«Лихарёв и Давыдов. Те самые заговорщики, на которых я Государю перед бунтом донес» и всё, что потом: вот именно на этой сцене меня прихватило... даже не знаю, как это описать... "взглядом бездны", что ли.
Только мне вспоминалось «Кто виноват? - Они!» Ну и, уж молча обо всём прочем, камушком-то зачем? Просто "дострелить" не мог?
А "зачем в принципе"... «А я знаете, все какого-то счастья жду, ведь знаю, что его не будет»... ради собственного (призрачного) счастья. Даже не "чтобы защитить любимого человека". Не, ну, возможно, это само собой подразумевалось, так что об этом говорить... возможно.
Зато не "идейный доносчик" (а могли ведь раскрутить и в такой типаж, но Бошняк и Илье Фаберу ничего про "долг" и прочее не говорил, только про личную выгоду) - тот бы Каролину просто сдал, ради "блага отечества". (Тех, что "убить только собирались", сдал же? А тут целая цареубийца. Вроде как. Следствие б разобралось.) «Саша, вы меня сегодня предали» - да он (в варианте сериала) вообще всё и всех предал. Себя в том числе, угу.
А история декабристов... отбрасывает на его линию определённый свет (или тень?) даже помимо того эпического монолога. После разговора с фон Пеленом:
Бошняк: Вам придётся уехать, Каролина. Скоро Лавр Петрович доберётся до фон Пелена и всё из него вытрясет. Каролина: Говорят, некоторые жёны заговорщиков изъявили желание поехать с мужьями своими на каторгу в Сибирь. Правда ведь, глупо? Бошняк (опустив глаза, негромко): Глупо. Каролина соскакивает с повозки.
Или в конце, в его словах Бенкендорфу: «Сошлите меня в Сибирь... не стреляться же мне, ей-богу».
Да где уж нам уж... И это я не о том, что самоубийство - это хороший/достойный/правильный выход. Я о том, что концепт «Мы здесь историю вершим, одним полицмейстером больше, одним полицмейстером меньше» мерзковатый.
Но, разумеется, Бошняку нельзя ни в Сибирь, ни виском на дуло - бо неисторично. (Как и Собаньскую нельзя было под арест, по той же причине.) А в словах Бенкендорфа мне слышится: «Мы здесь историю вершим, а вы со своими душевными драмами лезете...»
Ну, и в целом с "идеологической частью" как-то не очень: то Лавр Петрович (он?) выдает (по памяти): "...убивает доносчи... то есть тех, кто остался верным присяге", то гордо заявляет Пестелю: "Кого ищем, того найдём. И против вас всегда правы будем", что особенно мило смотрится на фоне заявлений "В Москве всегда так делали!" (арестовывали подвернувшихся под руку и выбивали показания, то бишь) от его подручных...
Царь не просто декламирует стихи Рылеева, он назидательно замечает: «Своих поэтов надо знать, господа!» и "отчёркивает" имя Рылеева, пятого в списке. Отделяя внеразряд от первого. А потом
Николай: Генерал, не кажется ли вам, что кровопролитие сие дикость? Бенкендорф (почтительно): Дикость, ваше величество.
И как-то на мой взгляд оно несколько двусмысленно, то ли речь о предложенном Татищевым четвертовании, то ли о замысле цареубийства, то ли обо всём вместе...
А сцену разговора царя с Пушкиным (и её тональность) я, конечно, предвидела, но вот прям такого не ожидала, особенно в виде финала истории. Но общая идея понятна, бацилла свободолюбия размножается (в том числе) стихами, одного поэта повесили, а «Пушкин неопасен, он просто не может сдержать ни чувств своих, ни фантазий», вот наш государь-надежа и возьмёт его под личное... цензорство. Будет сдерживать духовную заразу.
Радостный Пушкин многозначительно сообщает: "Тут, как ни закончишь, все успех" - и махая руками-ногами, бежит с галереи.
Угу, тут мне выставка к 400летию дома Романовых вспомнилась отчего-то...
Общее впечатление, продержавшееся до четвертой серии: Бошняк, канешн, "романтичный, обаятельный и страдательный", но что ж у него одно выражение лица на все случаи жизни, что под ножом убийцы, что в постели с любимой женщиной? Первую внятную эмоцию от него я отловила на "лошади с крыльями" (и что это было, не поняла тоже).
Но как он, только очнувшись от двухмесячной горячки, во всех подробностях описывает нападавшего следователю (и портретик рисует, ага) - это "внушаит".
Собственно, из всего сериала я более-менее спокойно могу смотреть только на "урок фехтования", данный Виттом Бошняку. Ну, ещё отчасти прошение на маскараде и рассуждения Фомы Фомича про "михрютку". Очень предвещательно.
