День жаркой Африки
О правде и лжи.
Проект ДЖА
A-a-a, amnes in Africa amplissimi,
a-a-a, montes in Africa altissimi,
a-a-a, crocodili, physeteres,
a-a-a, simiae, hippopotami,
a-a-a, et viridis psittacus
Сначала было пиво. Это я помню очень хорошо, потому что пиво принесли, когда новая капуста еще и не думала развариваться, а старая уже успела пригореть. Они, конечно, влили туда еще кипятку, и колбасной обрези подбросили, но горелой капустой уже тянуло. Это на самом деле даже неплохо, потому что не так дает разгуляться аппетиту. А пока, чтобы мы не торчали без дела и, чего доброго, не свалили, нам принесли пива. И вот по случаю лета сидим мы во дворе за столом под навесом да чинно-скромно тянем кислое пивко. А закускою нам служит мудрая беседа, других разносолов не предвидится.
Если ты человек сметливый и язык у тебя хорошо подвешен, считай половина дела сделана. Дальше за столом сидели пингвиусы. Так друг мой Фома называет досужих мужиков, которые и рады уши развесить и послушать всякие байки. Мужик по самой природе своей склонен проявлять любопытство, а пингвиус особенно охоч он до того, чего ему никак не нужно, никогда не пригодится и глупо до крайности. Ежели байка не глупая, он на нее сроду внимание не обратит. Приходилось мне наблюдать горестные картины, как алмазы и многоценные перлы мудрости рассыпались втуне и грубо попирались, а философ, непонятый глупыми пингвиусами, оставался голодным и сирым. И какой философ! Три университета бы спорили за него, как древле города за слепца Омира... Но друг мой Фома не из таких. По чести, если кто и оспаривает его друг у дружки, так это веревка и камень, ибо друг мой Фома плут, каких мало. Это ему не в обиду, он сам про себя так говорит.
Так вот, пиво! Сидим мы, значит, пьем его-потягиваем, и вдруг Фома оборачивается ко мне и говорит важно так, солидно: "Балды-тон, мбвана бей, коррра ли?" Я ему отвечаю: "Корра, конечно, корра, как же иначе-то?" Фома встает, с размахом крестится и садится обратно. Пингвиусы на нас поглядывают. Интересно им, вишь, что мы за люди. Пьем пиво дальше. Фома опять ставит кружку на стол, а сам мне тихо-тихо: "Не молчи, болван, скажи хоть что-нибудь!" Я и говорю: "Гвараххай, талдыбы!"И фома мне: "Истинно, гвараххай!"
Старший из пингвиусов сидит царем, прочие на нас косятся, перед ними хлебушек, чеснок, сало нарезано, колбаса в тряпочке, пиво правда тутошнее, зато закуска хороша. Тоже капусту ждут. А вариться ей еще долго, делать пока нечего, тоска зеленая. Один палку строгает, другой в зубах ковыряет, четвертый по столу пальцами ходит взад - вперед. Наконец один пингвиус к нам подкатывается и начинает интересоваться, чегой-то у нас язык больно непонятный, да мы вообще христиане или как? Ну тут уже ясно: идет к нам в руки закусочка.
Друг мой Фома выпрямляется и осанисто начинает, что уж конечно мы христиане, и веруем во все, во что доброму христианину и положено, и в Отца, и в Сына, и в Святого Духа. Тут мы встаем и благочестиво склоняем головы, потом опять садимся за пиво, типа мы вам все сказали, добрые люди, а теперь оставьте нас в покое. Пошушукались наши товарищи и начинают осторожно интересоваться, издалека ли идем? И снова мы в бутылку не лезем, тихо-кротко объясняем, что идем издалека, а путь впереди еще куда как неблизок, но дело есть дело, давши слово - держись, так у нас принято. "Что, паломники поди, в Ерусалим собрались или поближе?" - спрашивает тот, который по столу пальцами гулял. "Что нам Ерусалим, - говорит Фома. - Мы из самоей Африки идем! Уж и видов навидались..." Про Ерусалим-то многие говорят, а вот про Африку на моей памяти еще никто. Но чувствую я, что как-то Фома уж очень хватил. "Барабулды? - спрашиваю. - Башка чо как?" -"Квех, чо-чо, - обидно парирует Фома. И добавляет совсем уж оскорбительно: Илдыж!" И тут же начинает втолковывать, что я де беспокоюсь, можно ли нам быть столь беспечными, все ж дорога, люди кругом... разные, в общем, люди. Тут пингвиусы руками замахали, закричали, что они не таковские, чтоб кого обижать, особенно если видят, что люди честные. И уж раз мы такие бывалые и добрые христиане, не подсядем ли мы к ним, не расскажем ли про Африку, где она такая есть, что дальше Ерусалима. И пива нам еще налили, и колбасу придвинули: все веселей за беседой капусту ждать.
