себя представляют большевики. Мы старались объяснить, но они нам не верили. Они говорили: «Как могли русские православные люди творить все эти ужасные дела, которые вы приписываете большевикам?» Учтите, что все эти люди были хорошо образованы. Они не жили в глубокой изоляции. Многие из них закончили хорошие школы, в том числе и крестьяне. И, конечно, они были очень зажиточными по сравнению с крестьянами в [Центральной. - Ред.] России и были очень далеки от того, чтобы поддерживать большевиков. Но они просто не могли поверить в то, что мы им рассказывали о злодеяниях большевиков. Проблема была в том, что в то время еще не было радио, которое мы могли бы использовать для их просвещения.
Конечно, этого нельзя сказать о <так называемых переселенцах - > тех крестьянах, которые перед войной были переселены из Центральной России государственными агентствами. Хотя эти крестьяне теоретически получали государственную поддержку, на самом деле их поселили на огромных участках земли, которые нужно было освобождать от леса. Прежде чем как-то устроиться, они по три-четыре года жили в большой нужде и почти голодали. Эти люди не были зажиточными.
…большинство из нас, особенно офицеры, были монархистами...
Р.: Вы или кто-то из Ваших офицеров не хотели восстановить Константина Константиновича как Императора?
М.: Его бы восстановили с удовольствием, но он умер.
Р.: Он бы согласился?
М.: Он бы никогда не согласился... /От себя: он бы не согласился, но его бы восстановили. Люди с такой логикой не могли не проиграть/.
Много сейчас говорят о монархии, эти монархисты теперь... Мне, например, когда я приехал, говорят:
- Почему Вы не вступаете в монархическую партию?
Я говорю:
- Только потому, что я монархист...
Меня не тронул Командующий армией (был тогда генерал Сахаров)... Это очень такой был... Его русская литература очень не любит, этого Сахарова, потому что, когда он был Главнокомандующим, наслал всех к Колчаку. Он думал, что он Омск приведет в хороший вид, к одному знаменателю, всех тыловых офицеров он в армию... Он оказался слаб для этого, невозможно было это сделать. Офицерство, если вы хотите его забирать в Омске, - оно бежит на восток. Он ничего не мог... Но… разбирался, конечно, он больше, чем Ханжин...
Р.: А когда сменили Ханжина?
М.: Когда неудачный отход начался... Сменили его по той простой причине, что его приказы совершенно расходились. Командующий Армией должен давать приказ, определяющий известный период, на целый период. А он сыплет: в отмену такого-то, в отмену такого-то... Вы подумайте, как это можно отменять всё время на театре военных действий? У него Щетинкин был, это молодой офицер Генерального штаба, просто не был подготовлен для занятия этой должности...
Это было безобразие такое! Что делать? Вы занимаете деревню, вас встречают чуть ли не хлебом-солью. Вы только расположились, выставили всюду охранение - внутри начинается стрельба ночью. Найдите, кто стрелял! …сейчас же такие части уходили и жгли деревни...
До нас чехи и все эти карательные отряды шли, они за это секли крестьянство и жгли.
Р.: Это озлобило крестьян?
М.: Озлобило, конечно...
Между прочим, когда мы с севера, после Кана пришли, спустились на железную дорогу, мне было сказано, чтобы я не переходил железную дорогу, потому что чехи вступят в бой - проходят их поезда...
И когда пришли туда, выходит офицер:
- Не сметь переходить!
Я говорю:
- Мы на своей территории находимся, а вы здесь - грабители! Ждите, пока мы не перейдем, когда я вам дам разрешение, что можно двигаться вашим поездам.
И так и вышло. С ними только так и поступать!
Р.: А почему вы их силой не сбрасывали с поездов?
М.: Мы не могли, потому что на нас тогда ополчились бы абсолютно все союзники. Ведь они действовали под союзниками, под генералом Жаненом. Все там были: и итальянцы, и каких только не было. Мы только могли им насолить где-нибудь вне своих частей. У меня еще было с ними столкновение, чуть бой не произошел.
…
Забрали пленных 29 человек, я их отправил в тыл, вперед себя, к Ефимову отправил. По дороге такой полковник Глудкин... Он их всех зарубил...