Только мне вспоминалось «Кто виноват? - Они!» Ну и, уж молча обо всём прочем, камушком-то зачем? Просто "дострелить" не мог?
А "зачем в принципе"... «А я знаете, все какого-то счастья жду, ведь знаю, что его не будет»... ради собственного (призрачного) счастья. Даже не "чтобы защитить любимого человека". Не, ну, возможно, это само собой подразумевалось, так что об этом говорить... возможно.
Зато не "идейный доносчик" (а могли ведь раскрутить и в такой типаж, но Бошняк и Илье Фаберу ничего про "долг" и прочее не говорил, только про личную выгоду) - тот бы Каролину просто сдал, ради "блага отечества". (Тех, что "убить только собирались", сдал же? А тут целая цареубийца. Вроде как. Следствие б разобралось.) «Саша, вы меня сегодня предали» - да он (в варианте сериала) вообще всё и всех предал. Себя в том числе, угу.
А история декабристов... отбрасывает на его линию определённый свет (или тень?) даже помимо того эпического монолога. После разговора с фон Пеленом:
Бошняк: Вам придётся уехать, Каролина. Скоро Лавр Петрович доберётся до фон Пелена и всё из него вытрясет.
Каролина: Говорят, некоторые жёны заговорщиков изъявили желание поехать с мужьями своими на каторгу в Сибирь. Правда ведь, глупо?
Бошняк (опустив глаза, негромко): Глупо.
Каролина соскакивает с повозки.
Или в конце, в его словах Бенкендорфу: «Сошлите меня в Сибирь... не стреляться же мне, ей-богу».
Да где уж нам уж... И это я не о том, что самоубийство - это хороший/достойный/правильный выход. Я о том, что концепт «Мы здесь историю вершим, одним полицмейстером больше, одним полицмейстером меньше» мерзковатый.
Но, разумеется, Бошняку нельзя ни в Сибирь, ни виском на дуло - бо неисторично. (Как и Собаньскую нельзя было под арест, по той же причине.) А в словах Бенкендорфа мне слышится: «Мы здесь историю вершим, а вы со своими душевными драмами лезете...»
Ну, и в целом с "идеологической частью" как-то не очень: то Лавр Петрович (он?) выдает (по памяти): "...убивает доносчи... то есть тех, кто остался верным присяге", то гордо заявляет Пестелю: "Кого ищем, того найдём. И против вас всегда правы будем", что особенно мило смотрится на фоне заявлений "В Москве всегда так делали!" (арестовывали подвернувшихся под руку и выбивали показания, то бишь) от его подручных...
Царь не просто декламирует стихи Рылеева, он назидательно замечает: «Своих поэтов надо знать, господа!» и "отчёркивает" имя Рылеева, пятого в списке. Отделяя внеразряд от первого. А потом
Николай: Генерал, не кажется ли вам, что кровопролитие сие дикость?
Бенкендорф (почтительно): Дикость, ваше величество.
И как-то на мой взгляд оно несколько двусмысленно, то ли речь о предложенном Татищевым четвертовании, то ли о замысле цареубийства, то ли обо всём вместе...
А сцену разговора царя с Пушкиным (и её тональность) я, конечно, предвидела, но вот прям такого не ожидала, особенно в виде финала истории. Но общая идея понятна, бацилла свободолюбия размножается (в том числе) стихами, одного поэта повесили, а «Пушкин неопасен, он просто не может сдержать ни чувств своих, ни фантазий», вот наш государь-надежа и возьмёт его под личное... цензорство. Будет сдерживать духовную заразу.
Радостный Пушкин многозначительно сообщает: "Тут, как ни закончишь, все успех" - и махая руками-ногами, бежит с галереи.
Угу, тут мне выставка к 400летию дома Романовых вспомнилась отчего-то...
Общее впечатление, продержавшееся до четвертой серии: Бошняк, канешн, "романтичный, обаятельный и страдательный", но что ж у него одно выражение лица на все случаи жизни, что под ножом убийцы, что в постели с любимой женщиной? Первую внятную эмоцию от него я отловила на "лошади с крыльями" (и что это было, не поняла тоже).
Но как он, только очнувшись от двухмесячной горячки, во всех подробностях описывает нападавшего следователю (и портретик рисует, ага) - это "внушаит".
Собственно, из всего сериала я более-менее спокойно могу смотреть только на "урок фехтования", данный Виттом Бошняку. Ну, ещё отчасти прошение на маскараде и рассуждения Фомы Фомича про "михрютку". Очень предвещательно.
Reply
Leave a comment