"Ничего не могу делать" - оно такое себе.
Вроде бы растекаюсь комком горя - а вдруг, глядишь, сделала охренительный бубен. В кои то веки кожа натянулась хорошо, нарисовала древо жизни, сделала стучалку. Тут, видимо, дело в том, что это делают очумелые ручки, а не голова.
С новым инструментом тоже вожусь руками. Заменила две струны на виольные, стало помягче. Прикрутила звучок, опробовала, играю.
Нарисовать пятнадцать картинок к альбому за неделю тоже на меня совершенно не похоже. Я обычно долго тяну, копаюсь, могу с одной картинкой полгода просидеть. А тут как-то ненапряжно вышло.
Разница, видимо, в том, что легко делается то, что я делаю собой и для себя. Потом это можно куда угодно, главное, что это моё собственное движение. А заказы мной пытается делать человеческий мир, а его я в гробу видала. Поэтому в ближайшее время - никаких заказов. И так не пропадаю. У меня вон в Каледоне куча всего на продажу. И вообще у меня там та часть социума, с которой я согласна коммуницировать, и тут во взаимодействии всё равно работать можно. Я всем говорю, что у меня жизненная миссия каледонский народ поддерживать, но кого я уже могу поддержать, ресурс на нуле, помирай-пропадай; но всякий раз, когда я пишу телеги про дирижабль, я убеждаюсь, что это вот наше взаимодействие нехреновый такой источник энергии.
Играю, впрочем, всякую грустную ерунду. Надеялась немножко, что новый инструмент поможет сочинять, да какое там. Импровизации в миноре - моё всё. В мажоре я могу только приключенческие космооперы писать. Если подальше от этой проклятой планеты - то вроде и жить можно.