Помедленнее, я записываю.
Так мне хочется сказать этой жизни; она проносится за окошком моего поезда (автомобиля, автобуса, самолета). Я записываю, иначе я забываю. Вот, скажем: почти год с того момента, как я решила, что нашла город, который меня не обидит.
И чуть больше двух триместров с момента, когда город нашел меня.
Третий май подряд в Париже резко холодает, когда зацветают сады. Прежде я приезжала как раз в это время, и ходила в перчатках, чтобы оградить себя от столичной холодности и высокомерия. Теперь я знаю, что это лишь временное охлаждение отношений. Этот город не выдержит долгой паузы - ведь он и есть музыка.
- Моя прежняя девушка была сумасшедшей, - рассказывает мой друг, - однажды я закрылся в комнате, а она выбила ногой дверь. Мы как будто соревновались, кто безумнее.
- Да, я понимаю, - отвечаю я, - Вот, правда, а с моим прежним можно было и не соревноваться - он совершенно точно намного, намного безумнее меня. Не хотелось даже проверять.
И холодным, очень холодным он был. Безумие, которое клокочет под ледяной коркой. Из тех, что пугают еще больше, когда начинают себя вести нормально.
А здесь холодно только в мае. Даже зимы на удивление мягкие. Зимой можно совершенно спокойно на улице есть мороженое. Оно здесь бывает трех видов: магазинное, очень дешевое - типа, «Марс», «Сникерс», «Баунти» по три евро за большую упаковку (6 штук), фруктовое, льдистое - типа замороженного йогурта, и совершенно невообразимое итальянское желато. Как, например, в «Аморино» на улице Муфтар, или «Процетти» в паре кварталов оттуда.
- Оно тут как-то до смешного хорошо даже для итальянского мороженого, - комментирует Терри, знакомый болгарин.
И да, очень вкусно. Фисташковое, манговое, шоколадно-ореховое, типичного французского вкуса - карамель с соленым маслом. Но мой любимый - амарена, пьяная вишня с ванилью.
Пьянеют не только вишни. Вино здесь льется рекой, так что даже привыкаешь к тому, что дома почти всегда стоит пара бутылок, а здоровая коробка «Гамэй» до сих пор не допита, еще со дня рождения.
- Французы едят очень много жирной пищи, вся их кухня построена на бифштексах, антрекотах, мягких сырах и сливках. Но тем не менее, они все худые. Мои родители, профессора медицины, считают, что это от вина. Каждый прием пищи сопровождается бокалом красного сухого, которое расщепляет жиры, - читает бесплатную лекцию по вкусной и здорвоой пище мой одногруппник Пьер. Вообще-то он, на минуточку, Пьер-Витторио Маннуччи, из Боккони, Милан, и никак не короче. Но местным разрешает называть себя на французский манер просто Пьером, чтобы не коверкали имя.
Не знаю, как там традиционная кухня, а современные французы налегают на гамбургеры, чипсы и сладкие батончики. Едят второпях, пристроившись на набережной, и запивают вином. Вот вчера видела компанию юных барышень: это у нас покупают в магазине литровый пакет вина на всех, здесь чинно и благородно - каждая барышня несет себе по изящной бутылке. Тут к ним неожиданно (во Франции можно пить алкоголь не таясь) подруливает патруль… А потом ко всем, кто пикникует на набережной, включая меня и товарищей с безобидной бутылкой сидра.
- Вы знаете, лучше обернуть бутылку в пакет. Пока эта поправка еще не принята, но скоро, скорей всего, пить вино в общественных местах будет запрещено.
Вот вам и новое правительство. Хотя скорей всего, это городская мэрия - среди их свеженьких указов был запрет танцевать танго на набережной Сены, где это традиционно делали у Латинского квартала много десятилетий подряд. Олланд только укомплектовал кабинеты, а уже рассмотрел закон о том, чтобы сделать набережную пешеходной. Хотя и так с июля по август она превращалась в "лазурный берег" - берег усыпают песочком и устраивают настоящие тропики с шезлонгами, пальмами и концертами под открытым небом (это если с погодой везет, конечно). Называется это Пари пляж.
А ко мне между тем подруливает местный…
- Я художник, - представляется дяденька, - а вы ангел. Можно вас сфотографировать? Я вот, видите, фотографирую… А вот я еще играю на арфе.
- Вы этим на жизнь зарабатываете?
- Нет, я вообще финансист. Управление международными финансами. Сейчас к власти пришел Олланд, международные финансы будут получше работать. Олланд джентельмен. Саркози был бизнесмен. При нем с зарубежьем не дружили.
- Вы извините, мне пора. Меня друзья ждут.
Я устраиваюсь подработать пару недель летом - погулять с профессорской собакой. Собака - огромный белый питбуль Альфредо, любит джаз, особенно уважает женские голоса. Когда включают Эллу, собака млеет. Мы с хозяином и его женой сидим в кафе, Альфредо на собственной постилке у ног. Он, не сводя глаз, смотрит на оркестр, который играет живую музыку. Официант треплет его по шее, приносит миску воды - но тому хоть бы хны, музыка завладела им. Здесь собакам можно входить почти везде - ну, они и входят.
Город поет. В вагонах метро играют «Шанзэлизе», в переходе к фонтану Сен-Мишель гиатрный дуэт исполняет поппури из хитов разных лет, от Майкла Джексона до Битлов, от «Аиши» до «Сео чи пэгу»… Снаружи льет такой дождь, что толпа в переход течет рекой.. и останавливается, будто музыка заменяет плотину. Люди подпевают, хлопают, вокал не уступает профессиональному хору. Такая слаженность, множество улыбок… Забываешь о проблемах и несделанных делах, стоишь, покачиваешься: Аиша, Аиша, экуте муа… Ранним утром, по дороге в аптеку, слышишь из окна с белыми кружевными шторками чистые звуки саксофона. А еще, по дороге на спектакль «Костюм» я вижу, как заходящее солнце освещает узкий проулок, а из него - поначалу вкрадчиво, а после в полную силу - доносится низкий звук трубы, а ему вторит джазовый шелест перкуссии. J’ecoute, ma ville.
Ровно середина мая. Даже если солнечно, ветер продувает насквозь. Холодно. Я держу велосипед сгибом одной стопы, цепляюсь за витое литье забора частного мезонина другой, а рукой тянусь к ветке жасмина, который растет за оградой. Впереди еще сутки абонемента на велиб и столько мест, которые стоит объехать. Холодная музыка окутывает меня белоснежной сетью лепестков, как будто хочет усмирить, успокоить, заморозить в своей тяжелой нежности. Я больше не верю, что город мне не причинит вреда - не со зла, да и потом подует ветрами, зашепчет речетативами марокканских певиц в спектаклях, омоет дождями и утренними потоками из Сены, струящимися вдоль тротуаров в хитроумной системе водооборота.