Рак-отшельник Diogenes pugilator в раковинке, оставшейся после отмирания брюхоногого моллюска гиббулы (Gibbula sp.). Такие раки в большом количестве населяют ракушечное дно - присыпанное крупным песком c тонким илом - на обширных мелководьях у мыса Железный Рог, совсем неподалёку от входа в Керченский пролив. Небольшие глубины, в свою очередь, это метров 15. Здесь же обитают многочисленные хищные моллюски - известная всем Rapana venosa, агрессивный вселенец из Японского Моря.
Молодые особи хищного брюхоногого моллюска Rapana venosa, ещё не обросшие нитчатыми водорослями. В Чёрном Море именно из их раковинок порою выходят особенно "престижные" домики для взрослых диогенесов.
На раковинах рапанов, медленно ползающих по дну в поисках двустворчатых моллюсков, сплошь и рядом произрастают нитчатые водоросли. Таким образом, каждая рапанья раковинка превращается ещё при жизни хозяина в клумбу, или же в небольшую рощицу. В совокупности такие заросли водорослей, перемещающиеся по дну на моллюсках и даже на крабах-плавунцах, образуют совершенно особое донное сообщество - странствующие леса Моря. Эти леса производят довольно много органического вещества, их отмирающие фрагменты оседают на дно и... наряду с дохлыми медузами и останками рапаньих трапез, служат пищей ракам-отшельникам. По характеру добычи пропитания диогенесы - падальщики. Их также называют санитарами морского дна.
На протяжении жизни рак-отшельник меняет раковинку несколько раз. Постепенно взрослея, он отыскивает себе всё более просторный дом. Начиная своё путешествие в совсем небольших ракушках брюхоногих моллюсков, таких как мелкие
Bittium reticulatum или же
Rissoa splendida, попадающих на поверхность грунта с тех же водорослей, он затем переселяется в домик из-под
Tricolia pulla или
Nana donavani, а после, становясь уже совсем взрослым - в раковинку
Nassarius reticulatus или же
Gibbula. При этом рак-отшельник может найти себе ракушечку, сброшенную прежним родственником-бродягой, а может - если повезёт - отыскать домик, в котором ещё сохранился дохлый или же умирающий, а то и просто изрядно ослабленный моллюск. В этом случае диогенес находит себе и стол, и дом. В последние годы среди потенциальных жилищ для отшельников появились в изобилии и мелкие раковинки рапанов - от менее, чем сантиметровых, и до совсем уж просторных, диаметром с двухрублёвую монету.
Рапаньи раковинки взрослеющие отшельники присваивают с большой охотой - они просторней и легче других. Но таких уютных домиков по-прежнему хватает не всем. Поэтому большинство зрелых отшельников по-прежнему таскают на себе раковины назариусов и гиббул, попадающиеся в таком биотопе чаще. В свою очередь, на поверхности ракушки могут жить и другие существа. В таких случаях они именуются эпибионтами (живущими на поверхности кого-то ещё). Например, это колонии мшанок, напоминающие мельчайшие "соты", и усоногие рачки в составных известковых домиках.
Перемещаясь по дну вместе с проворным диогенесом - оседлав крышу его дома - сидячие эпибионты приобретают возможности, недоступные для них иначе. Они двигаются с места на место, меняя участки дна. Постоянно попадают в новые условия, где сыплется на дно свежая органика. И благополучно подъедают в том числе и то, что остаётся от трапезы отшельника. В этом случае их отношения с хозяином раковинки можно вполне назвать устойчиво комменсалистическими (хозяину безразлично, а эпибионтам удобно). Лес из нитчатых водорослей растёт на постоянно бегающем домике не слишком хорошо, скорее это "травяной газон" из коротконитчатых бурых и красных форм.
При кажущемся одиночестве отшельников они образуют своеобразный социум... В составе которого жёстко делят между собой пространство дна с доступными пищевыми ресурсами. Делят между собой территорию, на которую оседает отмершая органика... И вступают в жестокие схватки, если на их участки посягают соседи. Если в одну плошку с морской водой поместить нескольких отшельников, схватки будут неизбежны.
Тут, как писал Роджер Желязны, мы "оставим снежинку и рассмотрим падение..." Отметим, что элементы территориальности, наблюдаемые у многих подвижных существ, обостряются при переходе от поискового хищничества к собирательству - или же к засадной охоте из постоянного укрытия.
Отшельник бродит по дну и, по сути действия, собирает падаль. Эти существа не собираются в стаи, чтобы добыть большую добычу на всех, не набрасываются из засады, не строят ловчих сетей. Они используют готовый к употредлению в пищу ресурс, опадающий на дно. Плоховатый с точки зрения пищевых качеств, но... весьма обильный и легко усвояемый. И жестоко дерутся за право собирать его на определённой территории, отвечающей индивидуальным размерам каждого сборщика. Собственно, потому они и отшельники, что активно сторонятся сородичей. Если рассматривать падение абстрактной желязновской снежинки и далее, то приходят на ум простые аналогии с обществом, растущим на потоке... плоховатого по качеству, но легко доступного пищевого ресурса. Общества, в котором каждый за себя, таскает на себе свой нехитрый скарб, жёстко блюдёт свою территорию и вступает в отношения с соплеменниками лишь ради продолжения рода... таких же одиноких существ. Он - или она - обзаводится газончиком на поверхности раковинки, несколькими морскими желудями (балянусами), постепенно обрастает колонией мшанок, со временем покрывающей не только всю раковину вместе с простоватыми балянусами, но и забивающую устье раковины так, что хозяин бывает вынужден искать новую... Этот морской собиратель всегда в пути и всегда одинок, он всё время что-то ищет и готов драться с такими же, как он, за эти простые жизненные цели, за вполне доступный ресурс. Тут могут приходить разные аналогии. В том числе из разряда тех, что мы наблюдаем по вечерам в метро. Среди молчаливой массы незнакомых друг с другом людей. Но это - лишь абстракции. Смотришь, бывало, на субъекта - накачанного, обряженного в серое или грязно-тёмное, с цепко бегающими глазами, ищущего во всём свою выгоду в доступной форме, отцеживающего возможности в происходящем и чётко стерегущего свою "территорию" - и думаешь: "хищник? - да нет же, скорее падальщик".