Книга мертвых
Шел август 2009 года. Банки, консалтинговые фирмы, да и все мало-мальски уважающие себя компании отказывались брать на работу только что выпустившихся недоученных специалистов. Наоборот, все сокращали штат. Выпускники экономических факультетов, да и вся экономическая братия, прочувствовали на себе это лучше всего. И только в Макдональдсе по-прежнему требовались главные ассенизаторы и дипломированные изготовители гамбургеров.
Мишка уже который месяц бесплатно работал в банке «Санкт-Петербург» в кредитном отделе. Все началось еще с лета четвертого курса, когда он совершенно случайно попал туда на практику. Ему доверили трудотерапию: он целый месяц разбирал архив. Зато, копаясь в старых заключениях и раскладывая различные выписки из ЕГРЮЛов и прочих реестров, он набрал материал для предстоящего диплома. А сплетни, случайно подслушанные им, сделали из него настоящего доку межличностных отношений в профессиональной среде банка. И очень естественным образом он договорился о том, что преддипломную практику пятого курса он будет проходить именно в этом банке и именно в этом отделе. Но проходить не просто так, а с прицелом на будущее. Тем более, отделу все равно требовался младший экономист - в кредитном отделе как раз пустовал стол, за который и посадили Мишку. Все, вроде как, были счастливы. Но в конце 2008 года случилось вполне предугадываемое событие. Мировой финансовый кризис докатился и до России. И о расширении отдела как-то перестали разговаривать. Все стали дрожать за свои места. Мишку, конечно, не выгнали, но, по выражению его лучшего друга Темки, стали активно «кормить завтраками» - беззарплатное стажерство тянулось уже седьмой месяц.
В последнее время Мишка часто размышлял о том, почему он поступил на экфак, в детстве-то ему мечталось о далеких странах и море, очень хотелось быть пиратом. Но на пиратов нигде не учат. Эх, поступил бы он в военно-морское и горя бы не знал. Но почему-то решил, что экономист - прибыльней. Да и перспектив больше. Н-да, вот тебе и перспективы.
Без десяти семь. Вечер четверга. Мишка приступил к анализу пассивов заемщика. Пальцы послушно забегали по клавиатуре старенького компьютера, в вордовском документе материализовалась следующая надпись: «Увеличение в отчетном периоде имущества предприятия произошло с одновременным увеличением краткосрочных пассивов, которые за указанный период увеличились в 40 раз. Одновременно с этим у предприятия выросла кредиторская задолженность в 9,4 раза». Что из этого следовало, Мишке думать не хотелось. Он поставил точку, откинулся на офисное кресло и закрыл глаза. Под веками защипало. Устал. Семь ровно. Можно со спокойной совестью заканчивать рабочий день и идти домой, чтобы завтра опять сюда вернуться - работать. Возвращаться и трудиться не хотелось. Интересно, подумал Мишка, если тебе платят за работу, то отношение к труду меняется? Или все так же лень? Мишка вздохнул, выключил компьютер и, попрощавшись со всеми, вышел на улицу. Ехать домой отчаянно не хотелось. Дома - потерявший работу папа, мама, пытающаяся держаться изо всех сил, приехавшая из Украины погостить на недельку дородная тетя Галя, вечно ахающая и охающая на Мишкину худобу, да еще и племяшка Любочка, дочка тети Гали, девочка-пончик, патологическая отличница, в этом году поступившая в Национальный медицинский университет имени Богомольца в Киеве. Короче, домой не хотелось. Конечно, можно было бы позвонить Темке и Костику, и отправиться пить пиво в ближайший СПб-бар, но августовский вечер так гостеприимно распахивал объятия, так звал вечерней Невой и так заманчиво пах обещанием долгожданной свежести и прохлады после душного офисного дня, что Мишка решил дойти до Василеостровской, а там доехать по прямой до Елизаровской. Итак, с площади Островского по переулку Крылова, минуя шумный Невский, перескакивая через запруженную Садовую на Ломоносовскую к Грибоканалу, где можно не торопясь отдышаться, потом на Гороховую, мимо «Pizza Hut», свернуть к Синему мосту, чтобы выйти прямиком к Исаакиевскому, ну а дальше все просто - к Английской набережной мимо Манежа, пересечь мост и задержаться у Сфинксов, посмотреть в глаза древнему фараону Аменхотепу III, постоять, помечтать, подумать, полюбоваться вечерним Питером - выкроить для себя полчасика, а потом молча брести по наполовину пешеходной 7-ой линии Васьки, сесть в метро и оказаться дома.
Мишка надел на шею плеер, вставил в уши наушники и звуки большого города пропали как по мановению волшебной палочки. Вместо этого в ушах играл скаченный недавно лонж, кажется какой-то Blue Swerver, настраивая на лирическо-филосовский лад. Как раз под настроение. Под такую музыку хорошо думалось. И Мишка пошел. На Университетской набережной лонжовский альбом закончился, плеер начал проигрывать следующую по списку папку. Это оказался Greenday. Чего-то тяжелого не хотелось. Мишка выключил плеер, вытащил наушники и спустился мимо Сфинксов к Неве. Присел на ступеньку. Он как раз застал такое время, когда для дневных экскурсий было уже поздно, а для ночных еще слишком рано и около сфинксов и грифонов не терлись разнородной массой туристы. Можно было просто сидеть и слушать плеск волн. Тихо, спокойно. Как на море. Мишка закрыл глаза.
- Привет, можно? - хрипловатый женский голос вывел его из задумчивости. Мишка открыл глаза. Перед ним стояла коротко стриженная рыжая девушка с ног до головы обвешанная всевозможными фенечками из голубых бусин-скарабеев.
- Меня Софой зовут, - девушка присела рядом и расправила льняную зеленую юбку, подобранную удивительно в тон к ее глазам, - Хочешь закурить? - зеленые глаза хитро стрельнули в Мишку.
- Нет, спасибо, я не курю. Кстати, я - Миша.
- Тогда закурю одна я, не возражаешь?
- Ни сколечко.
- Вот и ладненько, - Софа затянулась и выпустила дым из легких тонкой струйкой, - Любишь сфинксов?
- Да, а ты?
- Я тоже. Я учусь в Академии Художеств, мой дипломный проект - живопись Древнего Египта.
- Так они ж в основном гробницы расписывали.
- Ну да. Вот и я, так сказать, гробницы расписываю.
- Так ты вроде художницы?
- Почему «вроде»? Художница и есть, - Софа обиженно поджала губы.
- Ладно, не обижайся. А где ты гробницы-то в Питере нашла?
- Ну, это не совсем гробницы, я подвал у нас в Академии расписываю. У меня там даже два саркофага стоит.
- Настоящие?
- Да ну тебя, кто же настоящие саркофаги мне отдаст. Мне туда друзья две старые ванны притащили, да фанерой обшили. Я и их расписала.
- Круто.
- Слушай, что это я про себя, да про себя. А ты сам чем занимаешься? Учишься или уже работаешь?
- Я в этом году закончил учиться, госы сдал, диплом написал, вроде как работаю, только вот денег не платят.
- Печально это, но ты не переживай, все образуется. На кого учился-то?
- На экономиста. Когда поступал, то эта профессия самой прибыльной считалась. Смешно, правда?
- Да, вашему брату сейчас тяжело. Я каждый день в новостях читаю, что всех увольняют, банки закрываются. Я, правда, в этом ничего не понимаю, но все равно жалко. Тебе лет-то сколько?
- Двадцать два исполнилось недавно.
- О, двадцать два, две двойки, Гор и Сет, Нефтида и Исида или две рыбы Абту и Ант перед ладьей Атет …
- Что, прости?
- О нет, ничего. Двадцать два - это так мало. Не переживай, еще будешь зарабатывать, - быстро затараторила Софа, - Кстати, не хочешь на мой подвал посмотреть? - новоиспеченная Мишкина знакомая как-то чересчур плотоядно улыбнулась. Мишку аж передернуло от ее улыбки. «Что, девчонки испугался?» - пронесся ехидный вопрос в голове. Но кто-то очень мудрый внутри Мишки включил красное табло тревоги, которое постоянно загоралась у наших полутравоядных предков. Надпись на табло гласила: «Внимание! Хищник! Срочное отступление!» Все Мишкино существо напряглось.
- Эммм, да знаешь, мне пора уже, задерживаться нельзя…, - Мишка пытался найти нужные слова для отказа, но понимал, что с каждой секундой выглядит все более глупо, - Меня мама дома ждет, - ляпнул он напоследок.
- Да ладно тебе, мы здесь уже полчаса сидим, мама его ждет! А у меня ключ от подвала с собой, - сверкнула глазами Софа.
Мишка почувствовал, как покрылся холодной испариной, а по спине забегали мурашки. Надо было срочно делать ноги от этой странной девушки.
- Нет, знаешь, спасибо большое, но в другой раз. Мне, правда, пора, - и Мишка решительно встал.
- Софья, - на верхних ступеньках лестницы материализовался какой-то дядька средних лет, гладко выбритый, с ужасно бледным лицом и черными ввалившимися глазами. Одет он был в какой-то непонятного вида черный балахон, - Софья, одна из моих лучших студенток в классе живописи. И вместо того, чтобы готовиться к экзамену, она гуляет с молодыми людьми по ночному городу! Как не стыдно! Как аморально!