Р.: Он пленных зарубил?
М.: Да, пленных, которых я послал туда, он зарубил.
Р.: А как он так, без суда, без всего?
М.: Рубили якобы в бою, вы тут ничего не сделаете...
Теперь на этом самом Петропавловском заводе заводится ссора с чехами, которые стоят на станции Петропавловский завод, а мы - в селе. Они прислали ко мне для связи (якобы) подполковника... Он заявил, чтобы не смели никто приходить на станцию из моей дивизии. Я говорю:
- Как? Русские не могут по своей территории ходить? Вернитесь, скажите Вашему начальнику, что будут ходить. А так как он захотел, то я нарочно пошлю туда! И попробуйте тронуть!..
Р.: Каковы были Ваши впечатления об атамане Семёнове?
М.: …он мне сказал:
- …Вы представляете, что бы случилось, если бы меня здесь не было? Здесь бы был полный беспорядок и дезорганизация, потому что здесь восстали все казаки.
А я сказал:
- Но, атаман, они восстали против Вас...
Позже, когда я был в тех местах, я узнал, что казаки и рабочие хотели утопить Семёнова и были очень враждебно против него настроены. Они рассказывали мне о нем ужасные вещи: как он лично отдавал приказы убивать людей ни за что...
…барон Унгерн доложил мне:
- Ваше Превосходительство, и т. д. и т. п.
А я вдруг ему сказал, сам не зная, что говорю:
- Но ведь Вы, барон, никого не слушаете?
А он ответил:
- Я не подчиняюсь этому вору в Чите...
Он набирал себе солдат, снимая их с поездов, и таким же образом он поступал с любым имуществом, которое ему требовалось... Я слышал, что у него были какие-то камеры пыток...
Р.: …Семёнов тогда не участвовал в командовании армией?
М.: Нет, но он пытался это делать. Например, когда генерал Вержбицкий был на станции Маньчжурия, я получил приказание от генерала Сукина, начальника штаба атамана Семёнова, наступать тремя колоннами туда-то и туда-то и, конечно, это было совершенно невозможно. Так что я из Борзи вызвал генерала Сукина по проводу и очень долго говорил с ним, пытаясь доказать ему, что его приказание было абсолютно невыполнимо. И я сказал: «До прибытия генерала Вержбицкого я больше не принимаю приказов». И всё.
Прибыл атаман Семёнов, чтобы переговорить со мной. Он приехал на станцию Борзя на бронепоезде, и все его орудия были направлены на главную площадь. Я увидел это и приказал своим артиллеристам выставить все свои пушки на площадь и направить их на этот бронепоезд. Только после этого я к нему туда пошел. Я сказал:
- Хорошо, атаман, Вы направили свои пушки на меня, поэтому я направил свои на Вас. Если Вы попробуете двинуть свой бронепоезд, он будет разбит в щепки. И если я не покину его в назначенное время, то я уже оставил приказ, чтобы по поезду били прямой наводкой.
Атаман Семёнов сразу же ответил:
- О, генерал, что Вы делаете? Всё в порядке!
А я сказал:
- Атаман, Вы пытаетесь издавать приказы теперь, когда уже не осталось тех, кому приказывать. Вы пытаетесь указывать армии, как ей проехать через Маньчжурию, но Вам некем командовать.
Вот так это было. Что еще пытался делать Семёнов - это подкупать старших командиров, давая им по десять тысяч рублей золотом, что называлось, на «необходимые расходы». Конечно, у него было всё золото Колчака, и я знал, что с ним происходило, потому что я знал человека, который состоял в охране этого золота, и он сообщал мне обо всем.
Я отказался от этих денег, а многие другие генералы их приняли. …осенью 1920 года мы полностью порвали с ним отношения...
Наконец мы были в Китае, и, конечно, мои солдаты в тот же вечер напились пьяными...
Многие наши офицеры часто ездили во Владивосток. Хотя я хорошо знал этот город, я туда не ездил. У меня были непростые отношения с американцами... Вообще американские солдаты вели себя там плохо. У них было много денег, они ходили там в рестораны, выпивали и потом затевали драки с русскими...
