Балаклава, часть первая, подземная
- До Балаклавы? Это вам, девушка, вот туда, через стоянку и на уголок! И там посадка на машину. Вот туда, на уголок! Там ваша «девятка». - водитель посторонней маршрутки так вдохновенно и страстно машет руками в сторону остановки, будто нужный нам транспорт - последний в этом сезоне и вот-вот уйдет. Я еще раз убеждаюсь, что любознательность и стремление к общению работают куда лучше любого джипиэса.
Балаклава - слово перекатывается как галька в прибрежной волне, постукивая гладкими боками друг о друга, поблескивая на солнце. Мы решаем начать с катакомб, то есть, с музея подводных лодок. Как туда проехать?
- А выйдете на Оболони и дальше пешком. - лениво отвечает водитель.
Вот так. Ехать почти сутки в поезде, чтобы в итоге выходить на Оболони. Топография такая топография. Ну да ладно. Уже на входе в музей начинаем ощущать суровые будни не только подводных лодок, но и всех, кто рядом с ними. Бабушки-билетерши твердой рукой ловят за шиворот разыгравшихся юных экскурсантов (экскурсанты от растерянности тут же начинают соблюдать порядок). Мадам кассирша голосом мирового судьи объявляет время следующей экскурсии («Я знаю, что написано на табличке, я сама ее писала. Но я вам говорю, что ближайшая экскурсия не в 11:00, а в час. ») и рушит наши надежды прокатиться по катакомбам на катере - дети до 12 лет не допускаются.Мы отправляемся самостоятельно, не дожидаясь экскурсии.
- Там холодно, так что смотрите не заболейте потом. - бабушка-билетерша с сомнением оглядывает меня в коротких шортах и футболке и пропускает нас внутрь.
Внутри гулко, округло и холодно. Рельсы, коридоры, тоннели, голоса группы, ушедшей перед нами. Группа уже скрылась за поворотом, а голоса звучат. Вроде ничего особенного, но именно здесь, в подземелье, в округлых сводах все воспринимается немного не так. Группа перед нами - толпа детей лет 10-12 в сопровождении монаха и монашки, говорят по-украински с западным акцентом. Монах - как рисуют на картинках - тощий, высокий, с залысиной на макушке, в рясе, подвязанной веревочкой-ремешком. Такому монаху бы в пивных или винных погребах похаживать, а здесь среди всех этих остатков торпед, мин и бомб он смотрится нелепо и беспомощно. Впрочем, мы, наверное, все тут так смотримся.
Выходим к каналам, по которым подлодки выходили в море. В воде отражаются желтые лампочки, от этого чуть светлее, чем в других коридорах. Из темноты выплывает катер с экскурсантами старше 12 лет. Мы навостряем уши и контрабандой подслушиваем рассказ экскурсовода. Я уже начинаю подмерзать, у Юрки нос тоже прохладный. Саша ходит, как ни в чем не бывало. Поразительно, что +15, что +30 - температура одинаково комфортна. Переходы и коридоры кажутся бесконечными, и уж если пошли, то пошли - обратно возвращаться не особо хочется, тем более что каждый раз кажется, будто еще один поворот, и выход. На стенах до сих пор сохранились предостерегающие надписи типа: «Не все говори, что знаешь, но знай все, что говоришь!», таблички, куда нужно было вписывать фамилии ответственных за рабочие процессы. Пытаюсь представить себе всю эту систему действующей: вместо любопытных отдыхающих военные и инженеры, вместо экскурсионных катеров лодки, вагонетки на рельсах… нет, не получается. А ведь когда-то все эти переходы были для людей привычными, примерно так же, как для врачей известны и привычны переходы между отделениями, лабораториями и корпусами больницы. Впрочем, они и сейчас привычные для людей, которые здесь работают - экскурсоводов, смотрителей залов, «водителей» катеров.
В одном из залов Юра углядел предостерегающую надпись, но уже современную: «Ведется видеонаблюдение» и пока мы с Сашкой разглядывали тумблеры и рычаги на приборной доске, юный отрок вычислил камеру и робко помахал ручкой дяде-охраннику по ту сторону камеры. А потом осмелел, оглянулся, не смотрит ли кто, и скорчил рожу. И сразу разрядил обстановку, которая не то, чтоб гнетущей была, но как-то осмотр военных музеев не вызывает у меня особого умиротворения. «Вот, ты где! Ну, кривляйся-кривляйся, мы на выходе выдадим фото, а еще распечатаем и большое на стенке повесим, чтоб все смотрели и видели, какой ты молодец!» - грузный седой охранник усаживается на стульчик как раз напротив Юрки, а сам Юра тут же превращается в паиньку и смущенно извиняется. «Ладно уж, моряк, пойдем, я тебе покажу, где можно хорошее фото сделать». Мы подходим к большой трубе с лестницей внутри - наверняка у нее есть свое название, но я сухопутный житель и потому называю все эти штуки как умею. Юра отважно лезет в трубу, держится за поручни, я с другой стороны фотографирую.