- Это Валентин Николаевич, руководитель моего проекта, - быстро прошептала Софа Мишке, Странный дядька, но препод хороший, да и художник талантливый. Это он идею про подвал подкинул.
Мишка кивнул, а про себя подумал: «август месяц, какие, нафиг экзамены, какая подготовка?».
- Валентин Николаевич, не кипятитесь, только про подготовку и думаю, - Софа особо выделила слово подготовка, - вот, хочу новому знакомому подвал показать, чтобы критику объективную услышать, да вот только он отказывается. Скромный.
- Скромный, говорите… хм…, молодой человек, вы скромный или попросту испугались?
- Ничего я не испугался, - обиделся Мишка, - Просто мне, действительно, уже пора.
- Ну, молодой человек, нельзя же так, раз уж девушка, начинающая великая художница, просит! Вы упускаете свой шанс, плывущий к вам прямо в руки, присутствовать при открытии гения и рождении таланта! - во время речи странный препод в балахоне поспешно спустился на целый пролет и теперь стоял на ступеньку выше ребят, чуть наискось, аккуратненько над Мишкой.
- Ну пожалуйста, пойдем, - Софа спустилась на ступеньку ниже и взяла Мишку за руки. Теперь Мишка стоял к дядьке спиной.
- Пойдем, пойдем, а я вас провожу, - зашипел на ухо Мишке дядька. У Мишки волосы встали дыбом, он кое-как сглотнул набежавшую за эти несколько секунд слюну, резко дернулся в сторону, пытаясь высвободить свои руки из рук худенькой Софы. Но эта короткостриженная девчонка оказалась на удивление очень сильной. Она мертвой хваткой вцепилась в Мишкины руки. В этот самый момент что-то зашуршало над головой Мишки, и через мгновение он почувствовал, как шею ему сжимает капроновый шнурок. «Удавка!» - пронеслось в голове. Руки было не освободить, дышать становилось все тяжелее - Валентин Николаевич умело затягивал капроновый шнур вокруг Мишкиной шеи. Петербуржский закат растворился в красной дымке. Последнее, что услышал Мишка, были слова Софы:
- О, Нехту Амон Победоносный! Все просто шикарно! В его возрасте - две дойки, Гор и Сет, две великие богини, Нут и Нун! Все просто шикарно! Шикарная жертва!
- Тихо, Мерит! Никогда не называй меня этим именем при Атуме! Ты еще не приняла имя, а уже ведешь себя не как простая послушница, а как полновластная жрица! - зашипел дядька поверх оседающего на ступеньки Мишки.
***
Шорохи, какой-то непонятный красноватый полумрак, холод, впивающийся в позвоночник, и постепенное онемение конечностей, и ощущение такое, как будто из рук и ног выливают живительную влагу. Сознание медленно возвращалось к Мишке. Он с трудом приоткрыл веки. Зрение было тяжело фокусировать, да и картина, представшая перед Мишкиным взором, явно смахивала на бред шизофреника. Мутным, пьяным от потери крови взглядом, Мишка увидел следующее: он лежал в довольно темном, явно подвальном, помещении, освещенном только свечами, но свечей было море, хотя они и концентрировались лишь в определенных участках довольно-таки большой комнаты. У противоположенной стены, подсвеченной уже догорающими свечами, сидела его новоявленная знакомая Софа и в каком-то наркотическом экстазе малевала красной краской прямоугольник, полушепча и выдыхая следующие слова: «… я чиста перед ритуалом, я не вкушала ни мяса, ни рыбы и не ложилась с мужчинами перед ритуалом, я сделаю подношения в виде хлебов и пива, и сожгу фимиам на огне Осириса Ун-нефера, и твоя Ху, Михаил, ради которой это будет исполнено, уподобится святому богу загробного царства, и не у одних ворот Аменти ее не заставят повернуть назад, и она будет пребывать в свите Осириса, куда бы он ни пошел, вечно и постоянно… а пока я помогу пройти тебе, о Ху Михаила, через зал двойной Маати, я дарю тебе этот зал, я дарю тебе слова, обеспечивающие тебе покровительство Нефтиды и Исиды, и всех сорока двух богов…»
- Софа-дура! - в душное помещение подвала ворвался парень с дредами, собранными на затылке в пучок. Парень был в перчатках мясника и каком-то халате-балахоне, подозрительно смахивающим на медицинский халат, только то, что было на парне, висело на нем как на вешалке, хотя сам по себе молодой человек вовсе не был худым. На полах странного одеяния парень принес в душный подвал кусочек прохлады ночного Питера. Мишка, уже закативший глаза, снова еле-еле размежил веки.
- Придет магистр - тебе вставит! - бушевал парень, - Нельзя читать святые тексты перед абы кем, тем более еще живым! Даже если тексты читаются в его честь.
Софа вышла из транса и промурлыкала:
- Ани, ты мне мешаешь, я - творю.
- Соф, ты действительно дура или только притворяешься?
Оскорбленная Софья перешла на шипение:
- Как ты смеешь меня так называть? У меня Имя есть! Зови им или выметайся отсюда! А не то я прокляну тебя!
- Не сможешь, тебя еще не посвятили.
- Заткнись!
- Ох, что-то ты сегодня зла.
-«… я поднимаю руку человека, который неподвижен…»
- Кстати, повторяю еще раз: священные тексты из Книги о Восхождении к Свету перед живыми не читают. Да еще в абы какой последовательности.
- Прочь, стервятник! Это моя жертва Осирису. Он мертв.
- Ага, как же! Вы его даже и не придушили как следует, вон он глаза то закрывает, то открывает, - парень подлетел к Мишке, освободил руку от перчатки, и взял Мишкино запястье, - да, даже пульс прощупывается, несмотря на ваши попытки кровь из него вылить. Зачем в ванну со льдом положили? Кто так кровь выпускает?
Последние слова шумного парня в балахоне прямо-таки обожгли холодным душем Мишкино уже готовое отключиться сознание. Он волевым усилием открыл глаза и окинул взглядом себя самого. Он лежал в одной из расписанных ванн. Ванна была наполнена льдом. Вот, откуда холод - подумалось Мишке. Из вен на локтях и под коленями торчали тоненькие трубочки, а из трубочек тонкой струйкой лилась кровь в небольшие баночки. Видимо, баночки периодически меняли, т.к. они были слишком маленькими, чтобы вместить тот объем крови, который, по Мишкиным прикидкам, уже успел из него вылиться.
- Что здесь происходит? Почему так шумно? - в подвал вошел Валентин Николаевич.
- Да ничего такого, вы его просто не убили, вот и все.
- Антон, - Валентин Николаевич обратился к парню с дредами, - тогда просто доверши начатое и не лезь к Софье, у нее сегодня важная ночь.
- Хорошо, магистр.
- Вот и договорились.
Валентин Николаевич исчез в дверном проеме.
- Занимайся своими делами, и не лезь в мои, понял, стервятник! - Софья уже просто брызгала слюной.
- Ну-ну, тихо, - Антон-Ани уже склонился над Мишкой, тихо бурча - Эх, вот так всегда, они накосячат, а мне - переделывай. Еще и эта обзывается. Мою благородную профессию врача только что к поедателям падали приравняла. И тебя еще мучиться заставила, тяжело ведь, наверное, умирать? Каково это чувствовать, как жизнь утекает из тебя в буквальном смысле тоненькими струйками? - в голосе парня появились нотки неподдельного сочувствия, - Эх, бедняга ты, жалко мне тебя, - Антон положил подбадривающим движением руку на Мишкин лоб. Или Мишке только показалось, что движение было подбадривающим? - Ну, ничего, скоро уже все, отмучаешься.
Парень привычным движением откуда-то из-под полы вытащил скальпель, подышал на него, протер рукавом халата.
- Эй, Софья, а вы раствор формалина заготовили?
- Слушай, падальщик, не видишь, в углу две канистры стоят?
- Ясно, спасибо, - и тихо себе под нос, - Что-то она сегодня нервная.
Холод скальпеля обжег Мишкину разгоряченную шею в районе аорты. Ледяные пальцы Антона довершили дело. Кровь не брызнула, но полилась уверенными толчками. Мысли Мишки путались: «Боже,… какие у него, оказывается холодные руки… вот и конец… скорей бы уж,… а я так и не попробовал кукурузы в этом году…» Сознание Мишки плавало в каком-то курином бульоне. Страшно уже не было. Мишка как бы парил под потолком подвала и видел, как Антон, вытерев руки о халат, идет к канистрам, как он их перекатывает при помощи Софы, как исчезает в дверном проеме и возвращается с какими-то трубочками, как Мишку перекладывают на принесенный Валентином Николаевичем стол, как Софа сидит рядом с Мишкой, гладит его по волосам, нежно смотрит в глаза и поет. Что Софа пела - Мишка догадался потому, что у нее открывался и закрывался рот, ибо картинку-то он видел, а вот звука не было. Как будто смотришь фильм на ноуте, а звук забыл включить - пронеслась мысль у Мишки.