Ну тут друг мой Фома чиниться не стал, рассказал, что мы из купеческого отряда, толмачи. А что между собой на африканский манер говорим, так это чтоб язык не забыть, когда вернемся. Вернуться нам надо обязательно, потому что нас послали... по делу в общем, послали. Пингвиусы закивали, понимают - дело есть дело, тут уж лучше много не болтать. "А итить-то долго до ней, до Африки?" - спросил тот, что палку стругал. Ох, и долго! Год, да полгода - и считай, что полпути. А плыть так недолго, с весны по осень - самое оно будет. "И как оно, хорошая ли там жизня?"
Эх, жизня в Африке хорошая. Там такие зверюги есть, что тут и на картинке не враз увидишь. Есть там пантера, цвету она аспидного, а пахнет - лучше не придумаешь. Где она пройдет, ровно куст зацвел. И всем зверям она царица. А зерно там родится семь лет - но зато другие семь лет - ни колосочка. Уж очень земля нравная: не родит - и все.х Хоть ты что с ней делай. Потому они там в Африке строят амбар - и семь лет зерно туда пихают, а потом семь лет его едят. Как все приедят - снова тебе семь лет дорода. Только они в сытые годы голодными ходят, так что на исходе уже молят, хоть бы скудные годы пришли скорее - уж и отожремся от пуза. "Вот дураки! - с чувством сказал тот, что в зубе копался. - За семь лет не поемши - это и помереть можно!" "Бестолочь ты, Зуда, как есть бестолочь! - отозвался старший пингвиус. - Тебе бы только лопать, а там хоть трава не расти. Твоя бы воля - ты бы и посевное все поел!"
Пингвиусы уж и про капусту забыли, рты пораскрывали, желают дальше слушать. И повалил же им Фома. Про реки рассказал, которые самоцветы родят, про рыбу с лапами, которая в той реке сидит. У рыбы этой пасть в полрыбы, а зубы алмазные, она алмазы из реки вылавливает и в челюсти притискивает. Если такая рыба быка ухватит, так и полморды ему откусит. "Откуда ж она быка ухватит? Там что, в реке быки ходят?" - не поверил Зуда. И снова дед его унял - быки они везде быки, им напиться надобно, а то сдохнут. "А есть там такой зверь, что не ест-не пьет, а все в себе бережет, - усмехнулся мой друг. - Его камелусом зовут, у него два горба, он в реке воду пьет, а она в горбы идет. От того у него горбы зеленой травой порастают. Он с себя траву ест и через то пить не хочет - уж очень та трава сочна". Тут я тоже решил показать, что не пальцем деланый - кой чего маракую: "Неправду ты говоришь, не родятся в реке камни. Эта река зовется Нилус, а есть у нее три сестры - Ганг, Тигр и Евфрат, и все они катятся с райской горы Едем. Оттуда и камни". "Базалды, курба гуда - лениво отмахнулся Фома. - Это по-африкански значит "спасибо тебе, мой многомудрый друг". Эх, и хороша у вас, препочтенные, колбаса: с чесночком, духовитая".
А уж когда капусту принесли наконец, Фома и про льва рассказал, и про элефантуса, который ежели упадет, то нипочем не встанет, только если его сынок ему поможет, а иначе беда элефантусу - смерть-погибель. И пошел он рассказывать про карликов, которые на журавлей войной ходят, а сами на струфокамилах ездиют. Струфокамилов мы видели - они вроде кур, только преогромные. Я соглашаюсь, огромные. Из одного яйца можно было бы яичницу на всех зажарить, и ели бы все досыта, да еще и нищей братии бы досталось. Только очень уж карлики до этих яиц люты. Они как слопают яйцо, так сами в скорлупе живут. И горе их бабам, если дом не слишком чисто отскребут, - тухлым струфокамловым яицом все провоняет, от волос до винца, а винцо там хоть и крепкое, но тухлятиной что угодно испортишь.