Уровень замерзания наших тушек близится к критическому и мы торопимся к выходу. Отогреваемся на солнце, внезапно обнаружив, что проголодались. За этим открытием следует еще одно - крепость, на которую мы хотели влезть, оказалась на противоположной стороне бухты. Переправить нас на ту сторону на ялике? Нет проблем! Сначала выходим в открытое море, купаемся, ловим рыбу, фотографируемся во всех позах у штурвала, наслаждаемся видом и пейзажем, а потом возвращаемся - и сразу на ту сторону к крепости! В какой-то момент мне начинает казаться, что я в Одессе. Еще раз пытаемся объяснить катерщикам, что нам надо просто на ту сторону бухты. «Конечно! Но вы же не пойдете в обход по такой жаре! Я ж вам предлагаю вариант лучше! В открытое море на час, с купанием, с чем захотите - хоть кофе, хоть шампанское!..» Нет, мы не в Одессе. Мы просто говорим на разных языках. На том и расходимся.
Идем пешком («в обход по такой жаре», да), покупаем открытки на почте, пытаемся составить план: что раньше, крепость или Серебряный пляж. Как часто бывает, ситуация решается сама собой. Большой и очень эмоциональный зазывала объясняет нам, что в такую жару лезть на крепость глупо, зато купаться - в самый раз. И плывем на катерочке в соседнюю бухту, и уже там отмокаем в море, греемся на солнце, и снова ползем в море. Ползем, кстати, почти буквально - галечный пляж не особо способствует изящной и легкой походке, поэтому из вертикальной раскоряки мы спешим поскорее превратиться в тюленчика или хотя бы в крабика.
Вокруг столько прекрасной гальки, а у меня в сумке - пенал с карандашами и лайнерами. Наше дружное семейство везло обратно приличную горсть просто красивых камушков и стекляшек, и аккуратно завернутые в салфеточку разрисованные каменюки.
Крепость мы оставили на следующий раз. После пляжа восхождения уже не так грели душу.
Балаклава - слово перекатывается как галька в прибрежной волне, постукивая гладкими боками друг о друга, поблескивая на солнце. Мы решаем начать с катакомб, то есть, с музея подводных лодок. Как туда проехать?
- А выйдете на Оболони и дальше пешком. - лениво отвечает водитель.
Вот так. Ехать почти сутки в поезде, чтобы в итоге выходить на Оболони. Топография такая топография. Ну да ладно. Уже на входе в музей начинаем ощущать суровые будни не только подводных лодок, но и всех, кто рядом с ними. Бабушки-билетерши твердой рукой ловят за шиворот разыгравшихся юных экскурсантов (экскурсанты от растерянности тут же начинают соблюдать порядок). Мадам кассирша голосом мирового судьи объявляет время следующей экскурсии («Я знаю, что написано на табличке, я сама ее писала. Но я вам говорю, что ближайшая экскурсия не в 11:00, а в час. ») и рушит наши надежды прокатиться по катакомбам на катере - дети до 12 лет не допускаются.Мы отправляемся самостоятельно, не дожидаясь экскурсии.
- Там холодно, так что смотрите не заболейте потом. - бабушка-билетерша с сомнением оглядывает меня в коротких шортах и футболке и пропускает нас внутрь.
Внутри гулко, округло и холодно. Рельсы, коридоры, тоннели, голоса группы, ушедшей перед нами. Группа уже скрылась за поворотом, а голоса звучат. Вроде ничего особенного, но именно здесь, в подземелье, в округлых сводах все воспринимается немного не так. Группа перед нами - толпа детей лет 10-12 в сопровождении монаха и монашки, говорят по-украински с западным акцентом. Монах - как рисуют на картинках - тощий, высокий, с залысиной на макушке, в рясе, подвязанной веревочкой-ремешком. Такому монаху бы в пивных или винных погребах похаживать, а здесь среди всех этих остатков торпед, мин и бомб он смотрится нелепо и беспомощно. Впрочем, мы, наверное, все тут так смотримся.