Когда мы вошли в Приморье, мы узнали, что гражданское правительство во Владивостоке возглавлял Медведев, это было правительство социалистического типа. Сразу после этого один из наших белых генералов, Лебедев, предпринял неудачную попытку свергнуть Медведева, но этот переворот не был осуществлен из-за того, что был плохо организован...
Вскоре командующий вооруженными силами этого правительства прибыл ко мне на станцию, чтобы встретиться со мной и обсудить дела...
Он сказал:
- Во Владивостоке я старался идти навстречу вашим солдатам и не создавать никаких проблем.
Это была правда, он нам содействовал. Когда кто-нибудь из наших солдат совершал проступок, он отправлял их к нам, чтобы мы сами их наказали.
В марте 1921 года социалистическое правительство было свергнуто...
Р.: Для чего вам был нужен этот переворот, если социалистическое правительство не создавало вам никаких особых проблем?
М.: Во-первых, нам нужна была какая-то гражданская власть, с которой мы были бы связаны, и нам нужно было, чтобы кто-нибудь платил армии жалованье. Еще нам нужны были деньги, чтобы купить оружие, которое нам было необходимо для последней схватки с красными. Мы также очень плохо питались, это социалистическое правительство не давало нам практически никакой провизии. Мы подготовили переворот очень просто: развернули широкую пропаганду, в особенности через церкви, где священники начали читать проповеди с сочувствием к нам. Они все нам сочувствовали, за исключением одного архиепископа. У нас было много священников, особенно пожилых, но был и один молодой, он был военным священником в нашей дивизии. Мы хотели, чтобы он был у нас главным священником. Мы знали, что он прекрасно говорил и был хорошим администратором, и мы могли бы с ним работать. Генерал Вержбицкий приказал мне обратиться к архиепископу Михаилу, главе местной епархии, и поговорить с ним о назначении этого молодого священника на ту церковную должность, которую мы хотели. Но я уже предупредил архиепископа Михаила через его секретаря, что если он не даст своего согласия на то, чтобы назначить о. Леонида Викторова на ту должность, на которой его хотели бы видеть мы и остальные наши военные священники, то мы сделаем это сами. Я написал владыке, что мы пребываем в отчаянии, что нам некуда идти и нечего терять: «Мы стоим спиной к океану, поэтому мы сделаем всё, что угодно». Архиепископ в конце концов принял меня и согласился назначить отца Леонида главным военным священником нашей армии и флота.
…мы успешно свергли правительство Медведева...
Р.: Тогда во Владивостоке всё еще были японцы?
М.: Да, были, но они винтовок нам не дали. Потом я купил какое-то оружие у японцев за 30 000 рублей золотом. Нам удалось получить эти деньги у гражданских властей. Случилось так, что многие поезда, которыми командовали чехи, были загружены разного рода оружием... Все эти запасы оружия раньше принадлежали русским и были чехами украдены. Но в конце концов мне удалось уговорить японцев продать нам обратно наше собственное оружие за 30 000 рублей золотом.
На самом деле было так: японцы не то чтобы продали нам оружие, а приняли взятку, чтобы убрать своих часовых от подвижного состава, в котором были винтовки, и мы получили около 5000 винтовок...
Я тогда всё еще верил, что если русские люди увидят, как ужасны большевики, то может произойти внутреннее восстание... /От себя: не увидели/.
Меня даже не поддержали те офицеры-монархисты, которыми был полон Владивосток. Я просил их прислать мне старого кадрового офицера, чтобы он стал военным комендантом города Хабаровска, но даже тогда никто не приехал.
Р.: Считаете ли Вы, что Ваш поход на Хабаровск был бесполезным?
М.: Нет, вовсе не считаю. Он был необходим, потому что он оправдывал наше существование и демонстрировал людям, что мы еще представляли собой военную силу... Эта операция могла бы иметь какое-то военное значение, если бы у нас было достаточно денег... Или если бы амурские казаки восстали против большевиков, но они этого не сделали. Чтобы убедить казаков восстать, я даже отправил к ним агитаторов, но всё, что им удалось, - это уговорить казаков уничтожить нескольких комиссаров. Казаки меня не поддержали. Они объявили, что присоединятся к восстанию, если все казаки восстанут одновременно. Но это, конечно, было невозможно, так как у нас не было денег...