Вскоре Мишке надоело летать под потолком, и он опустился к той стене, на которой Софа рисовала зал двойной Маати. Он вжался спиной в сырую стену, обнял себя за коленки. Не холодно, а как-то зябко. Делать было нечего, да и не хотелось. Присутствовало жгучее желание просто закрыть глаза и раствориться в ласковой темноте, но так почему-то не получалось. И Мишка стал наблюдать, что делается в центре подвальной залы. А там происходили странные вещи. Мишка лежал на столе, а вокруг него суетился Антон, только его халат был весь измазан в крови. Рядом стоял Валентин Николаевич в черном балахоне и читал какие-то тексты, Софа, так же облаченная в нечто черное, пыталась помогать Антону. От того Мишки, что лежал на столе с распоротой грудиной и разведенными ребрами, к другому, сидящему около стенки, тянулась тоненькая серебряная ниточка. Она-то и не пускала Мишку в спасительную тьму. Чем дольше происходили различные манипуляции внутри Мишки, лежащего на столе, тем отчетливей и ярче становилась ниточка, пока она, наконец, не засверкала звездой. Да и вакуумная тишина отступала. А когда Антон закончил вливать в Мишку раствор формалина через аорту, рассеченную рядом с сердцем, вытащил все зажимы и трубки, и аккуратно зашил артерию, а Софа осторожно растерла Мишкины лицо, уши, шею и руки, то звук практически вернулся, стало слышно все, но как будто через стену из ваты: голоса звучали как тихий шепот, а звуки были глухими.
- Что ж, пусть он теперь полежит. Конечно, не нантор, но где нам его взять, да еще 200 литров, - прошелестел Валентин Николаевич.
- Все будет пучком, кровь вытекать перестала, я все зашил, - а это шепот Антона-Ани.
- Это хорошо… ну, Софа, поздравляю, ты теперь Мерит, жрица Осириса. Так веди ж своего Осириса-Михаила к свету в ладье Ра и достатку в Дуате, - Николай Валентинович слегка поклонился Софе. Та вся зарделась (так показалось Мишке, хотя было и темно), - а я удаляюсь. Вы двое, уберите тут.
И Николай Валентинович вышел. Обычно разговорчивая и вспыльчивая, Софа-Мерит, не произнося ни слова, стала убираться. Антон-Ани тоже все делал молча. Они вымыли пол, убрали канистры.
- Ладно, жрица, я пошел.
- Давай, а я пока останусь. Церемония еще не завершена. Осирис не одет, гимны не пропеты.
- Хорошо, только не задерживайся здесь, Софка. Жутко все это как-то, хотя я уж и не в первый раз это делаю.
Когда Софа осталась одна, она первым делом направилась в один из углов подвала, где лежал ворох тканей. Она выбрала те, что побелее, подошла к Мишкиному телу и стала его обматывать, приговаривая при этом: «Приветствую тебя, о ты, пришедший как Хепри, Хепри - творец богов. Ты восходишь над горизонтом, ты сияешь, ты озаряешь…».
Дальше Мишка не слушал. Он опять попытался закрыть глаза. Самое странное, что у него получилось. С каждой новой фразой, произнесенной Софой-Мерит, Мишка становился как бы реальнее. Мишка успокоился. Ему стало так благостно, так хорошо, так гармонично. Он плыл по вибрациям Софиного голоса. «Вот это и есть гармония… класс», опять случайная мысль посетила Мишкину голову.
- Эм, привет. Не помешаю?
Мишка нехотя открыл глаза и уставился на странного невысокого смуглого человечка. Через плечо у него была перекинута шкура леопарда.
- Ты кто?
- Я - Сем, - гордо произнес человечек и протянул Мишке руку.
- И? - Мишка удивленно покосился на протянутую руку.
- Как это «и?»? Пойдем!
- Куда?
- Ты - варвар, что из пустыни пришел? Хотя церемонию тебе проводят, как благородному, по всем правилам.
- Я не варвар и в пустыне никогда не был. Зовут Михаилом. И что вообще это за церемония?
- Так ты ничего не знаешь? - человечек сразу сник.
- Нет, а что я должен знать?
Тут Сем повнимательней присмотрелся к Мишке. Одет он был необычно, кожа - слишком светлая, черты лица - некрасивые. Сем кинул взгляд на жрицу. Н-да, она тоже оставляла желать лучшего. Священные тексты читала на тягучем наречии, имена богов каверкала, да и наряд у нее был не жреческий, а какой-то плебейский. Где белоснежные одежды? Где маска Анубиса? Сем вздохнул, присел рядом с Мишкой и спросил:
- А какая сейчас династия у власти?
Мишка посмотрел на него как на какого-то шута. Тогда Сем спросил иначе:
- Назови тогда год.
- Ну, 2009, от Рождества Христова, если интересно, - Мишка очень подозрительно разглядывал странного маленького человечка.
- А кто такой Христос? И почему его рождение было таким значимым?
- Ну, ты даешь! Ты не знаешь, кто такой Иисус? Это, типа, сын Божий. Спаситель человечества. Так христианская религия учит.
- Христианская? Новый бог родился? Что-то типа Атона?
- Какого Антона?
- Его рождению способствовал Эхнатон или Аменхотеп IV, но Ра-Амон-Хепри не любит, когда упоминается имя этого недостойного фараона. Так что нам запрещено упоминать его имя всуе.
- Фараоны, Ра-Амоны… странно… ты что, фанатик Древнего Египта?
Тут Сем обиделся. Еще никогда никто не называл его, Проводника в зал суда, фанатиком! Еще никто с ним так бесцеремонно не разговаривал.
- Я - Сем! Сон мой был долог, а сейчас я пробудился, Великие Боги проснулись и требуют тебя к себе!
- И?
Сем еще раз окинул взглядом Мишку. Видимо, странный парень, действительно, не прикидывается. Похоже, что он и вправду ничего не знает. Во истину, долго же я спал, подумал Сем.
- Исида, дай мне терпения! Я - проводник душ. Я провожу твою саху в зал суда, где Анубис и Маат решат, чисто ли у тебя сердце и позволено ли тебе будет войти в Ре-сетау, путешествовать в ладье Ра, или тебя пожрет страшный Дуамутеф.
Мишка, изучая странный наряд невысокого человечка, и слушая его странные объяснения, решил, что его разыгрывают.
- А зачем мне к ним идти? Мне, вообще-то, завтра на работу. И, слушайте, вы, - Мишка уставился в потолок подвала, - прекратите этот цирк! Где у вас тут скрытая камера спрятана?
- Какая камера? И какой цирк? На работу? Боги, как долго я спал! 2009 год от Рождества сына Бога - ужасное время! Тут нет династий и фараонов, нет правильных жрецов, и даже усопшие работают, а не отправляются на заслуженный покой! А их ка вынуждено скитаться в вечной тьме, а ба никогда не найдет себе покоя!
- Да хватит уже! Розыгрыш не удался. Не клюну я на все это: на египетскую терминологию, на наряд а-ля Геракл, и на непрофессионального актера, даже не актера, а члена какого-нибудь реконструкторского клуба, - проговорил Мишка очень серьезно. Сем придвинулся ближе и заглянул в Мишкины глаза. «Так он ведь и не знает, что умер, что хоронят его по нашим обычаям! Как не хорошо» - подумал Проводник Душ. Сем тяжело вздохнул, ободряюще положил руку Мишке на плечо, на что Мишка как-то странно покосился.
- Мне нужно тебе сообщить об одном значимом событии, произошедшем в твоем существовании, Михаил.
- Ну, наконец-то!
- Ты вступил на путь Осириса, а ведут тебя по этому пути по древнему обычаю Ка-Тем или земли фараонов, Египта.
- Опять двадцать пять.
- Хорошо, скажу по-простому: ты умер, и тебя хоронят по обряду фараонов.
- Как так? Не может быть! Гонишь.
- По поводу твоей смерти или обряда?
- И того и другого.
- Посмотри, жрица пеленает твое тело и поет священные гимны.
Мишка поднялся и легко проскользил к столу и Софе. Заглянул ей через плечо. И в ужасе отшатнулся. Он увидел свое лицо, чуть припухшее. Рот полуоткрыт, веки распахнуты. Софа уверенно выскребает глаза каким-то железным инструментом. На груди у Мишки лежит пара стеклянных глаз. Рядом - заранее приготовленная коробочка с раствором для глаз настоящих.
- Этого не может быть. Это шутка, розыгрыш. Я сплю.
- Нет. Что последнее ты помнишь?
- Ну, я на набережной, болтаю с этой девчонкой, - Мишка указал на Софу, - потом появляется какой-то дядька, потом - темнота, холод, онемение, боль. Все.
- Хм…
- Боги, да мы могли выкурить что-нибудь! И я просто не помню, как добрался до дома.
«Хм, люди этого времени слишком рациональны. Но зерно сомнений по поводу своего земного существования у Михаила уже проросло. Нужно придумать что-то, чему он поверит. Проникнуть в его разум и узнать, что для него есть доказательство». Сем закрыл глаза. «Вот оно!». Он оттащил Мишку, все еще прибывающего в ступоре от увиденного, обратно к стене, и спросил:
- Хорошо, как ты думаешь, какой сегодня день недели?
