(no subject)
Ничего не происходит.
В это воскресенье наш магазин посетила женщина с шизофренией. Я видела её со спины: чуть перекошенные плечи цвета охры и нервные повадки. В свою необъятную сумку она кинула пару розовых косметических перчаток и направилась к выходу. Хилый охранник, схватив её за острый локоть, попросил никогда больше не воровать и уж тем более брать без спросу. Возмущённая, растрёпанная, она вырывала руку и неловко одёргивала край трикотажной майки. «Я не воровка! Вы все умрёте. Вы - уродины», - шипела она. «Эти перчатки попросил принести мой папа». Она повернулась, чтобы обратиться к кому-то незримому: «Папа, скажи?».
В этот же день у меня в горле застряло что-то острое. В застрявшем предмете я заподозрила осколок стекла. Молиться Богу, зайтись в истерике, обессилено упасть на пол, - в общем, проделать всё то, что я обычно совершаю в подобных ситуациях, находясь у себя дома, не удалось. Некоторые коллеги уже считают меня немного малахольной. Тогда я долго и безрезультатно, тихо откашливалась в кулачок.
С тех пор в горле у меня комок. Он огромен, размером со снежный ком, что скатился с белёсой вершины горы Хермон. Любая, даже самая мелкодисперсная ситуация может довести меня до слёз. И тогда он увеличивается в размерах, набухает, как китайская лапша.
Сегодня мой выходной, но я не показываюсь на улице. Так грустно, что даже не почистила зубы. Грусть - это очень негигиенично.
Мама утверждает, что у меня анорексия, кахексия и настаивает на походе к психоневрологу. Правда. Многим ли я отличаюсь от той женщины, что схватила розовые перчатки и порывалась убежать? Мама, скажи?
В это воскресенье наш магазин посетила женщина с шизофренией. Я видела её со спины: чуть перекошенные плечи цвета охры и нервные повадки. В свою необъятную сумку она кинула пару розовых косметических перчаток и направилась к выходу. Хилый охранник, схватив её за острый локоть, попросил никогда больше не воровать и уж тем более брать без спросу. Возмущённая, растрёпанная, она вырывала руку и неловко одёргивала край трикотажной майки. «Я не воровка! Вы все умрёте. Вы - уродины», - шипела она. «Эти перчатки попросил принести мой папа». Она повернулась, чтобы обратиться к кому-то незримому: «Папа, скажи?».
В этот же день у меня в горле застряло что-то острое. В застрявшем предмете я заподозрила осколок стекла. Молиться Богу, зайтись в истерике, обессилено упасть на пол, - в общем, проделать всё то, что я обычно совершаю в подобных ситуациях, находясь у себя дома, не удалось. Некоторые коллеги уже считают меня немного малахольной. Тогда я долго и безрезультатно, тихо откашливалась в кулачок.
С тех пор в горле у меня комок. Он огромен, размером со снежный ком, что скатился с белёсой вершины горы Хермон. Любая, даже самая мелкодисперсная ситуация может довести меня до слёз. И тогда он увеличивается в размерах, набухает, как китайская лапша.
Сегодня мой выходной, но я не показываюсь на улице. Так грустно, что даже не почистила зубы. Грусть - это очень негигиенично.
Мама утверждает, что у меня анорексия, кахексия и настаивает на походе к психоневрологу. Правда. Многим ли я отличаюсь от той женщины, что схватила розовые перчатки и порывалась убежать? Мама, скажи?