Гамлету. О том, что.
Верь себе, Гамлет, - больше никто не верит,
Бойся себя - не бойся кого другого,
Не привыкай - отвратнейшая привычка.
В доме моём сквозняк закрывает двери,
Кухня в себе вмещает итог и повод,
И постоянно где-то пропали спички.
Помни, друг Гамлет, ночь для несчастных - пытка,
Хочется виски, торта и уколоться,
Бывшие возвращаются, бьются блюдца.
Делал ли ты когда-нибудь те попытки,
Что и в сухих песках приведут к колодцу,
Но никогда обычно не удаются?
Знаешь, я отделяю господ от черни,
Зёрна - от плевел, искренность - от помады,
И иногда случаюсь совсем нагая.
И у меня есть тоже на полке череп -
Он говорит, что надо и что не надо,
Только всё это редко мне помогает.
Я тут, друг Гамлет, думаю, почему вот
Люди ведут себя иногда как бляди,
Часто как трусы, и очень редко - мило,
И почему всё время их так чарует
Всё, что бы обходилось без лишних стадий,
Тешило, в меру гладило и кормило.
Знаешь, от этих мыслей жиреет смысл,
Маленький штрих становится громкий, цепкий.
Слушай, порой я правда страшусь той мысли,
Что рождена кому-нибудь быть наседкой.
Что я однажды в пыльном засяду баре
И закажу шпинат, сельдерей и воду,
И в голове чтоб три «обсудить»: «мой парень»,
«Нужно купить вина для суаре» и «мода».
Знаешь, такие девочки носят мини
На вечеринки, громко смеются (часто),
Двигаются заманчиво и неспешно -
Так, что желанье врезать настолько сильно,
Что аж нейроны через глаза сочатся.
Но не от зависти, не от неё, конечно.
Знаешь, они не просто не пьют, не курят -
Кажется, этого и не держат в мыслях.
Может, они счастливее, я не знаю.
Просто, родной, вот чувство, что нас нагнули
И отымели во всевозможных смыслах,
И почему-то больше не отпускают.
Что предрекает славу юнцу и вору,
Что отличает нас от беспечной рати,
Что обрекает тыкаться в плечи, в ворот -
Лучше бы нам, наверное, и не знать, но
Утром, когда с тобой мы напьёмся горькой,
И проорём все лёгкие, бронхи, связки,
Я тебе на похмелье налью водицы.
Я соберу огрызки, труху, окурки,
Чтобы потом ты снова сумел родиться
В той же прозрачной, рваной циничной шкурке,
Может быть, чуть подлатанным кем-то, только
Всенепременно точно таким прекрасным.
Бойся себя - не бойся кого другого,
Не привыкай - отвратнейшая привычка.
В доме моём сквозняк закрывает двери,
Кухня в себе вмещает итог и повод,
И постоянно где-то пропали спички.
Помни, друг Гамлет, ночь для несчастных - пытка,
Хочется виски, торта и уколоться,
Бывшие возвращаются, бьются блюдца.
Делал ли ты когда-нибудь те попытки,
Что и в сухих песках приведут к колодцу,
Но никогда обычно не удаются?
Знаешь, я отделяю господ от черни,
Зёрна - от плевел, искренность - от помады,
И иногда случаюсь совсем нагая.
И у меня есть тоже на полке череп -
Он говорит, что надо и что не надо,
Только всё это редко мне помогает.
Я тут, друг Гамлет, думаю, почему вот
Люди ведут себя иногда как бляди,
Часто как трусы, и очень редко - мило,
И почему всё время их так чарует
Всё, что бы обходилось без лишних стадий,
Тешило, в меру гладило и кормило.
Знаешь, от этих мыслей жиреет смысл,
Маленький штрих становится громкий, цепкий.
Слушай, порой я правда страшусь той мысли,
Что рождена кому-нибудь быть наседкой.
Что я однажды в пыльном засяду баре
И закажу шпинат, сельдерей и воду,
И в голове чтоб три «обсудить»: «мой парень»,
«Нужно купить вина для суаре» и «мода».
Знаешь, такие девочки носят мини
На вечеринки, громко смеются (часто),
Двигаются заманчиво и неспешно -
Так, что желанье врезать настолько сильно,
Что аж нейроны через глаза сочатся.
Но не от зависти, не от неё, конечно.
Знаешь, они не просто не пьют, не курят -
Кажется, этого и не держат в мыслях.
Может, они счастливее, я не знаю.
Просто, родной, вот чувство, что нас нагнули
И отымели во всевозможных смыслах,
И почему-то больше не отпускают.
Что предрекает славу юнцу и вору,
Что отличает нас от беспечной рати,
Что обрекает тыкаться в плечи, в ворот -
Лучше бы нам, наверное, и не знать, но
Утром, когда с тобой мы напьёмся горькой,
И проорём все лёгкие, бронхи, связки,
Я тебе на похмелье налью водицы.
Я соберу огрызки, труху, окурки,
Чтобы потом ты снова сумел родиться
В той же прозрачной, рваной циничной шкурке,
Может быть, чуть подлатанным кем-то, только
Всенепременно точно таким прекрасным.