Дзен от питбуля.
У мечты такая природа: она сбывается ненадолго.
- Мне сегодня написала девочка с Крита, - рассказывает подруга. - Показать фотку из профиля? Модель!
- Конечно, покажи!
И правда, модель. Прямые черные волосы, прямой греческий нос, прямые острые плечи. Все в ней какое-то строгое.
- Рассказывала, как крепко мне придется ее обнимать когда мы поедем на пляж на ее моторбайке!
Ух ты.
Через пару дней оказывается, что фотка у модели заимствованная, а в реальности у нее есть ***, о чем она незамедлительно и сообщает русским языком. И все, момент сладкого взаимонепонимания в прошлом.
А меня продолжает беспокоить непонимание. Вот я стала парижанкой: на неделю. Я живу в собственной мечте. Белая квартира с балконом, выходящим к церкви, где каждый час звонят колокола, а светлую кладку исчерчивает косыми линиями дождь. Белая собака, которая сопит на белом кресле. Белые балетки в коридоре, купленные недавно в Антверпене - и уже порядком потрепанные. Белая бумага, которой предстоит покрыться словами... или нет.
Этим упрямым "нет" я закрываюсь от неизбежных потерь. Я говорю "нет" этому простору и легкости, этому богатству (какие здесь в шкафу бокалы! тонкостенные колокола храма белого вина). Этому глубокому сну, который накрывает на пустой двуспальной кровати с четырьмя (!) подушками и легким, но теплым одеялом. Этим снам, которые приходят под утро, приходят невротическим подмигиванием циферок на экране: пора вставать. Новый день. Пока приходят.
Альфредо, мой временный пес, тоже говорит "нет". Я учусь у него, как у Махатмы Ганди. Каждый раз, когда я с ним не соглашаюсь, Альфредо не рычит, как сделал бы другой приличный питбуль его возраста и размеров. Он смотрит на меня серьезным внимательным вглядом и демонстративно усаживается на землю. И сидит. Он сидит пять минут, десять, без движения, пока я не докажу ему аргументированно, что он не прав, или пока не сверну в нужную ему сторону. Его непоколебимое семидесятикилограммовое упрямство насильно не сдвинешь.
Вчера с обеда лили дождь, но прогулка есть прогулка... думала я. Мы с грохотом загрузились в лифт (это французский лифт, дореформенный, поэтому там есть сиденье для швейцара, но нет места для пассажиров), зашли четыре лапы Альфредо и моя нога, но хвост остался снаружи. Пришлось менять диспозицию; ехать в таком лифте все равно что пытаться улечься в трехвдерной малолитражке. Обязательно ручник под ребро или пустота под голову.
Потом мы преодолели первое препятствие: консьержку Патрицию, которая нападает на Альфредо со всем своим страстным испанским гостеприимством. А также хрустящими рисовыми хлебцами, которые хозяйка псу есть запрещает, и оттого он за них на голове стоять готов. И вот, казалось бы, можно наконец выйти на улицу (главное не свернуть в пешеходную, где сидят бомжи, которые пса обожают и всегда разговаривают с ним о чем-то по-французски, Альфредо соглашается, я стою рядом и чувствую себя невестой на итальянской свадьбе - много шума, и ничего). А, еще главное: мясники. Альфредо к ним неравнодушен, но хозяйка считает, что от мяса он становится неуправляемым и агрессивным. Может, оно и так, я предпочитаю не проверять: питбуль.
Но пес делает невероятное. Я выхожу; он высовывает нос ну лицу, отряхивается и пятится. И смотрит на меня с подозрением: что, ты и правда собираешься там _гулять_? Ню-ню, говорит его умудренный 10 годами жизни взгляд, даффай-даффай. Я-то здесь постою. Или даже посижу. Погуляю сидя.
И мы перематываем обратно: хлебцы, Патриция, лифт, дверь на третьем этаже. Или на четвертом? Никак не могу запомнить.
