История номер два. Диагноз.
Все, что я выпалила в первой истории имело свое логическое начало. Еще в приемной мне сказали, что мальчик в очень тяжелом состоянии (что меня и не удивило, учитывая, что он свисал с рук, как кисель и был почти без сознания). Судя по симптомам у него ОРВИ с осложнением, а именно стенозирующий ларинготрахеит. Я была немного невменяема, потому не только не поняла, что это, но и даже не запомнила всех составляющих фразы.
Четко диагноз мне озвучили лишь в воскресенье. В реанимацию пришел самый главный Айболит, выслушал меня и прослушал ребенка. Послушал, встал и пошел. Молча. Крикнула уже вдогонку, что у нас и как. Сказал, что хрипы есть, горло красное, надо больше поить. И решил ввернуть (грубым тоном, свысока) - с таким вообще дети бывает и умирают. Хорошо, что я сидела.
Самое смешное, что со всех сторон я услышала, что состояние очень тяжелое, что заболевание самое что ни на есть серьезное и сложное, но никто в течение нескольких дней к ребенку не подходил. Никто не интересовался, есть ли у него хрипы, продолжается ли лающий кашль, как он дышит, когда спит, какая температура и все то многое, что важно знать при лечении. Нам только приносили препараты: вот вам на вечер, вот вам на утро. Я бы может и подумала бы, что это у них такой молчаливый стиль работы, если бы не то приветливое и участливое отношение, с которым медперсонал интересовался состоянием лежащего с нами в одной палате болеющего парня.
Очень скоро стало ясно, что глупо рассчитывать на внимание к маленькому ребенку. Я была рада уже тому, что на него перестали кричать, когда он вырывался от маски во время ингаляции.
Четко диагноз мне озвучили лишь в воскресенье. В реанимацию пришел самый главный Айболит, выслушал меня и прослушал ребенка. Послушал, встал и пошел. Молча. Крикнула уже вдогонку, что у нас и как. Сказал, что хрипы есть, горло красное, надо больше поить. И решил ввернуть (грубым тоном, свысока) - с таким вообще дети бывает и умирают. Хорошо, что я сидела.
Самое смешное, что со всех сторон я услышала, что состояние очень тяжелое, что заболевание самое что ни на есть серьезное и сложное, но никто в течение нескольких дней к ребенку не подходил. Никто не интересовался, есть ли у него хрипы, продолжается ли лающий кашль, как он дышит, когда спит, какая температура и все то многое, что важно знать при лечении. Нам только приносили препараты: вот вам на вечер, вот вам на утро. Я бы может и подумала бы, что это у них такой молчаливый стиль работы, если бы не то приветливое и участливое отношение, с которым медперсонал интересовался состоянием лежащего с нами в одной палате болеющего парня.
Очень скоро стало ясно, что глупо рассчитывать на внимание к маленькому ребенку. Я была рада уже тому, что на него перестали кричать, когда он вырывался от маски во время ингаляции.