Искушенность
Сейчас читала Тютчева вслух. Вообще-то не очень его люблю, но в этот раз все было... как с моими любимыми поэтами :) в этот раз было феерично.
И мне показалась - а что, если человек с каждым поколением становится все более и более искушенным в поэзии, все более и более пресыщенным? Вспоминается эпоха гласности - чтобы приковать зрителей к телевизору, достаточно было осторожно рассказать о каком-нибудь убийстве. У всех стыла кровь. Да что там! Вспомните ужастики прошлого века - имеют ли что-нибудь общее эти косные, смешные куклы с тем, что снимается сейчас? Душа человека пресытилась, ему уже не страшно то, чего он боялся более пятидесяти лет назад. Но это все общие размышления.
Но вот что, если то же самое происходит и с поэзией? Для меня у Пушкина самое сильное - это "Мадонна". Только в этом сонете я чувствую напрягшуюся поэзию так, как сегодня почувствовала в Тютчеве. Но ведь когда-то, в 30е, 40е года 19-го века вся качественная лирика Пушкина возбуждала в житателях вот этот вот катарсис... не знаю, как поточнее назвать это чувство - наверное, катарсис и есть.
А теперь мы читаем Пушкина - и не только его, но и Лермонтова (который считался удивительно острым лириком, способным уносить с собой еще легче, чем Пушкин), и других их современников - Батюшкова, Баратынского, Дельвига... и уж в них-то невероятно сложно найти трепещущую, живую, пронзительную строчку. Но ведь были же когда-то, были! Только остыло все. Точнее, не они остыли, а в душе у читателя планка тепла серьезно поднялась.
И я чувствую, что вот этот вот внутренний поэтический градусник у современного человека просто зашкаливает - и сейчас футуристические опыты начала прошлого века кажутся не более чем игрушками, а ведь они поражали воображение современников. Крученых и Бурлюк были пиком эксцентризма. Сейчас этого сказать уже нельзя.
Напряженность чувства выливается в послевоенный и современный андеграунд, где (в хороших стихах) каждая строчка дергает прямо за живое, с первого раза уносит. И видно стоящего за стихами автора, который болезненно пытается задергать своего читателя чуть не до смерти. Это и есть цель.
Когда-то было достаточно "пурпура розы", а до этого и того меньше - "туманных далей", - чтобы пробуждать в читателе жаркий отклик. Сейчас требуется напряжения всех сил поэта, которые выливаются либо в образные, либо в эмоциональные, либо в умозрительные конструкции.
И сейчас мне даже представилось, что путь андеграунда - это путь поиска тех самых способов утопить читателя в своем стихотворении.
И мне показалась - а что, если человек с каждым поколением становится все более и более искушенным в поэзии, все более и более пресыщенным? Вспоминается эпоха гласности - чтобы приковать зрителей к телевизору, достаточно было осторожно рассказать о каком-нибудь убийстве. У всех стыла кровь. Да что там! Вспомните ужастики прошлого века - имеют ли что-нибудь общее эти косные, смешные куклы с тем, что снимается сейчас? Душа человека пресытилась, ему уже не страшно то, чего он боялся более пятидесяти лет назад. Но это все общие размышления.
Но вот что, если то же самое происходит и с поэзией? Для меня у Пушкина самое сильное - это "Мадонна". Только в этом сонете я чувствую напрягшуюся поэзию так, как сегодня почувствовала в Тютчеве. Но ведь когда-то, в 30е, 40е года 19-го века вся качественная лирика Пушкина возбуждала в житателях вот этот вот катарсис... не знаю, как поточнее назвать это чувство - наверное, катарсис и есть.
А теперь мы читаем Пушкина - и не только его, но и Лермонтова (который считался удивительно острым лириком, способным уносить с собой еще легче, чем Пушкин), и других их современников - Батюшкова, Баратынского, Дельвига... и уж в них-то невероятно сложно найти трепещущую, живую, пронзительную строчку. Но ведь были же когда-то, были! Только остыло все. Точнее, не они остыли, а в душе у читателя планка тепла серьезно поднялась.
И я чувствую, что вот этот вот внутренний поэтический градусник у современного человека просто зашкаливает - и сейчас футуристические опыты начала прошлого века кажутся не более чем игрушками, а ведь они поражали воображение современников. Крученых и Бурлюк были пиком эксцентризма. Сейчас этого сказать уже нельзя.
Напряженность чувства выливается в послевоенный и современный андеграунд, где (в хороших стихах) каждая строчка дергает прямо за живое, с первого раза уносит. И видно стоящего за стихами автора, который болезненно пытается задергать своего читателя чуть не до смерти. Это и есть цель.
Когда-то было достаточно "пурпура розы", а до этого и того меньше - "туманных далей", - чтобы пробуждать в читателе жаркий отклик. Сейчас требуется напряжения всех сил поэта, которые выливаются либо в образные, либо в эмоциональные, либо в умозрительные конструкции.
И сейчас мне даже представилось, что путь андеграунда - это путь поиска тех самых способов утопить читателя в своем стихотворении.