- Вечер четверга.
- А если я представлю тебе кое-какие доказательства, что сейчас не четверг, а, скажем, другой день, ты мне поверишь, что ты мертв?
- Ну, предположим, я тебе поверю, если ты мне покажешь какое-нибудь он-лайн издание, где об этом говорится, и еще там обязательно дата должна стоять.
- Это просто, - Сем взял Мишку под локоть и они очутились в интернет-кафешке.
- Ух, да это же NN, что на Невском! Как ты про него узнал?
- У тебя это место всплыло в голове. Вот мы и очутились тут. Смотри, вон там некий человек общается с волшебным экраном. Кажется, это он-лайн издание.
Мишка сам заспешил к тому парню. Встал за спиной, взглянул на монитор. И тут ему стало по-настоящему страшно. Парень читал портал sbp-news. Одна из новостей гласила:
21 августа 2009 г. spb-news.ru
Таинственное исчезновение молодого банкира.
Два дня назад молодой специалист, но уже дока в банковском деле, Михаил Савельев, ушел с работы и пропал. В последний раз молодого человека видели на Университетской набережной в компании девушки-хиппи. Это уже не первое исчезновение вчерашних студентов-экономистов, устроившихся на работу в столь непростое для людей этой профессии время. Такое чувство, что кто-то специально хочет обезглавить нашу будущую экономическую элиту. Может, это заговор против России?
М.Ю. Шухер.
- 21 августа…, - прошептал Мишка, - сегодня же суббота. А Софа в подвале тоже два дня не спит, все шепчет что-то.
- Да, не спит. Ради тебя старается. Ну что, поверил?
- Да…
Они снова были в подвале, сидели у расписанной стены. Софа продолжала свои камлания над Мишкиным телом.
- Она под наркотой, да?
- Нет, она в священном трансе. Но на твоем бы месте я бы лучше беспокоился о своих душах.
- Выходит, я умер. Это так странно, - Мишка с удивлением посмотрел на свои руки, - Но я все чувствую, себя осознаю.
- Это скоро пройдет. Ты не будешь чувствовать ни боли, ни холода, ни голода.
- Понятно… а ты - что-то вроде Харона?
- Харон - он жалкий перевозчик! А я - проводник.
- Ладно, не кипятись.
- Тогда идем со мной.
- А что будет, если я не пойду с тобой?
- Ты будешь неприкаянно бродить по миру. Вечный скиталец, у тебя не будет дома. Твое ка будет нападать на людей, требуя пищи, ба не превратится в сокола, дабы подняться к Ра.
- Бродить по миру, говоришь? Я всегда мечтал попутешествовать, - Мишка произнес это так мечтательно и так умиротворенно, что Сем подумал о том, что и при жизни у этого человека не было дома, что он - и есть вечный скиталец.
- Ты никогда не увидишь своих родных и близких, твои родители не будут возделывать для тебя хлеб, а ушебти не сварят пиво.
- Но мои родители и так не возделывают для меня хлеб. И никаких ушибов у меня нет.
- Ушебти - это слуги.
- Вот уж слуг мне точно ненужно.
- А ты не боишься одиночества? Вечность без других, без тепла, без общения. Ты будешь наблюдать, как твои друзья и родные постепенно стареют, а потом умирают, а сейчас нет жрецов, умеющих правильно позвать Проводника и открыть Ху и Саху путь в Дуат. В ваше время так уже не делают. Забыли древние традиции. Да и у этой жрицы было до тебя несколько неудачных попыток. Теперь я это вижу. Не стоять Ка-Тем вечно…
- Подожди, неувязочка получается. Если меня провожают в путь Осириса по вашей традиции, то я все равно буду чужим в вашем загробном царстве, даже если меня не пожрет кто-то на букву «Д».
- Дуамутеф.
- Не важно. Получается, что я попаду к древним египтянам. И буду все равно одинок. Моих же там не будет.
- Но там будут слуги, - Сем кивнул на Софу, расставляющую по периметру стола, на котором лежал уже спеленутый Мишка, маленькие глиняные фигурки.
- Да нафиг мне эти слуги сдались. Я мир посмотреть хочу. И пофиг, что буду всегда одиноким. Я, знаешь ли, и так не особо с кем общаюсь. Так что буду призраком. Не мешай мне.
- Первый раз на моей памяти кто-то отказывается от ладьи Ра. И пива, и хлеба, и праздности.
- Ну, вот такой уж я.
- Тебя не пустит мерцающий поводок! Вернись!
- А вот спорнем, что пустит! - и Мишка тихонько встал, взмыл под потолок, коснулся пальцами спины Софы - она поежилась от холода, и вылетел в форточку, что была устроена в этом подвале. Вперед, навстречу новым странам и новому душному дню Питера.
***
Мишка побывал в разных странах. Он встречал восход на Китайской стене, изображал призрака Лувра, посетил все театры Бродвея. Но он постоянно чувствовал связь со своим телом, и с каждым днем эта связь все больше крепла. И вдруг, в один из дней, Мишка почувствовал, как что-то за ноги его тянет обратно, туда, в подвал. И сопротивляться у Мишки сил не было. Не успел он оглянуться, как оказался буквально впихнутым в свое тело. За то время, пока Мишка вольно летал по миру, его душа успела раздаться, разгуляться на свободе и тело, вновь «одетое» в первый раз за такой перерыв, жало и давило необычайно. Как пара неразношенных туфель. Да и слушаться Мишку оно не особо хотело. Тем не менее, Мишка приказал своему телу сесть и оглядеться. Стеклянными глазами все равно было ничего не видно, так что Мишка решил, что надежнее видеть будет все-таки своим призрачным зрением. В подвале никого не было. Но все вещи лежали в беспорядке. Было такое ощущение, что отсюда поспешно смотались. Мишка разорвал пеленавшие его ткани («ну и сила у меня, нужно будет научиться ее контролировать, да и движения делать не такими механическими, а более плавными, как люди»).
В углу Мишка нашел старый балахон, завернулся в него, вышиб дверь из подвала и побрел домой. Было темно. Но каким-то образом Мишка почувствовал, что сейчас ранее утро, что город только просыпается. «Эх, метро еще не работает, обидно. Придется так домой топать. Хотя и расстраиваться не из-за чего. Денег у меня все равно нет». По набережной гулял ветер. Мишка по-привычке спрятал кисти рук в рукава балахона, на самом деле ему не было холодно. Ветер швырнул ему в лицо обрывок вчерашней газеты.
31 октября 2009 г. «Пионерская ложь»
Банда жрецов-фанатиков обезврежена.
Вчера, 30 октября, правоохранительными органами наконец-то была раскрыта цепь таинственных исчезновений молодых корифеев балансов и финансовых коэффициентов. Молодую поросль российской экономической мысли похищала банда сумасшедших во главе с профессором египтологии Университета, В.Н. Кюном. Они называли себя жрецами, последователями культа Осириса. Что так называемые жрецы делали с ребятами, и куда девали потом тела - выясняет следствие.
В.В. Фактов.
***
Женщина посмотрела в глазок и тихо осела перед дверью. С противоположенной стороны двери стоял ее сын, только еще сильнее похудевший, грязный, весь в ошметках какой-то ткани, в дурацком грязном балахоне. Волосы растрепаны, глаза - пугающе пусты, и взгляд - стеклянный, мертвый.
- Мам, это я, Миша. Не бойся, открой, пожалуйста, - тихо сказало скелетоподобное существо.
За дверью раздался громкий вой:
- Нет, уйди! Ты - призрак! Я схожу с ума! Тебя нет! Тебя уже давно нет…
- Мам, насколько давно?
- Три месяца ты на Большеохтинском лежишь…
- Мам, не лежу. Вон он я, тут. Хоронили-то гроб без тела.
- Да, без тела… - женщина рыдала.
- Мам, я кушать хочу. Потуши мне овощей с яйцом, как я на завтрак люблю.
Тут внезапно дверь распахнулась и на Мишку навалилась всем своим весом, горем и слезами его мама. Такая настоящая, теплая мама. Она обняла Мишку, обожглась холодом его кожи и странным запахом, как от жареной курицы, исходящим от него, но не обратила на это внимание.
- Мишенька, дорогой… это и вправду ты… боже, как хорошо-то…
- Да, мам, это я. Я вернулся. Теперь у нас все будет хорошо.
Вечером, когда пришел с курсов папа, они устроили скромный семейный праздник. Сначала Мишка постоянно ел, но потом он стал очень умерен в еде и питье. На работу в банк он так и не вернулся.
Прошло десять лет. Папа стал начальником небольшого завода, мама так и осталась работать в отделе логистики. Мишка за эти десять лет вообще не изменился: ни постарел, ни поправился. Он все также мало ест, и долго сидит на коленях, уставившись в одну точку. Так он ищет гармонию своего шестиричного «я» и слушает голоса тех, кому не посчастливилось вернуться, но кому все еще есть, что сказать своим родным и близким. Мишка стал хорошим медиумом и этим зарабатывает на жизнь. Он по-прежнему живет с родителями. Маму и папу сильно беспокоит то, что за эти годы Миша так и не познакомился ни с одной девушкой. Мишке же девушки не интересны, его больше беспокоит зуд от соломы в животе, особенно ярко проявляющийся каждый август, числа 20-го - 30-го.