Тут наши пингвиусы перемигнулись и достали к капусте сулею. Яблочное, крепкое. Из тех, что сперва шибают в нос, потом в ноги, а потом уже понимаешь, что в голове у тебя уже давно гудит рой пчелиный. А под винцо и разговор пошел веселей. И про человеков со ртом на пузе, а сами без головы. И про тех, у кого головы песьи, а по науке кинокефалы. Уж такая страна, эта Африка, что великий Александер, полководец в мире лучший, и тот ею пленился и в ей заблудился. Хотел до рая дойти, да, грешный человек, застрял по пути. "Ну что же, - уважительно молвил тот, что к нам первым подкатился: - что же, что рот на пузени. У соседней деревне девка была, так у ней на пузени бабья снасть. А где ей, снасти, быть положено, - место гладкое. Я-то не видел. Люди говорили!" Перешел разговор на девок. Я уже думал, наскучило им про Африку, надо сворачиваться. Только у Фомы пиво легло на яблоневку, оттого он и полез дальше, чем надо. Все бы сейчас про баб стали говорить - и бог с ней, с Африкой.
Но Фома икнул, поднял стакан и сказал: "А еще там все люди черные. Так там устроено!" - и запихал в рот почти целую колбаску.
"Вот это уж ты врешь, - убежденно ответил Зуда. - Ежели каждый человек по образу и подобию, не могут они черными быть. Это ты уж врешь".
Больше всего на свете Фома ненавидит, когда ему не верят. От яблочного вина он стал храбрым и сильным, что твой Александер на струфокамиле. И поэтому схватил миску с капустой и надел ее на голову Зуде. Зуда взвыл нечеловеческим голосом - капуста-то была горяченькой, - и что есть силы заехал Фоме в нос. То есть хотел заехать, потому что Фома увернулся, и удар пришелся аккурат в пингвиуса, что мирно вкушал хлеб с салом. Тот тоже терпеть не стал - и завязалась драка. Ну что уж тут, побили нас, конечно. И хуже бы пришлось, только все же мы не лыком шиты, ноги в руки, сумки хвать! - и пока пингвиусы разбирались, кто, да где, да куда делся, пока хозяин трактира на них орал за треснувшую миску, свалили африканские толмачи. А я еще и колбасу уговорил с нами пойти, такая она была красотка, что ей делать с грубыми мужланами?
И вот сидим мы, дух переводим, синяки потираем. И вдруг мой друг Фома говорит: "Эрвилиус, я дожен покаяться. Про все прочее я в книжке видал, это все правда. А про кое что соврал. Вот из-за греха моего мы в беду и попали!"
Да знаю я, тоже ведь про поход Александера читал. Не было там про черных людей, и быть не могло. Как же человек из плоти-крови может черным быть, ровно бес? Врать меньше надо, вот что.
======================================================================
А это уже для счастья.
Canticum Rubrae Mitellae
Оригинальный текст см. здесь (Ю. Михайлов)
Аккорды / Chords
Si vis diu-diu-diu,
diu progredi semita,
diu pergere tramite,
ire, vehi, currere,-
nempe-nimirum-profecto,
forte-forsitan-fortasse,
potes tandem et postremo
sic venire Africam!
A-a-a, amnes in Africa amplissimi,
a-a-a, montes in Africa altissimi,
a-a-a, crocodili, physeteres,
a-a-a, simiae, hippopotami,
a-a-a, et viridis psittacus,
a-a-a, et viridis psittacus.
Verumtamen quando-quando,
quandocumque in semita,
quandocumque in tramite
occurrero cuique,-
illis, quibus sic occurram,
atque fero, - credo-credo,
memor ero-ero-ero, -
"Salve!" dicam singulis.
A-a-a, amnes, salvete, peramplissimi!
A-a-a, montes, salvete, peraltissimi!
A-a-a, crocodili, physeteres,
a-a-a, simiae, hippopotami,
a-a-a, et viridis psittace,
a-a-a, et viridis psittace!
Sed profecto, sed profecto
si es timidus et piger,
si es pavidus et iners,
sede domo tacite!
Numquid eges viis longis,
rhinocerotibus, cancris,
campis amplis, rivis, clivis?!
Manus, pedes tutare!
U-u-ut quid tibi mare hoc amplissimum?
U-u-ut quid tibi caelum hoc altissimum?
A-a-a, crocodili, physeteres,
a-a-a, simiae, hippopotami,
a-a-a, et viridis psittacus,
a-a-a, et viridis psittacus?
http://www.binetti.ru/artes/poesia/carmina_russica.shtml