Вывести парня на улицу удается только с третьего раза. Приходится держать над ним зонтик. Прямо над интеллигентной белой мордой. Ууу, морда интеллигентная! Прогулка совершается экстремально быстро, Альфредо пританцовывает и все время пытается вытереть лапы. Дома, прежде чем я снимаю кеды, он вытирает все остальное - нос, бока, уши, и снова - о мои джинсы. И все это, конечно, с очень независимым видом.
Сегодня утром моя машина рисковала быть оштрафованной за парковку дольше оплаченной, я покачивалась после бессонной ночи, а впереди еще ждала дорога в Жуи и подготовка к завтрашнему экзамену, а Альфредо снова устроил сидячую забастовку. Он считал, что утром хорош джоггинг в парке возле Эйфелевой башни. В любое другое прохладное солнечное утро я бы с ним незамедлительно согласилась. Но сегодня машина, недосып, экзамен, у меня в голове все перепуталось. А он сидел.
Наверное, я иногда тоже напоминаю собаку, которая стоит на своем, и сдвинуть ой как непросто. Если, конечно, не аргументировать. И не подкрепить печенькой.
Поэтому я Альфредо сочувствую: сажусь рядом с ним. Бог с ним, со штрафом. Утро. Печеньки? Нет, я с террористами на переговоры не хожу, даже с мирными.
Через полтора часа после запланированного я наконец выбегаю из на неделю своей прекрасной квартиры возле Эйфелевой
башни. Кафе открываются, женщины в туфлях-эскарпанах спешат покрасоваться новой прической, только что приобретенной по соседству (помыть волосы и причесать - всего 59 евро! ) - сообщает радостный плакат. Это шестнадцатый. Здесь выбрасывают кожаные кресла, а бомжи спят на настоящих диванах. Если, конечно, диваны прежде не заберут студенты.
Завтра, со щитом или на щите. Я хочу, чтобы мечта быть one of the shining people сбылась надолго.
- Мне сегодня написала девочка с Крита, - рассказывает подруга. - Показать фотку из профиля? Модель!
- Конечно, покажи!
И правда, модель. Прямые черные волосы, прямой греческий нос, прямые острые плечи. Все в ней какое-то строгое.
- Рассказывала, как крепко мне придется ее обнимать когда мы поедем на пляж на ее моторбайке!
Ух ты.
Через пару дней оказывается, что фотка у модели заимствованная, а в реальности у нее есть ***, о чем она незамедлительно и сообщает русским языком. И все, момент сладкого взаимонепонимания в прошлом.
А меня продолжает беспокоить непонимание. Вот я стала парижанкой: на неделю. Я живу в собственной мечте. Белая квартира с балконом, выходящим к церкви, где каждый час звонят колокола, а светлую кладку исчерчивает косыми линиями дождь. Белая собака, которая сопит на белом кресле. Белые балетки в коридоре, купленные недавно в Антверпене - и уже порядком потрепанные. Белая бумага, которой предстоит покрыться словами... или нет.
Этим упрямым "нет" я закрываюсь от неизбежных потерь. Я говорю "нет" этому простору и легкости, этому богатству (какие здесь в шкафу бокалы! тонкостенные колокола храма белого вина). Этому глубокому сну, который накрывает на пустой двуспальной кровати с четырьмя (!) подушками и легким, но теплым одеялом. Этим снам, которые приходят под утро, приходят невротическим подмигиванием циферок на экране: пора вставать. Новый день. Пока приходят.
Альфредо, мой временный пес, тоже говорит "нет". Я учусь у него, как у Махатмы Ганди. Каждый раз, когда я с ним не соглашаюсь, Альфредо не рычит, как сделал бы другой приличный питбуль его возраста и размеров. Он смотрит на меня серьезным внимательным вглядом и демонстративно усаживается на землю. И сидит. Он сидит пять минут, десять, без движения, пока я не докажу ему аргументированно, что он не прав, или пока не сверну в нужную ему сторону. Его непоколебимое семидесятикилограммовое упрямство насильно не сдвинешь.