Р.: Викторин Михайлович, почему Белое движение потерпело поражение…?
М.: Белые потерпели поражение из-за того, что в Сибири нас повсюду окружали партизаны, которые были против нас. Чего у нас не было - это способности опираться на народ и находить у него поддержку. Если бы мы умели так или иначе находить подход к людям, всё могло бы быть иначе, но мы были на это не способны. Русские люди не всегда благочестивы, они могут вести себя и как звери, и с ними приходилось поступать в том же духе.
Р.: Как Вы думаете, какова была главная ошибка Колчака и Белого движения в Сибири?
М.: Я думаю, что ошибку надо искать в самой истории в целом, потому что нам не хватало государственных деятелей, и наша армия была не готова управлять гражданскими делами. В царские времена военные не имели права заниматься политикой, и среди наших старших командиров не хватало людей, способных стать государственными деятелями. Колчак таковым не был, и Деникин не был, и это было причиной нашего поражения...
Во время Гражданской войны в Сибири я многому научился. С самого начала войны во Вьетнаме я говорил, что Америка потерпит поражение, потому что как вы можете воевать, если население готово атаковать вас с тыла, что и делают вьетнамцы? Нечто подобное происходило с нами в Сибири. Они будут с вами разговаривать и рассказывать, как они вас любят, работать с вами, а потом, когда представится случай, они будут в вас стрелять.
Р.: Почему население в Сибири было за красных, а не за белых?
М.: Оно не было ни за красных, ни за белых. Местные жители просто ничего не знали и не хотели участвовать в вооруженной борьбе.
Начальником штаба Армии <адмирала Колчака> был генерал Дитерихс. Этот человек был религиозным мистиком, и у него не было большого интереса к военным делам. В штабе был еще генерал Лебедев. Он был совсем не способным человеком. Дитерихс, конечно, разбирался в военных делах, но я думаю, что, будучи мистиком, он оказывал плохое влияние на адмирала Колчака...
[Читать далее]Население, особенно в промышленных районах <например, в Златоустовском уезде>, относилось к нам с большим подозрением. Но сельские жители хорошо нас кормили и относились к нам по-доброму. Все они хотели знать, что из себя представляют большевики. Мы старались объяснить, но они нам не верили. Они говорили: «Как могли русские православные люди творить все эти ужасные дела, которые вы приписываете большевикам?» Учтите, что все эти люди были хорошо образованы. Они не жили в глубокой изоляции. Многие из них закончили хорошие школы, в том числе и крестьяне. И, конечно, они были очень зажиточными по сравнению с крестьянами в [Центральной. - Ред.] России и были очень далеки от того, чтобы поддерживать большевиков. Но они просто не могли поверить в то, что мы им рассказывали о злодеяниях большевиков. Проблема была в том, что в то время еще не было радио, которое мы могли бы использовать для их просвещения.
Конечно, этого нельзя сказать о <так называемых переселенцах - > тех крестьянах, которые перед войной были переселены из Центральной России государственными агентствами. Хотя эти крестьяне теоретически получали государственную поддержку, на самом деле их поселили на огромных участках земли, которые нужно было освобождать от леса. Прежде чем как-то устроиться, они по три-четыре года жили в большой нужде и почти голодали. Эти люди не были зажиточными.
…большинство из нас, особенно офицеры, были монархистами...
Р.: Вы или кто-то из Ваших офицеров не хотели восстановить Константина Константиновича как Императора?
М.: Его бы восстановили с удовольствием, но он умер.
Р.: Он бы согласился?
М.: Он бы никогда не согласился... /От себя: он бы не согласился, но его бы восстановили. Люди с такой логикой не могли не проиграть/.
Много сейчас говорят о монархии, эти монархисты теперь... Мне, например, когда я приехал, говорят:
- Почему Вы не вступаете в монархическую партию?
Я говорю:
- Только потому, что я монархист...