30 марта 2009 г.- 12 ноября 2009 г.
Мишка уже который месяц бесплатно работал в банке «Санкт-Петербург» в кредитном отделе. Все началось еще с лета четвертого курса, когда он совершенно случайно попал туда на практику. Ему доверили трудотерапию: он целый месяц разбирал архив. Зато, копаясь в старых заключениях и раскладывая различные выписки из ЕГРЮЛов и прочих реестров, он набрал материал для предстоящего диплома. А сплетни, случайно подслушанные им, сделали из него настоящего доку межличностных отношений в профессиональной среде банка. И очень естественным образом он договорился о том, что преддипломную практику пятого курса он будет проходить именно в этом банке и именно в этом отделе. Но проходить не просто так, а с прицелом на будущее. Тем более, отделу все равно требовался младший экономист - в кредитном отделе как раз пустовал стол, за который и посадили Мишку. Все, вроде как, были счастливы. Но в конце 2008 года случилось вполне предугадываемое событие. Мировой финансовый кризис докатился и до России. И о расширении отдела как-то перестали разговаривать. Все стали дрожать за свои места. Мишку, конечно, не выгнали, но, по выражению его лучшего друга Темки, стали активно «кормить завтраками» - беззарплатное стажерство тянулось уже седьмой месяц.
В последнее время Мишка часто размышлял о том, почему он поступил на экфак, в детстве-то ему мечталось о далеких странах и море, очень хотелось быть пиратом. Но на пиратов нигде не учат. Эх, поступил бы он в военно-морское и горя бы не знал. Но почему-то решил, что экономист - прибыльней. Да и перспектив больше. Н-да, вот тебе и перспективы.
Без десяти семь. Вечер четверга. Мишка приступил к анализу пассивов заемщика. Пальцы послушно забегали по клавиатуре старенького компьютера, в вордовском документе материализовалась следующая надпись: «Увеличение в отчетном периоде имущества предприятия произошло с одновременным увеличением краткосрочных пассивов, которые за указанный период увеличились в 40 раз. Одновременно с этим у предприятия выросла кредиторская задолженность в 9,4 раза». Что из этого следовало, Мишке думать не хотелось. Он поставил точку, откинулся на офисное кресло и закрыл глаза. Под веками защипало. Устал. Семь ровно. Можно со спокойной совестью заканчивать рабочий день и идти домой, чтобы завтра опять сюда вернуться - работать. Возвращаться и трудиться не хотелось. Интересно, подумал Мишка, если тебе платят за работу, то отношение к труду меняется? Или все так же лень? Мишка вздохнул, выключил компьютер и, попрощавшись со всеми, вышел на улицу. Ехать домой отчаянно не хотелось. Дома - потерявший работу папа, мама, пытающаяся держаться изо всех сил, приехавшая из Украины погостить на недельку дородная тетя Галя, вечно ахающая и охающая на Мишкину худобу, да еще и племяшка Любочка, дочка тети Гали, девочка-пончик, патологическая отличница, в этом году поступившая в Национальный медицинский университет имени Богомольца в Киеве. Короче, домой не хотелось. Конечно, можно было бы позвонить Темке и Костику, и отправиться пить пиво в ближайший СПб-бар, но августовский вечер так гостеприимно распахивал объятия, так звал вечерней Невой и так заманчиво пах обещанием долгожданной свежести и прохлады после душного офисного дня, что Мишка решил дойти до Василеостровской, а там доехать по прямой до Елизаровской. Итак, с площади Островского по переулку Крылова, минуя шумный Невский, перескакивая через запруженную Садовую на Ломоносовскую к Грибоканалу, где можно не торопясь отдышаться, потом на Гороховую, мимо «Pizza Hut», свернуть к Синему мосту, чтобы выйти прямиком к Исаакиевскому, ну а дальше все просто - к Английской набережной мимо Манежа, пересечь мост и задержаться у Сфинксов, посмотреть в глаза древнему фараону Аменхотепу III, постоять, помечтать, подумать, полюбоваться вечерним Питером - выкроить для себя полчасика, а потом молча брести по наполовину пешеходной 7-ой линии Васьки, сесть в метро и оказаться дома.
Мишка надел на шею плеер, вставил в уши наушники и звуки большого города пропали как по мановению волшебной палочки. Вместо этого в ушах играл скаченный недавно лонж, кажется какой-то Blue Swerver, настраивая на лирическо-филосовский лад. Как раз под настроение. Под такую музыку хорошо думалось. И Мишка пошел. На Университетской набережной лонжовский альбом закончился, плеер начал проигрывать следующую по списку папку. Это оказался Greenday. Чего-то тяжелого не хотелось. Мишка выключил плеер, вытащил наушники и спустился мимо Сфинксов к Неве. Присел на ступеньку. Он как раз застал такое время, когда для дневных экскурсий было уже поздно, а для ночных еще слишком рано и около сфинксов и грифонов не терлись разнородной массой туристы. Можно было просто сидеть и слушать плеск волн. Тихо, спокойно. Как на море. Мишка закрыл глаза.
- Привет, можно? - хрипловатый женский голос вывел его из задумчивости. Мишка открыл глаза. Перед ним стояла коротко стриженная рыжая девушка с ног до головы обвешанная всевозможными фенечками из голубых бусин-скарабеев.
- Меня Софой зовут, - девушка присела рядом и расправила льняную зеленую юбку, подобранную удивительно в тон к ее глазам, - Хочешь закурить? - зеленые глаза хитро стрельнули в Мишку.
- Нет, спасибо, я не курю. Кстати, я - Миша.
- Тогда закурю одна я, не возражаешь?
- Ни сколечко.
- Вот и ладненько, - Софа затянулась и выпустила дым из легких тонкой струйкой, - Любишь сфинксов?
- Да, а ты?
- Я тоже. Я учусь в Академии Художеств, мой дипломный проект - живопись Древнего Египта.
- Так они ж в основном гробницы расписывали.
- Ну да. Вот и я, так сказать, гробницы расписываю.
- Так ты вроде художницы?
- Почему «вроде»? Художница и есть, - Софа обиженно поджала губы.
- Ладно, не обижайся. А где ты гробницы-то в Питере нашла?
- Ну, это не совсем гробницы, я подвал у нас в Академии расписываю. У меня там даже два саркофага стоит.
- Настоящие?
- Да ну тебя, кто же настоящие саркофаги мне отдаст. Мне туда друзья две старые ванны притащили, да фанерой обшили. Я и их расписала.
- Круто.
- Слушай, что это я про себя, да про себя. А ты сам чем занимаешься? Учишься или уже работаешь?
- Я в этом году закончил учиться, госы сдал, диплом написал, вроде как работаю, только вот денег не платят.
- Печально это, но ты не переживай, все образуется. На кого учился-то?
- На экономиста. Когда поступал, то эта профессия самой прибыльной считалась. Смешно, правда?
- Да, вашему брату сейчас тяжело. Я каждый день в новостях читаю, что всех увольняют, банки закрываются. Я, правда, в этом ничего не понимаю, но все равно жалко. Тебе лет-то сколько?
- Двадцать два исполнилось недавно.
- О, двадцать два, две двойки, Гор и Сет, Нефтида и Исида или две рыбы Абту и Ант перед ладьей Атет …
- Что, прости?
- О нет, ничего. Двадцать два - это так мало. Не переживай, еще будешь зарабатывать, - быстро затараторила Софа, - Кстати, не хочешь на мой подвал посмотреть? - новоиспеченная Мишкина знакомая как-то чересчур плотоядно улыбнулась. Мишку аж передернуло от ее улыбки. «Что, девчонки испугался?» - пронесся ехидный вопрос в голове. Но кто-то очень мудрый внутри Мишки включил красное табло тревоги, которое постоянно загоралась у наших полутравоядных предков. Надпись на табло гласила: «Внимание! Хищник! Срочное отступление!» Все Мишкино существо напряглось.
- Эммм, да знаешь, мне пора уже, задерживаться нельзя…, - Мишка пытался найти нужные слова для отказа, но понимал, что с каждой секундой выглядит все более глупо, - Меня мама дома ждет, - ляпнул он напоследок.
- Да ладно тебе, мы здесь уже полчаса сидим, мама его ждет! А у меня ключ от подвала с собой, - сверкнула глазами Софа.
Мишка почувствовал, как покрылся холодной испариной, а по спине забегали мурашки. Надо было срочно делать ноги от этой странной девушки.
- Нет, знаешь, спасибо большое, но в другой раз. Мне, правда, пора, - и Мишка решительно встал.
- Софья, - на верхних ступеньках лестницы материализовался какой-то дядька средних лет, гладко выбритый, с ужасно бледным лицом и черными ввалившимися глазами. Одет он был в какой-то непонятного вида черный балахон, - Софья, одна из моих лучших студенток в классе живописи. И вместо того, чтобы готовиться к экзамену, она гуляет с молодыми людьми по ночному городу! Как не стыдно! Как аморально!