Выходим к каналам, по которым подлодки выходили в море. В воде отражаются желтые лампочки, от этого чуть светлее, чем в других коридорах. Из темноты выплывает катер с экскурсантами старше 12 лет. Мы навостряем уши и контрабандой подслушиваем рассказ экскурсовода. Я уже начинаю подмерзать, у Юрки нос тоже прохладный. Саша ходит, как ни в чем не бывало. Поразительно, что +15, что +30 - температура одинаково комфортна. Переходы и коридоры кажутся бесконечными, и уж если пошли, то пошли - обратно возвращаться не особо хочется, тем более что каждый раз кажется, будто еще один поворот, и выход. На стенах до сих пор сохранились предостерегающие надписи типа: «Не все говори, что знаешь, но знай все, что говоришь!», таблички, куда нужно было вписывать фамилии ответственных за рабочие процессы. Пытаюсь представить себе всю эту систему действующей: вместо любопытных отдыхающих военные и инженеры, вместо экскурсионных катеров лодки, вагонетки на рельсах… нет, не получается. А ведь когда-то все эти переходы были для людей привычными, примерно так же, как для врачей известны и привычны переходы между отделениями, лабораториями и корпусами больницы. Впрочем, они и сейчас привычные для людей, которые здесь работают - экскурсоводов, смотрителей залов, «водителей» катеров.
В одном из залов Юра углядел предостерегающую надпись, но уже современную: «Ведется видеонаблюдение» и пока мы с Сашкой разглядывали тумблеры и рычаги на приборной доске, юный отрок вычислил камеру и робко помахал ручкой дяде-охраннику по ту сторону камеры. А потом осмелел, оглянулся, не смотрит ли кто, и скорчил рожу. И сразу разрядил обстановку, которая не то, чтоб гнетущей была, но как-то осмотр военных музеев не вызывает у меня особого умиротворения. «Вот, ты где! Ну, кривляйся-кривляйся, мы на выходе выдадим фото, а еще распечатаем и большое на стенке повесим, чтоб все смотрели и видели, какой ты молодец!» - грузный седой охранник усаживается на стульчик как раз напротив Юрки, а сам Юра тут же превращается в паиньку и смущенно извиняется. «Ладно уж, моряк, пойдем, я тебе покажу, где можно хорошее фото сделать». Мы подходим к большой трубе с лестницей внутри - наверняка у нее есть свое название, но я сухопутный житель и потому называю все эти штуки как умею. Юра отважно лезет в трубу, держится за поручни, я с другой стороны фотографирую.
Уровень замерзания наших тушек близится к критическому и мы торопимся к выходу. Отогреваемся на солнце, внезапно обнаружив, что проголодались. За этим открытием следует еще одно - крепость, на которую мы хотели влезть, оказалась на противоположной стороне бухты. Переправить нас на ту сторону на ялике? Нет проблем! Сначала выходим в открытое море, купаемся, ловим рыбу, фотографируемся во всех позах у штурвала, наслаждаемся видом и пейзажем, а потом возвращаемся - и сразу на ту сторону к крепости! В какой-то момент мне начинает казаться, что я в Одессе. Еще раз пытаемся объяснить катерщикам, что нам надо просто на ту сторону бухты. «Конечно! Но вы же не пойдете в обход по такой жаре! Я ж вам предлагаю вариант лучше! В открытое море на час, с купанием, с чем захотите - хоть кофе, хоть шампанское!..» Нет, мы не в Одессе. Мы просто говорим на разных языках. На том и расходимся.
Идем пешком («в обход по такой жаре», да), покупаем открытки на почте, пытаемся составить план: что раньше, крепость или Серебряный пляж. Как часто бывает, ситуация решается сама собой. Большой и очень эмоциональный зазывала объясняет нам, что в такую жару лезть на крепость глупо, зато купаться - в самый раз. И плывем на катерочке в соседнюю бухту, и уже там отмокаем в море, греемся на солнце, и снова ползем в море. Ползем, кстати, почти буквально - галечный пляж не особо способствует изящной и легкой походке, поэтому из вертикальной раскоряки мы спешим поскорее превратиться в тюленчика или хотя бы в крабика.
Вокруг столько прекрасной гальки, а у меня в сумке - пенал с карандашами и лайнерами. Наше дружное семейство везло обратно приличную горсть просто красивых камушков и стекляшек, и аккуратно завернутые в салфеточку разрисованные каменюки.
Крепость мы оставили на следующий раз. После пляжа восхождения уже не так грели душу.