Меня не тронул Командующий армией (был тогда генерал Сахаров)... Это очень такой был... Его русская литература очень не любит, этого Сахарова, потому что, когда он был Главнокомандующим, наслал всех к Колчаку. Он думал, что он Омск приведет в хороший вид, к одному знаменателю, всех тыловых офицеров он в армию... Он оказался слаб для этого, невозможно было это сделать. Офицерство, если вы хотите его забирать в Омске, - оно бежит на восток. Он ничего не мог... Но… разбирался, конечно, он больше, чем Ханжин...
Р.: А когда сменили Ханжина?
М.: Когда неудачный отход начался... Сменили его по той простой причине, что его приказы совершенно расходились. Командующий Армией должен давать приказ, определяющий известный период, на целый период. А он сыплет: в отмену такого-то, в отмену такого-то... Вы подумайте, как это можно отменять всё время на театре военных действий? У него Щетинкин был, это молодой офицер Генерального штаба, просто не был подготовлен для занятия этой должности...
Это было безобразие такое! Что делать? Вы занимаете деревню, вас встречают чуть ли не хлебом-солью. Вы только расположились, выставили всюду охранение - внутри начинается стрельба ночью. Найдите, кто стрелял! …сейчас же такие части уходили и жгли деревни...
До нас чехи и все эти карательные отряды шли, они за это секли крестьянство и жгли.
Р.: Это озлобило крестьян?
М.: Озлобило, конечно...
Между прочим, когда мы с севера, после Кана пришли, спустились на железную дорогу, мне было сказано, чтобы я не переходил железную дорогу, потому что чехи вступят в бой - проходят их поезда...
И когда пришли туда, выходит офицер:
- Не сметь переходить!
Я говорю:
- Мы на своей территории находимся, а вы здесь - грабители! Ждите, пока мы не перейдем, когда я вам дам разрешение, что можно двигаться вашим поездам.
И так и вышло. С ними только так и поступать!
Р.: А почему вы их силой не сбрасывали с поездов?
М.: Мы не могли, потому что на нас тогда ополчились бы абсолютно все союзники. Ведь они действовали под союзниками, под генералом Жаненом. Все там были: и итальянцы, и каких только не было. Мы только могли им насолить где-нибудь вне своих частей. У меня еще было с ними столкновение, чуть бой не произошел.
…
Забрали пленных 29 человек, я их отправил в тыл, вперед себя, к Ефимову отправил. По дороге такой полковник Глудкин... Он их всех зарубил...
Р.: Он пленных зарубил?
М.: Да, пленных, которых я послал туда, он зарубил.
Р.: А как он так, без суда, без всего?
М.: Рубили якобы в бою, вы тут ничего не сделаете...
Теперь на этом самом Петропавловском заводе заводится ссора с чехами, которые стоят на станции Петропавловский завод, а мы - в селе. Они прислали ко мне для связи (якобы) подполковника... Он заявил, чтобы не смели никто приходить на станцию из моей дивизии. Я говорю:
- Как? Русские не могут по своей территории ходить? Вернитесь, скажите Вашему начальнику, что будут ходить. А так как он захотел, то я нарочно пошлю туда! И попробуйте тронуть!..
Р.: Каковы были Ваши впечатления об атамане Семёнове?
М.: …он мне сказал:
- …Вы представляете, что бы случилось, если бы меня здесь не было? Здесь бы был полный беспорядок и дезорганизация, потому что здесь восстали все казаки.
А я сказал:
- Но, атаман, они восстали против Вас...
Позже, когда я был в тех местах, я узнал, что казаки и рабочие хотели утопить Семёнова и были очень враждебно против него настроены. Они рассказывали мне о нем ужасные вещи: как он лично отдавал приказы убивать людей ни за что...
…барон Унгерн доложил мне:
- Ваше Превосходительство, и т. д. и т. п.
А я вдруг ему сказал, сам не зная, что говорю:
- Но ведь Вы, барон, никого не слушаете?
А он ответил:
- Я не подчиняюсь этому вору в Чите...
Он набирал себе солдат, снимая их с поездов, и таким же образом он поступал с любым имуществом, которое ему требовалось... Я слышал, что у него были какие-то камеры пыток...
