Автор: Константин Дорошенко.
Джерело: газета «Киевский телеграф», 22.05. 2000, с. 20.
Творческие визиты Петра Мамонова в рефлексиях киевлянина.
Недавно Киев снова видел моноспектакль легенды советской альтернативной музыки и постсоветской альтернативной культуры Петра Мамонова «Есть ли жизнь на Марсе?» в программе фестиваля «Київ Травневий», благодаря продюсеру Геннадию Гутгарцу и Украинской национальной шоу-бирже.
Петр Мамонов. Фото: приобретено на рок-фестивале «Звезды-88» (Киев).
Впервые местные театралы лицезрели монструозную мистерию 2 года назад, в рамках «Мистецького Березілля». Главный креэйтор украинского театрального процесса Сергей Проскурня окрестил спектакль шедевром, а критик Ольга Островерх блестяще подытожила впечатления от него на страницах приснопамятного журнала «Парад»: «Петр Мамонов выбил почву из-под ног любителей «вечных проблем», тотально разрешив вопрос, мучающий интеллигенцию на протяжении нескольких десятилетий, - «Есть ли жизнь на Марсе?». Призвав на помощь Антошу Чехонте, он дал понять, что «есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе», а раба из себя нужно ежедневно выдавливать по капле. Чем и занялся при большом скоплении народа. Публика… была заворожена этим эсхатологическим зрелищем до такой степени, что у наименее уравновешенных просто «сорвало крышу». Так, некая немолодая дама в конце спектакля разразилась серией истерических воплей на тему: «Он же плюет на вас!». И, хотя Мамонов был великолепен, а дама явно неадекватна, нельзя не отметить, что определенный смысл в этой реакции все же был. По крайней мере, часть зрителей наблюдала у себя явные «пилоты» посттрансового состояния в виде нарушений координации и тому подобного». От себя могу добавить, что еще одна дама вошла под конец действа в такой раж, что громко кричала Мамонову - «Горько!» вместо «Браво!».
За 2 года отношение общества к спектаклю дрейфовали от шока к адаптированности, он был признан самой оригинальной постановкой Московского театра имени К. С. Станиславского и номинирован на престижнейшую российскую театральную премию «Золотая маска». И киевская гастроль прошла без эмоциональных эксцессов и курьезов. Впрочем, мракерские стиляги, веселушные кибер-панки, аккуратненькие и чистенькие псевдо-хиппи, а также вполне пленительно-буржуазная публика реагировали аплодисментами почти на каждую гримасу, позу, песню, фразу Мамонова. Таких настойчивых оваций на протяжении одного спектакля в театре не удостаивается, пожалуй, даже балетная прима - мастерица фуэте.
Харизму Мамонова, его умение заполнить любое пространство и загипнотизировать любое количество людей своими плясками св. Витта и завораживающими завываниями Киев впервые прочувствовал в 1988 году, во время первого и последнего здесь по-настоящему драйвового, свободного и «отвязанного» рок-концерта на стадионе «Динамо». Тогда еще слыхом не слыхивали о независимости, а перестройка еще только проклюнулась, и всем хотелось поскорее упиться атмосферой свободы - «а вдруг все вернется?». Эта боязнь провоцировала здоровую неуемность, хулиганский дух первого осознания собственной значимости и гипотетической свободы. Последующий фетиш - «гражданское общество» - тогда еще не поминали даже всуе. Атмосфера на «Динамо» царила впечатляющая. Музыканты маститых - и не слишком - российских и украинских групп (на одной площадке выступали уже неоднократно появлявшиеся по общесоюзному ТВ «Бригада С» и даже в Киеве известные только по слухам «Воплі Відоплясова») «тусовали» на поле среди ошеломленных такой демократичностью зрителей. Вконец обалдевшие милиционеры (то был краткий исторический момент их растерянности - бить или не бить?) подходили к курящей у ограждавших поле барьерчиков молодежи с мессиджами: «Одно из двоих! Или на поле, или на места!». Эйфорию рок-марафона не погасил даже разразившийся на очередном часу «борьбы» ливень. И вот в этой атмосфере мы впервые увидели Мамонова и вживую услышали его «Звуки Му». До того времени до большинства даже самых «продвинутых» и «прогрессивных» доносились лишь смутные слухи о существовании в Москве совершенно невыносимого и «обезбашенного» Пети, который круче Сукачева, мощнее Кинчева и вообще самобытнее всех. И вот - свершилось: культовая (тогда еще и слова такого не знали) «Муха - источник заразы» огласила кручи Днепра, а Мамонов был признан самым сногсшибательным явлением фестиваля.
Потом был контракт с Брайаном Ино, выход «винила» на Западе и хорошие гастроли в Великобритании, роспуск группы в зените ее славы, главная роль в кинофильме «Такси-блюз» и эпизодическая, но виртуозная, гениальной огранки - в «Игле» (помните импровизированный танец доктора-монстра на лестничной клетке по факту овладения наркотичками?). Затем - создание группы «Мамонов и Алексей» с собственным братом Алексеем Бортничуком (ну какая же российская музыка без украинских фамилий?) и культовый спектакль «Лысый брюнет», на который среди киевских эстетов пост-панка было модно специально ездить в Москву.
И вот - «Есть ли жизнь на Марсе?». Ехать никуда не нужно. Тексты: Ермилов, Ионеско, Мамонов, Ожегов, Рубинштейн, Чехов. На сцене - символическая бутылка водки, тонетовский стул, деревянная ширма. Свет - создает эффект скорее не театра, а концептуального визуального искусства. Сюрреалистические монологи чередуются песнями под электрогитару - привычно мамоновскими. Брейгелевские гримасы, пластика a-la «катастрофы тела», брызги пота и слюны, «животная радость общения с залом» (формулировка авторов энциклопедии «Кто есть кто в советском роке?», М.: 1991). Гротеск? Театр абсурда?
В том-то и дело, что нет. Все это - мы с вами, вчерашние и сегодняшние, подверженные информационным атакам, пострадиационным мутациям, социальным и ментальным экспериментам. А театр Мамонова - вполне реалистичен, только с приставкой «гипер». Его контекст - «бестолковое пространство наших аритмических усилий и притязаний». И Петр гениально и проникновенно передает всю знаковость, тоску и мистику обыденности. Еще Майринк и Кафка ведали, что не экстраординарные ситуации, а именно повседневность полна смуты и дьявольщины. «Ученик спросил: «Раствориться в бытии или раствориться в небытии - не все ли равно?». Учитель сказал: «Не знаю».
Вообще, мамоновская мистерия актуализирует немало глобальных вопросов. Человек непредубежденный вряд ли поставит под сомнение, что вечная проблема «Воловьих лужков», равно как и спор о том, лучше ли Угадай Откатая, куда более космополитична и ментально укоренена в сознании человечества, чем решаемые в течение последнего столетия Россией «Что делать?» и «Кто виноват?». Более принципиальной для homo sapiens остается только проблема, названная Гюрджиевы «Обезьяним вопросом»: прошлогодний всплеск суемудрия на тему, кто же от кого произошел, до сих пор прокатывается по страницам газет и делает волны в сетях Интернета.