- Это Валентин Николаевич, руководитель моего проекта, - быстро прошептала Софа Мишке, Странный дядька, но препод хороший, да и художник талантливый. Это он идею про подвал подкинул.
Мишка кивнул, а про себя подумал: «август месяц, какие, нафиг экзамены, какая подготовка?».
- Валентин Николаевич, не кипятитесь, только про подготовку и думаю, - Софа особо выделила слово подготовка, - вот, хочу новому знакомому подвал показать, чтобы критику объективную услышать, да вот только он отказывается. Скромный.
- Скромный, говорите… хм…, молодой человек, вы скромный или попросту испугались?
- Ничего я не испугался, - обиделся Мишка, - Просто мне, действительно, уже пора.
- Ну, молодой человек, нельзя же так, раз уж девушка, начинающая великая художница, просит! Вы упускаете свой шанс, плывущий к вам прямо в руки, присутствовать при открытии гения и рождении таланта! - во время речи странный препод в балахоне поспешно спустился на целый пролет и теперь стоял на ступеньку выше ребят, чуть наискось, аккуратненько над Мишкой.
- Ну пожалуйста, пойдем, - Софа спустилась на ступеньку ниже и взяла Мишку за руки. Теперь Мишка стоял к дядьке спиной.
- Пойдем, пойдем, а я вас провожу, - зашипел на ухо Мишке дядька. У Мишки волосы встали дыбом, он кое-как сглотнул набежавшую за эти несколько секунд слюну, резко дернулся в сторону, пытаясь высвободить свои руки из рук худенькой Софы. Но эта короткостриженная девчонка оказалась на удивление очень сильной. Она мертвой хваткой вцепилась в Мишкины руки. В этот самый момент что-то зашуршало над головой Мишки, и через мгновение он почувствовал, как шею ему сжимает капроновый шнурок. «Удавка!» - пронеслось в голове. Руки было не освободить, дышать становилось все тяжелее - Валентин Николаевич умело затягивал капроновый шнур вокруг Мишкиной шеи. Петербуржский закат растворился в красной дымке. Последнее, что услышал Мишка, были слова Софы:
- О, Нехту Амон Победоносный! Все просто шикарно! В его возрасте - две дойки, Гор и Сет, две великие богини, Нут и Нун! Все просто шикарно! Шикарная жертва!
- Тихо, Мерит! Никогда не называй меня этим именем при Атуме! Ты еще не приняла имя, а уже ведешь себя не как простая послушница, а как полновластная жрица! - зашипел дядька поверх оседающего на ступеньки Мишки.
***
Шорохи, какой-то непонятный красноватый полумрак, холод, впивающийся в позвоночник, и постепенное онемение конечностей, и ощущение такое, как будто из рук и ног выливают живительную влагу. Сознание медленно возвращалось к Мишке. Он с трудом приоткрыл веки. Зрение было тяжело фокусировать, да и картина, представшая перед Мишкиным взором, явно смахивала на бред шизофреника. Мутным, пьяным от потери крови взглядом, Мишка увидел следующее: он лежал в довольно темном, явно подвальном, помещении, освещенном только свечами, но свечей было море, хотя они и концентрировались лишь в определенных участках довольно-таки большой комнаты. У противоположенной стены, подсвеченной уже догорающими свечами, сидела его новоявленная знакомая Софа и в каком-то наркотическом экстазе малевала красной краской прямоугольник, полушепча и выдыхая следующие слова: «… я чиста перед ритуалом, я не вкушала ни мяса, ни рыбы и не ложилась с мужчинами перед ритуалом, я сделаю подношения в виде хлебов и пива, и сожгу фимиам на огне Осириса Ун-нефера, и твоя Ху, Михаил, ради которой это будет исполнено, уподобится святому богу загробного царства, и не у одних ворот Аменти ее не заставят повернуть назад, и она будет пребывать в свите Осириса, куда бы он ни пошел, вечно и постоянно… а пока я помогу пройти тебе, о Ху Михаила, через зал двойной Маати, я дарю тебе этот зал, я дарю тебе слова, обеспечивающие тебе покровительство Нефтиды и Исиды, и всех сорока двух богов…»
- Софа-дура! - в душное помещение подвала ворвался парень с дредами, собранными на затылке в пучок. Парень был в перчатках мясника и каком-то халате-балахоне, подозрительно смахивающим на медицинский халат, только то, что было на парне, висело на нем как на вешалке, хотя сам по себе молодой человек вовсе не был худым. На полах странного одеяния парень принес в душный подвал кусочек прохлады ночного Питера. Мишка, уже закативший глаза, снова еле-еле размежил веки.
- Придет магистр - тебе вставит! - бушевал парень, - Нельзя читать святые тексты перед абы кем, тем более еще живым! Даже если тексты читаются в его честь.
Софа вышла из транса и промурлыкала:
- Ани, ты мне мешаешь, я - творю.
- Соф, ты действительно дура или только притворяешься?
Оскорбленная Софья перешла на шипение:
- Как ты смеешь меня так называть? У меня Имя есть! Зови им или выметайся отсюда! А не то я прокляну тебя!
- Не сможешь, тебя еще не посвятили.
- Заткнись!
- Ох, что-то ты сегодня зла.
-«… я поднимаю руку человека, который неподвижен…»
- Кстати, повторяю еще раз: священные тексты из Книги о Восхождении к Свету перед живыми не читают. Да еще в абы какой последовательности.
- Прочь, стервятник! Это моя жертва Осирису. Он мертв.
- Ага, как же! Вы его даже и не придушили как следует, вон он глаза то закрывает, то открывает, - парень подлетел к Мишке, освободил руку от перчатки, и взял Мишкино запястье, - да, даже пульс прощупывается, несмотря на ваши попытки кровь из него вылить. Зачем в ванну со льдом положили? Кто так кровь выпускает?
Последние слова шумного парня в балахоне прямо-таки обожгли холодным душем Мишкино уже готовое отключиться сознание. Он волевым усилием открыл глаза и окинул взглядом себя самого. Он лежал в одной из расписанных ванн. Ванна была наполнена льдом. Вот, откуда холод - подумалось Мишке. Из вен на локтях и под коленями торчали тоненькие трубочки, а из трубочек тонкой струйкой лилась кровь в небольшие баночки. Видимо, баночки периодически меняли, т.к. они были слишком маленькими, чтобы вместить тот объем крови, который, по Мишкиным прикидкам, уже успел из него вылиться.
- Что здесь происходит? Почему так шумно? - в подвал вошел Валентин Николаевич.
- Да ничего такого, вы его просто не убили, вот и все.
- Антон, - Валентин Николаевич обратился к парню с дредами, - тогда просто доверши начатое и не лезь к Софье, у нее сегодня важная ночь.
- Хорошо, магистр.
- Вот и договорились.
Валентин Николаевич исчез в дверном проеме.
- Занимайся своими делами, и не лезь в мои, понял, стервятник! - Софья уже просто брызгала слюной.
- Ну-ну, тихо, - Антон-Ани уже склонился над Мишкой, тихо бурча - Эх, вот так всегда, они накосячат, а мне - переделывай. Еще и эта обзывается. Мою благородную профессию врача только что к поедателям падали приравняла. И тебя еще мучиться заставила, тяжело ведь, наверное, умирать? Каково это чувствовать, как жизнь утекает из тебя в буквальном смысле тоненькими струйками? - в голосе парня появились нотки неподдельного сочувствия, - Эх, бедняга ты, жалко мне тебя, - Антон положил подбадривающим движением руку на Мишкин лоб. Или Мишке только показалось, что движение было подбадривающим? - Ну, ничего, скоро уже все, отмучаешься.
Парень привычным движением откуда-то из-под полы вытащил скальпель, подышал на него, протер рукавом халата.
- Эй, Софья, а вы раствор формалина заготовили?
- Слушай, падальщик, не видишь, в углу две канистры стоят?
- Ясно, спасибо, - и тихо себе под нос, - Что-то она сегодня нервная.
Холод скальпеля обжег Мишкину разгоряченную шею в районе аорты. Ледяные пальцы Антона довершили дело. Кровь не брызнула, но полилась уверенными толчками. Мысли Мишки путались: «Боже,… какие у него, оказывается холодные руки… вот и конец… скорей бы уж,… а я так и не попробовал кукурузы в этом году…» Сознание Мишки плавало в каком-то курином бульоне. Страшно уже не было. Мишка как бы парил под потолком подвала и видел, как Антон, вытерев руки о халат, идет к канистрам, как он их перекатывает при помощи Софы, как исчезает в дверном проеме и возвращается с какими-то трубочками, как Мишку перекладывают на принесенный Валентином Николаевичем стол, как Софа сидит рядом с Мишкой, гладит его по волосам, нежно смотрит в глаза и поет. Что Софа пела - Мишка догадался потому, что у нее открывался и закрывался рот, ибо картинку-то он видел, а вот звука не было. Как будто смотришь фильм на ноуте, а звук забыл включить - пронеслась мысль у Мишки.