Р.: …Семёнов тогда не участвовал в командовании армией?
М.: Нет, но он пытался это делать. Например, когда генерал Вержбицкий был на станции Маньчжурия, я получил приказание от генерала Сукина, начальника штаба атамана Семёнова, наступать тремя колоннами туда-то и туда-то и, конечно, это было совершенно невозможно. Так что я из Борзи вызвал генерала Сукина по проводу и очень долго говорил с ним, пытаясь доказать ему, что его приказание было абсолютно невыполнимо. И я сказал: «До прибытия генерала Вержбицкого я больше не принимаю приказов». И всё.
Прибыл атаман Семёнов, чтобы переговорить со мной. Он приехал на станцию Борзя на бронепоезде, и все его орудия были направлены на главную площадь. Я увидел это и приказал своим артиллеристам выставить все свои пушки на площадь и направить их на этот бронепоезд. Только после этого я к нему туда пошел. Я сказал:
- Хорошо, атаман, Вы направили свои пушки на меня, поэтому я направил свои на Вас. Если Вы попробуете двинуть свой бронепоезд, он будет разбит в щепки. И если я не покину его в назначенное время, то я уже оставил приказ, чтобы по поезду били прямой наводкой.
Атаман Семёнов сразу же ответил:
- О, генерал, что Вы делаете? Всё в порядке!
А я сказал:
- Атаман, Вы пытаетесь издавать приказы теперь, когда уже не осталось тех, кому приказывать. Вы пытаетесь указывать армии, как ей проехать через Маньчжурию, но Вам некем командовать.
Вот так это было. Что еще пытался делать Семёнов - это подкупать старших командиров, давая им по десять тысяч рублей золотом, что называлось, на «необходимые расходы». Конечно, у него было всё золото Колчака, и я знал, что с ним происходило, потому что я знал человека, который состоял в охране этого золота, и он сообщал мне обо всем.
Я отказался от этих денег, а многие другие генералы их приняли. …осенью 1920 года мы полностью порвали с ним отношения...
Наконец мы были в Китае, и, конечно, мои солдаты в тот же вечер напились пьяными...
Многие наши офицеры часто ездили во Владивосток. Хотя я хорошо знал этот город, я туда не ездил. У меня были непростые отношения с американцами... Вообще американские солдаты вели себя там плохо. У них было много денег, они ходили там в рестораны, выпивали и потом затевали драки с русскими...
Когда мы вошли в Приморье, мы узнали, что гражданское правительство во Владивостоке возглавлял Медведев, это было правительство социалистического типа. Сразу после этого один из наших белых генералов, Лебедев, предпринял неудачную попытку свергнуть Медведева, но этот переворот не был осуществлен из-за того, что был плохо организован...
Вскоре командующий вооруженными силами этого правительства прибыл ко мне на станцию, чтобы встретиться со мной и обсудить дела...
Он сказал:
- Во Владивостоке я старался идти навстречу вашим солдатам и не создавать никаких проблем.
Это была правда, он нам содействовал. Когда кто-нибудь из наших солдат совершал проступок, он отправлял их к нам, чтобы мы сами их наказали.
В марте 1921 года социалистическое правительство было свергнуто...
Р.: Для чего вам был нужен этот переворот, если социалистическое правительство не создавало вам никаких особых проблем?
М.: Во-первых, нам нужна была какая-то гражданская власть, с которой мы были бы связаны, и нам нужно было, чтобы кто-нибудь платил армии жалованье. Еще нам нужны были деньги, чтобы купить оружие, которое нам было необходимо для последней схватки с красными. Мы также очень плохо питались, это социалистическое правительство не давало нам практически никакой провизии. Мы подготовили переворот очень просто: развернули широкую пропаганду, в особенности через церкви, где священники начали читать проповеди с сочувствием к нам. Они все нам сочувствовали, за исключением одного архиепископа. У нас было много священников, особенно пожилых, но был и один молодой, он был военным священником в нашей дивизии. Мы хотели, чтобы он был у нас главным священником. Мы знали, что он прекрасно говорил и был хорошим администратором, и мы могли бы с ним работать. Генерал Вержбицкий приказал мне обратиться к архиепископу Михаилу, главе местной епархии, и поговорить с ним о назначении этого молодого священника на ту церковную должность, которую мы хотели. Но я уже предупредил архиепископа Михаила через его секретаря, что если он не даст своего согласия на то, чтобы назначить о. Леонида Викторова на ту должность, на которой его хотели бы видеть мы и остальные наши военные священники, то мы сделаем это сами. Я написал владыке, что мы пребываем в отчаянии, что нам некуда идти и нечего терять: «Мы стоим спиной к океану, поэтому мы сделаем всё, что угодно». Архиепископ в конце концов принял меня и согласился назначить отца Леонида главным военным священником нашей армии и флота.