Вчера с обеда лили дождь, но прогулка есть прогулка... думала я. Мы с грохотом загрузились в лифт (это французский лифт, дореформенный, поэтому там есть сиденье для швейцара, но нет места для пассажиров), зашли четыре лапы Альфредо и моя нога, но хвост остался снаружи. Пришлось менять диспозицию; ехать в таком лифте все равно что пытаться улечься в трехвдерной малолитражке. Обязательно ручник под ребро или пустота под голову.
Потом мы преодолели первое препятствие: консьержку Патрицию, которая нападает на Альфредо со всем своим страстным испанским гостеприимством. А также хрустящими рисовыми хлебцами, которые хозяйка псу есть запрещает, и оттого он за них на голове стоять готов. И вот, казалось бы, можно наконец выйти на улицу (главное не свернуть в пешеходную, где сидят бомжи, которые пса обожают и всегда разговаривают с ним о чем-то по-французски, Альфредо соглашается, я стою рядом и чувствую себя невестой на итальянской свадьбе - много шума, и ничего). А, еще главное: мясники. Альфредо к ним неравнодушен, но хозяйка считает, что от мяса он становится неуправляемым и агрессивным. Может, оно и так, я предпочитаю не проверять: питбуль.
Но пес делает невероятное. Я выхожу; он высовывает нос ну лицу, отряхивается и пятится. И смотрит на меня с подозрением: что, ты и правда собираешься там _гулять_? Ню-ню, говорит его умудренный 10 годами жизни взгляд, даффай-даффай. Я-то здесь постою. Или даже посижу. Погуляю сидя.
И мы перематываем обратно: хлебцы, Патриция, лифт, дверь на третьем этаже. Или на четвертом? Никак не могу запомнить.
Вывести парня на улицу удается только с третьего раза. Приходится держать над ним зонтик. Прямо над интеллигентной белой мордой. Ууу, морда интеллигентная! Прогулка совершается экстремально быстро, Альфредо пританцовывает и все время пытается вытереть лапы. Дома, прежде чем я снимаю кеды, он вытирает все остальное - нос, бока, уши, и снова - о мои джинсы. И все это, конечно, с очень независимым видом.
Сегодня утром моя машина рисковала быть оштрафованной за парковку дольше оплаченной, я покачивалась после бессонной ночи, а впереди еще ждала дорога в Жуи и подготовка к завтрашнему экзамену, а Альфредо снова устроил сидячую забастовку. Он считал, что утром хорош джоггинг в парке возле Эйфелевой башни. В любое другое прохладное солнечное утро я бы с ним незамедлительно согласилась. Но сегодня машина, недосып, экзамен, у меня в голове все перепуталось. А он сидел.
Наверное, я иногда тоже напоминаю собаку, которая стоит на своем, и сдвинуть ой как непросто. Если, конечно, не аргументировать. И не подкрепить печенькой.
Поэтому я Альфредо сочувствую: сажусь рядом с ним. Бог с ним, со штрафом. Утро. Печеньки? Нет, я с террористами на переговоры не хожу, даже с мирными.
Через полтора часа после запланированного я наконец выбегаю из на неделю своей прекрасной квартиры возле Эйфелевой
башни. Кафе открываются, женщины в туфлях-эскарпанах спешат покрасоваться новой прической, только что приобретенной по соседству (помыть волосы и причесать - всего 59 евро! ) - сообщает радостный плакат. Это шестнадцатый. Здесь выбрасывают кожаные кресла, а бомжи спят на настоящих диванах. Если, конечно, диваны прежде не заберут студенты.
Завтра, со щитом или на щите. Я хочу, чтобы мечта быть one of the shining people сбылась надолго.