Вскоре Мишке надоело летать под потолком, и он опустился к той стене, на которой Софа рисовала зал двойной Маати. Он вжался спиной в сырую стену, обнял себя за коленки. Не холодно, а как-то зябко. Делать было нечего, да и не хотелось. Присутствовало жгучее желание просто закрыть глаза и раствориться в ласковой темноте, но так почему-то не получалось. И Мишка стал наблюдать, что делается в центре подвальной залы. А там происходили странные вещи. Мишка лежал на столе, а вокруг него суетился Антон, только его халат был весь измазан в крови. Рядом стоял Валентин Николаевич в черном балахоне и читал какие-то тексты, Софа, так же облаченная в нечто черное, пыталась помогать Антону. От того Мишки, что лежал на столе с распоротой грудиной и разведенными ребрами, к другому, сидящему около стенки, тянулась тоненькая серебряная ниточка. Она-то и не пускала Мишку в спасительную тьму. Чем дольше происходили различные манипуляции внутри Мишки, лежащего на столе, тем отчетливей и ярче становилась ниточка, пока она, наконец, не засверкала звездой. Да и вакуумная тишина отступала. А когда Антон закончил вливать в Мишку раствор формалина через аорту, рассеченную рядом с сердцем, вытащил все зажимы и трубки, и аккуратно зашил артерию, а Софа осторожно растерла Мишкины лицо, уши, шею и руки, то звук практически вернулся, стало слышно все, но как будто через стену из ваты: голоса звучали как тихий шепот, а звуки были глухими.
- Что ж, пусть он теперь полежит. Конечно, не нантор, но где нам его взять, да еще 200 литров, - прошелестел Валентин Николаевич.
- Все будет пучком, кровь вытекать перестала, я все зашил, - а это шепот Антона-Ани.
- Это хорошо… ну, Софа, поздравляю, ты теперь Мерит, жрица Осириса. Так веди ж своего Осириса-Михаила к свету в ладье Ра и достатку в Дуате, - Николай Валентинович слегка поклонился Софе. Та вся зарделась (так показалось Мишке, хотя было и темно), - а я удаляюсь. Вы двое, уберите тут.
И Николай Валентинович вышел. Обычно разговорчивая и вспыльчивая, Софа-Мерит, не произнося ни слова, стала убираться. Антон-Ани тоже все делал молча. Они вымыли пол, убрали канистры.
- Ладно, жрица, я пошел.
- Давай, а я пока останусь. Церемония еще не завершена. Осирис не одет, гимны не пропеты.
- Хорошо, только не задерживайся здесь, Софка. Жутко все это как-то, хотя я уж и не в первый раз это делаю.
Когда Софа осталась одна, она первым делом направилась в один из углов подвала, где лежал ворох тканей. Она выбрала те, что побелее, подошла к Мишкиному телу и стала его обматывать, приговаривая при этом: «Приветствую тебя, о ты, пришедший как Хепри, Хепри - творец богов. Ты восходишь над горизонтом, ты сияешь, ты озаряешь…».
Дальше Мишка не слушал. Он опять попытался закрыть глаза. Самое странное, что у него получилось. С каждой новой фразой, произнесенной Софой-Мерит, Мишка становился как бы реальнее. Мишка успокоился. Ему стало так благостно, так хорошо, так гармонично. Он плыл по вибрациям Софиного голоса. «Вот это и есть гармония… класс», опять случайная мысль посетила Мишкину голову.
- Эм, привет. Не помешаю?
Мишка нехотя открыл глаза и уставился на странного невысокого смуглого человечка. Через плечо у него была перекинута шкура леопарда.
- Ты кто?
- Я - Сем, - гордо произнес человечек и протянул Мишке руку.
- И? - Мишка удивленно покосился на протянутую руку.
- Как это «и?»? Пойдем!
- Куда?
- Ты - варвар, что из пустыни пришел? Хотя церемонию тебе проводят, как благородному, по всем правилам.
- Я не варвар и в пустыне никогда не был. Зовут Михаилом. И что вообще это за церемония?
- Так ты ничего не знаешь? - человечек сразу сник.
- Нет, а что я должен знать?
Тут Сем повнимательней присмотрелся к Мишке. Одет он был необычно, кожа - слишком светлая, черты лица - некрасивые. Сем кинул взгляд на жрицу. Н-да, она тоже оставляла желать лучшего. Священные тексты читала на тягучем наречии, имена богов каверкала, да и наряд у нее был не жреческий, а какой-то плебейский. Где белоснежные одежды? Где маска Анубиса? Сем вздохнул, присел рядом с Мишкой и спросил:
- А какая сейчас династия у власти?
Мишка посмотрел на него как на какого-то шута. Тогда Сем спросил иначе:
- Назови тогда год.
- Ну, 2009, от Рождества Христова, если интересно, - Мишка очень подозрительно разглядывал странного маленького человечка.
- А кто такой Христос? И почему его рождение было таким значимым?
- Ну, ты даешь! Ты не знаешь, кто такой Иисус? Это, типа, сын Божий. Спаситель человечества. Так христианская религия учит.
- Христианская? Новый бог родился? Что-то типа Атона?
- Какого Антона?
- Его рождению способствовал Эхнатон или Аменхотеп IV, но Ра-Амон-Хепри не любит, когда упоминается имя этого недостойного фараона. Так что нам запрещено упоминать его имя всуе.
- Фараоны, Ра-Амоны… странно… ты что, фанатик Древнего Египта?
Тут Сем обиделся. Еще никогда никто не называл его, Проводника в зал суда, фанатиком! Еще никто с ним так бесцеремонно не разговаривал.
- Я - Сем! Сон мой был долог, а сейчас я пробудился, Великие Боги проснулись и требуют тебя к себе!
- И?
Сем еще раз окинул взглядом Мишку. Видимо, странный парень, действительно, не прикидывается. Похоже, что он и вправду ничего не знает. Во истину, долго же я спал, подумал Сем.
- Исида, дай мне терпения! Я - проводник душ. Я провожу твою саху в зал суда, где Анубис и Маат решат, чисто ли у тебя сердце и позволено ли тебе будет войти в Ре-сетау, путешествовать в ладье Ра, или тебя пожрет страшный Дуамутеф.
Мишка, изучая странный наряд невысокого человечка, и слушая его странные объяснения, решил, что его разыгрывают.
- А зачем мне к ним идти? Мне, вообще-то, завтра на работу. И, слушайте, вы, - Мишка уставился в потолок подвала, - прекратите этот цирк! Где у вас тут скрытая камера спрятана?
- Какая камера? И какой цирк? На работу? Боги, как долго я спал! 2009 год от Рождества сына Бога - ужасное время! Тут нет династий и фараонов, нет правильных жрецов, и даже усопшие работают, а не отправляются на заслуженный покой! А их ка вынуждено скитаться в вечной тьме, а ба никогда не найдет себе покоя!
- Да хватит уже! Розыгрыш не удался. Не клюну я на все это: на египетскую терминологию, на наряд а-ля Геракл, и на непрофессионального актера, даже не актера, а члена какого-нибудь реконструкторского клуба, - проговорил Мишка очень серьезно. Сем придвинулся ближе и заглянул в Мишкины глаза. «Так он ведь и не знает, что умер, что хоронят его по нашим обычаям! Как не хорошо» - подумал Проводник Душ. Сем тяжело вздохнул, ободряюще положил руку Мишке на плечо, на что Мишка как-то странно покосился.
- Мне нужно тебе сообщить об одном значимом событии, произошедшем в твоем существовании, Михаил.
- Ну, наконец-то!
- Ты вступил на путь Осириса, а ведут тебя по этому пути по древнему обычаю Ка-Тем или земли фараонов, Египта.
- Опять двадцать пять.
- Хорошо, скажу по-простому: ты умер, и тебя хоронят по обряду фараонов.
- Как так? Не может быть! Гонишь.
- По поводу твоей смерти или обряда?
- И того и другого.
- Посмотри, жрица пеленает твое тело и поет священные гимны.
Мишка поднялся и легко проскользил к столу и Софе. Заглянул ей через плечо. И в ужасе отшатнулся. Он увидел свое лицо, чуть припухшее. Рот полуоткрыт, веки распахнуты. Софа уверенно выскребает глаза каким-то железным инструментом. На груди у Мишки лежит пара стеклянных глаз. Рядом - заранее приготовленная коробочка с раствором для глаз настоящих.
- Этого не может быть. Это шутка, розыгрыш. Я сплю.
- Нет. Что последнее ты помнишь?
- Ну, я на набережной, болтаю с этой девчонкой, - Мишка указал на Софу, - потом появляется какой-то дядька, потом - темнота, холод, онемение, боль. Все.
- Хм…
- Боги, да мы могли выкурить что-нибудь! И я просто не помню, как добрался до дома.
«Хм, люди этого времени слишком рациональны. Но зерно сомнений по поводу своего земного существования у Михаила уже проросло. Нужно придумать что-то, чему он поверит. Проникнуть в его разум и узнать, что для него есть доказательство». Сем закрыл глаза. «Вот оно!». Он оттащил Мишку, все еще прибывающего в ступоре от увиденного, обратно к стене, и спросил:
- Хорошо, как ты думаешь, какой сегодня день недели?
- Вечер четверга.
- А если я представлю тебе кое-какие доказательства, что сейчас не четверг, а, скажем, другой день, ты мне поверишь, что ты мертв?