…мы успешно свергли правительство Медведева...
Р.: Тогда во Владивостоке всё еще были японцы?
М.: Да, были, но они винтовок нам не дали. Потом я купил какое-то оружие у японцев за 30 000 рублей золотом. Нам удалось получить эти деньги у гражданских властей. Случилось так, что многие поезда, которыми командовали чехи, были загружены разного рода оружием... Все эти запасы оружия раньше принадлежали русским и были чехами украдены. Но в конце концов мне удалось уговорить японцев продать нам обратно наше собственное оружие за 30 000 рублей золотом.
На самом деле было так: японцы не то чтобы продали нам оружие, а приняли взятку, чтобы убрать своих часовых от подвижного состава, в котором были винтовки, и мы получили около 5000 винтовок...
Я тогда всё еще верил, что если русские люди увидят, как ужасны большевики, то может произойти внутреннее восстание... /От себя: не увидели/.
Меня даже не поддержали те офицеры-монархисты, которыми был полон Владивосток. Я просил их прислать мне старого кадрового офицера, чтобы он стал военным комендантом города Хабаровска, но даже тогда никто не приехал.
Р.: Считаете ли Вы, что Ваш поход на Хабаровск был бесполезным?
М.: Нет, вовсе не считаю. Он был необходим, потому что он оправдывал наше существование и демонстрировал людям, что мы еще представляли собой военную силу... Эта операция могла бы иметь какое-то военное значение, если бы у нас было достаточно денег... Или если бы амурские казаки восстали против большевиков, но они этого не сделали. Чтобы убедить казаков восстать, я даже отправил к ним агитаторов, но всё, что им удалось, - это уговорить казаков уничтожить нескольких комиссаров. Казаки меня не поддержали. Они объявили, что присоединятся к восстанию, если все казаки восстанут одновременно. Но это, конечно, было невозможно, так как у нас не было денег...
Р.: Викторин Михайлович, почему Белое движение потерпело поражение…?
М.: Белые потерпели поражение из-за того, что в Сибири нас повсюду окружали партизаны, которые были против нас. Чего у нас не было - это способности опираться на народ и находить у него поддержку. Если бы мы умели так или иначе находить подход к людям, всё могло бы быть иначе, но мы были на это не способны. Русские люди не всегда благочестивы, они могут вести себя и как звери, и с ними приходилось поступать в том же духе.
Р.: Как Вы думаете, какова была главная ошибка Колчака и Белого движения в Сибири?
М.: Я думаю, что ошибку надо искать в самой истории в целом, потому что нам не хватало государственных деятелей, и наша армия была не готова управлять гражданскими делами. В царские времена военные не имели права заниматься политикой, и среди наших старших командиров не хватало людей, способных стать государственными деятелями. Колчак таковым не был, и Деникин не был, и это было причиной нашего поражения...
Во время Гражданской войны в Сибири я многому научился. С самого начала войны во Вьетнаме я говорил, что Америка потерпит поражение, потому что как вы можете воевать, если население готово атаковать вас с тыла, что и делают вьетнамцы? Нечто подобное происходило с нами в Сибири. Они будут с вами разговаривать и рассказывать, как они вас любят, работать с вами, а потом, когда представится случай, они будут в вас стрелять.
Р.: Почему население в Сибири было за красных, а не за белых?
М.: Оно не было ни за красных, ни за белых. Местные жители просто ничего не знали и не хотели участвовать в вооруженной борьбе.