Одинокая старость
Эту избушку с дороги сразу и не заметишь: маленькая, словно присела на корточки за забором, обсаженным кустами сирени. Бывая на родине мужа, я всегда стараюсь сюда наведаться. Вот и в этот раз калитка была открыта. Значит, хозяйка дома. «Хорошо, что пришла, - обрадовалась она моему визиту. - Сердце что-то прихватило. В последнее время почти не бываю на улице. Потопаю немного по комнате, приготовлю что поесть - и снова в кровать. Людей мимо проходит много, а ко мне, кроме социального работника, почти никто не заглядывает…»
Разные хвори стали «липнуть» к Марии Ивановне, когда вышла на пенсию. Говорит, словно лопнула внутри какая-то пружина, как только сменился привычный жизненный ритм.
Странно: казалось бы, отдыхай себе, а чего-то стало не хватать. Мой приезд для женщины - возможность поговорить с «живой душой», ведь подруг-ровесниц в деревне почти не осталось, а дома их раскупили под дачи. Вот так, сама с собой, и коротает дни. Со своими мыслями, воспоминаниями. А что в ее жизни было? Кроме этого места, где родилась, ничего, можно сказать, и не видела.
Вдобавок еще и свою семью не удалось создать. Видимо, забрала война суженых, с которыми так и не довелось встретиться ни ей, ни многим другим девчатам тех лет. Лишила женского счастья, радости материнства… Ну, да Бог с ним, считает Мария Ивановна, как сложилось - так сложилось. Говорят, одиночество - дар Божий. И с ним она раньше, пока были силы, мирилась. А вот в старости трудно.
Ее дом - послевоенной постройки. Прежний, более добротный, где жила с родителями, сожгли немцы. И бревнышка не осталось. Вернулись из беженцев на пустое дворище. Отец погиб на фронте, а что могла одна мама с малыми детьми? Вот и слепили - не то избушку, не то сарай.
Думали со временем разжиться на более просторное жилье, да так и не разжились. Братья-сестры выросли и «разлетелись» кто куда. Осталась в деревне только Маша. Досмотрела старую мать, теперь здесь доживает и свой век. Говорит, в тесноте - не в обиде. «Чистую» половину избы занимает сама, а в сенцах - куры, коза.
Вот только пока без электричества плохо: когда в деревне меняли линию, она ездила к свояченице. И, когда подключали свет,ее двор об минули. Наверно, не подумали, что в этой хибаре еще кто-то живет. Надо бы позвонить в их контор
- Мне предлагали оформиться в дом-интернат - отказалась. Из родительского дома - никуда. Что там делать, в казенных стенах? - вздыхает Мария Ивановна.
Она вспомнила, как отвоевывала однажды свой уголок, когда один из соседей хотел впритык поставить сыну дом. Встревожилась, обошла тогда всех начальников и настояла на своем: никто ее «границы» не порушил.
Может, и обижается тот сосед, но как ему объяснить, что это не от жадности или старческого чудачества. Душой она прикипела к своему необустроенному жилью, к этой земле. Мы разговаривали, наверно, около часа. Старушка Марья все не отпускала: рассказывала о себе, интересовалась моими делами. Было видно: не хочется ей снова оставаться одной, в четырех пустых стенах. Но нужно было ехать.
...Прячется за пышной сиренью невзрачная избушка. Через маленькое окошко, которым она смотрит на улицу, чужую жизнь не рассмотреть. Еще сложней рассмотреть и понять чужую душу, спрятанную в оболочку одиночества. Как живет, о чем думает длинными вечерами бабушка Марья и такие же одинокие старые люди? Кто знает…