- Ну, предположим, я тебе поверю, если ты мне покажешь какое-нибудь он-лайн издание, где об этом говорится, и еще там обязательно дата должна стоять.
- Это просто, - Сем взял Мишку под локоть и они очутились в интернет-кафешке.
- Ух, да это же NN, что на Невском! Как ты про него узнал?
- У тебя это место всплыло в голове. Вот мы и очутились тут. Смотри, вон там некий человек общается с волшебным экраном. Кажется, это он-лайн издание.
Мишка сам заспешил к тому парню. Встал за спиной, взглянул на монитор. И тут ему стало по-настоящему страшно. Парень читал портал sbp-news. Одна из новостей гласила:
21 августа 2009 г. spb-news.ru
Таинственное исчезновение молодого банкира.
Два дня назад молодой специалист, но уже дока в банковском деле, Михаил Савельев, ушел с работы и пропал. В последний раз молодого человека видели на Университетской набережной в компании девушки-хиппи. Это уже не первое исчезновение вчерашних студентов-экономистов, устроившихся на работу в столь непростое для людей этой профессии время. Такое чувство, что кто-то специально хочет обезглавить нашу будущую экономическую элиту. Может, это заговор против России?
М.Ю. Шухер.
- 21 августа…, - прошептал Мишка, - сегодня же суббота. А Софа в подвале тоже два дня не спит, все шепчет что-то.
- Да, не спит. Ради тебя старается. Ну что, поверил?
- Да…
Они снова были в подвале, сидели у расписанной стены. Софа продолжала свои камлания над Мишкиным телом.
- Она под наркотой, да?
- Нет, она в священном трансе. Но на твоем бы месте я бы лучше беспокоился о своих душах.
- Выходит, я умер. Это так странно, - Мишка с удивлением посмотрел на свои руки, - Но я все чувствую, себя осознаю.
- Это скоро пройдет. Ты не будешь чувствовать ни боли, ни холода, ни голода.
- Понятно… а ты - что-то вроде Харона?
- Харон - он жалкий перевозчик! А я - проводник.
- Ладно, не кипятись.
- Тогда идем со мной.
- А что будет, если я не пойду с тобой?
- Ты будешь неприкаянно бродить по миру. Вечный скиталец, у тебя не будет дома. Твое ка будет нападать на людей, требуя пищи, ба не превратится в сокола, дабы подняться к Ра.
- Бродить по миру, говоришь? Я всегда мечтал попутешествовать, - Мишка произнес это так мечтательно и так умиротворенно, что Сем подумал о том, что и при жизни у этого человека не было дома, что он - и есть вечный скиталец.
- Ты никогда не увидишь своих родных и близких, твои родители не будут возделывать для тебя хлеб, а ушебти не сварят пиво.
- Но мои родители и так не возделывают для меня хлеб. И никаких ушибов у меня нет.
- Ушебти - это слуги.
- Вот уж слуг мне точно ненужно.
- А ты не боишься одиночества? Вечность без других, без тепла, без общения. Ты будешь наблюдать, как твои друзья и родные постепенно стареют, а потом умирают, а сейчас нет жрецов, умеющих правильно позвать Проводника и открыть Ху и Саху путь в Дуат. В ваше время так уже не делают. Забыли древние традиции. Да и у этой жрицы было до тебя несколько неудачных попыток. Теперь я это вижу. Не стоять Ка-Тем вечно…
- Подожди, неувязочка получается. Если меня провожают в путь Осириса по вашей традиции, то я все равно буду чужим в вашем загробном царстве, даже если меня не пожрет кто-то на букву «Д».
- Дуамутеф.
- Не важно. Получается, что я попаду к древним египтянам. И буду все равно одинок. Моих же там не будет.
- Но там будут слуги, - Сем кивнул на Софу, расставляющую по периметру стола, на котором лежал уже спеленутый Мишка, маленькие глиняные фигурки.
- Да нафиг мне эти слуги сдались. Я мир посмотреть хочу. И пофиг, что буду всегда одиноким. Я, знаешь ли, и так не особо с кем общаюсь. Так что буду призраком. Не мешай мне.
- Первый раз на моей памяти кто-то отказывается от ладьи Ра. И пива, и хлеба, и праздности.
- Ну, вот такой уж я.
- Тебя не пустит мерцающий поводок! Вернись!
- А вот спорнем, что пустит! - и Мишка тихонько встал, взмыл под потолок, коснулся пальцами спины Софы - она поежилась от холода, и вылетел в форточку, что была устроена в этом подвале. Вперед, навстречу новым странам и новому душному дню Питера.
***
Мишка побывал в разных странах. Он встречал восход на Китайской стене, изображал призрака Лувра, посетил все театры Бродвея. Но он постоянно чувствовал связь со своим телом, и с каждым днем эта связь все больше крепла. И вдруг, в один из дней, Мишка почувствовал, как что-то за ноги его тянет обратно, туда, в подвал. И сопротивляться у Мишки сил не было. Не успел он оглянуться, как оказался буквально впихнутым в свое тело. За то время, пока Мишка вольно летал по миру, его душа успела раздаться, разгуляться на свободе и тело, вновь «одетое» в первый раз за такой перерыв, жало и давило необычайно. Как пара неразношенных туфель. Да и слушаться Мишку оно не особо хотело. Тем не менее, Мишка приказал своему телу сесть и оглядеться. Стеклянными глазами все равно было ничего не видно, так что Мишка решил, что надежнее видеть будет все-таки своим призрачным зрением. В подвале никого не было. Но все вещи лежали в беспорядке. Было такое ощущение, что отсюда поспешно смотались. Мишка разорвал пеленавшие его ткани («ну и сила у меня, нужно будет научиться ее контролировать, да и движения делать не такими механическими, а более плавными, как люди»).
В углу Мишка нашел старый балахон, завернулся в него, вышиб дверь из подвала и побрел домой. Было темно. Но каким-то образом Мишка почувствовал, что сейчас ранее утро, что город только просыпается. «Эх, метро еще не работает, обидно. Придется так домой топать. Хотя и расстраиваться не из-за чего. Денег у меня все равно нет». По набережной гулял ветер. Мишка по-привычке спрятал кисти рук в рукава балахона, на самом деле ему не было холодно. Ветер швырнул ему в лицо обрывок вчерашней газеты.
31 октября 2009 г. «Пионерская ложь»
Банда жрецов-фанатиков обезврежена.
Вчера, 30 октября, правоохранительными органами наконец-то была раскрыта цепь таинственных исчезновений молодых корифеев балансов и финансовых коэффициентов. Молодую поросль российской экономической мысли похищала банда сумасшедших во главе с профессором египтологии Университета, В.Н. Кюном. Они называли себя жрецами, последователями культа Осириса. Что так называемые жрецы делали с ребятами, и куда девали потом тела - выясняет следствие.
В.В. Фактов.
***
Женщина посмотрела в глазок и тихо осела перед дверью. С противоположенной стороны двери стоял ее сын, только еще сильнее похудевший, грязный, весь в ошметках какой-то ткани, в дурацком грязном балахоне. Волосы растрепаны, глаза - пугающе пусты, и взгляд - стеклянный, мертвый.
- Мам, это я, Миша. Не бойся, открой, пожалуйста, - тихо сказало скелетоподобное существо.
За дверью раздался громкий вой:
- Нет, уйди! Ты - призрак! Я схожу с ума! Тебя нет! Тебя уже давно нет…
- Мам, насколько давно?
- Три месяца ты на Большеохтинском лежишь…
- Мам, не лежу. Вон он я, тут. Хоронили-то гроб без тела.
- Да, без тела… - женщина рыдала.
- Мам, я кушать хочу. Потуши мне овощей с яйцом, как я на завтрак люблю.
Тут внезапно дверь распахнулась и на Мишку навалилась всем своим весом, горем и слезами его мама. Такая настоящая, теплая мама. Она обняла Мишку, обожглась холодом его кожи и странным запахом, как от жареной курицы, исходящим от него, но не обратила на это внимание.
- Мишенька, дорогой… это и вправду ты… боже, как хорошо-то…
- Да, мам, это я. Я вернулся. Теперь у нас все будет хорошо.
Вечером, когда пришел с курсов папа, они устроили скромный семейный праздник. Сначала Мишка постоянно ел, но потом он стал очень умерен в еде и питье. На работу в банк он так и не вернулся.
Прошло десять лет. Папа стал начальником небольшого завода, мама так и осталась работать в отделе логистики. Мишка за эти десять лет вообще не изменился: ни постарел, ни поправился. Он все также мало ест, и долго сидит на коленях, уставившись в одну точку. Так он ищет гармонию своего шестиричного «я» и слушает голоса тех, кому не посчастливилось вернуться, но кому все еще есть, что сказать своим родным и близким. Мишка стал хорошим медиумом и этим зарабатывает на жизнь. Он по-прежнему живет с родителями. Маму и папу сильно беспокоит то, что за эти годы Миша так и не познакомился ни с одной девушкой. Мишке же девушки не интересны, его больше беспокоит зуд от соломы в животе, особенно ярко проявляющийся каждый август, числа 20-го - 30-го.
30 марта 2009 г.- 12 ноября 2009 г.