Этническая нация: ценности и интересы (статья вторая) -17last
Последняя глава:
Молодость и старость
В Ветхом завете описана старость царя Давида - того самого Давида, который в юности одолел великана Голиафа. Престарелый царь не мог согреться, и молодая девушка, которая за ним ухаживала, должна была ложиться к нему в постель. Мы сейчас переживаем пору очередной юности, и то, что для «мира современности» - вопрос согревания или искусственной стимуляции с помощью «виагры», для нас пока еще вопрос любви. Однако наша этническая древность никуда не делась, «старик» сосуществует с «юношей». Это определенного рода архетипические феномены коллективного этнического сознания, так же как Анима-Анимус (мужское-женское) являются архетипами индивидуального сознания, впервые теоретически осмысленными Юнгом. Иногда старость дает мудрые советы, но гораздо чаще она проявляется как усталость, которую используют, когда убеждают «юношу» в том, что «эрос», воля жить чреваты опасными для здоровья последствиями, а согреваться вообще-то лучше всего с помощью последней модели масляного обогревателя.
Именно наша этническая усталость тяготится независимостью, скулит о том, что мы «малый народ», о том, как замечательно было жить раньше, под опекой. Она же считает, что в Армении «не будет порядка», у страны «нет перспектив». Она заставляет с недоверием и скептицизмом относиться к соотечественникам по Армении и собратьям по Армянству, к общему делу, верить только в то, что можно конвертировать в материальные блага.
Мы уже говорили о том, большие сообщества, связанные идеей кровного родства, которая никогда не возникает без существенных оснований, отличаются от прочих больших сообществ тем, что их жизнь буквально требует для своего описания метафор биологических и личностных. В ходе истории этнос периодически омолаживается и одновременно продолжает прежнюю, непрерывно длящуюся жизнь. Как мы уже сказали, сейчас наша коллективная личность - это и «старик», и «юноша» одновременно. В каждом из нас независимо от возраста, в каждой группе армян, собравшихся даже одноразово, даже ради самой прозаической цели, борются два начала. Усталое, капризное, старческое, со свойственной старости ограниченностью желаний и интересов - тот самый этнос-старик, сгорбившийся под грузом тысячелетий. Молодое, энергичное, упрямое, амбициозное - этнос-юноша.
Еще в середине 1930-х гг. в предисловии к «Испании» Костан Зарян в свойственной ему манере писал: «…до сих пор мы главным образом имели в виду только политическую или так называемую культурную сущность истории. (…) Между тем подлинная сущность жизни в чем-то ином: в некой биологической мощи, в некой незамутненной жизнеспособности, которая, не будучи похожа, тем не менее, имеет нечто общее с теми изначальными силами, которые побуждают море волноваться, животных совокупляться, деревья цвести, звезды светить». Как в истории общества периодически повторяется цикл развития и регресса, так и в истории этноса сменяют друг друга процессы консолидации, «уплотнения» (в том числе нациестроительства) и обратные процессы расслоения, «разжижения», фрагментации. В той или иной степени это касается всех народов, но у некоторых, в том числе и у нас, разрыв между возрастом этноса и молодостью нации просто огромен, что составляет особый драматизм их истории.
Молодость и старость
В Ветхом завете описана старость царя Давида - того самого Давида, который в юности одолел великана Голиафа. Престарелый царь не мог согреться, и молодая девушка, которая за ним ухаживала, должна была ложиться к нему в постель. Мы сейчас переживаем пору очередной юности, и то, что для «мира современности» - вопрос согревания или искусственной стимуляции с помощью «виагры», для нас пока еще вопрос любви. Однако наша этническая древность никуда не делась, «старик» сосуществует с «юношей». Это определенного рода архетипические феномены коллективного этнического сознания, так же как Анима-Анимус (мужское-женское) являются архетипами индивидуального сознания, впервые теоретически осмысленными Юнгом. Иногда старость дает мудрые советы, но гораздо чаще она проявляется как усталость, которую используют, когда убеждают «юношу» в том, что «эрос», воля жить чреваты опасными для здоровья последствиями, а согреваться вообще-то лучше всего с помощью последней модели масляного обогревателя.
Именно наша этническая усталость тяготится независимостью, скулит о том, что мы «малый народ», о том, как замечательно было жить раньше, под опекой. Она же считает, что в Армении «не будет порядка», у страны «нет перспектив». Она заставляет с недоверием и скептицизмом относиться к соотечественникам по Армении и собратьям по Армянству, к общему делу, верить только в то, что можно конвертировать в материальные блага.
Мы уже говорили о том, большие сообщества, связанные идеей кровного родства, которая никогда не возникает без существенных оснований, отличаются от прочих больших сообществ тем, что их жизнь буквально требует для своего описания метафор биологических и личностных. В ходе истории этнос периодически омолаживается и одновременно продолжает прежнюю, непрерывно длящуюся жизнь. Как мы уже сказали, сейчас наша коллективная личность - это и «старик», и «юноша» одновременно. В каждом из нас независимо от возраста, в каждой группе армян, собравшихся даже одноразово, даже ради самой прозаической цели, борются два начала. Усталое, капризное, старческое, со свойственной старости ограниченностью желаний и интересов - тот самый этнос-старик, сгорбившийся под грузом тысячелетий. Молодое, энергичное, упрямое, амбициозное - этнос-юноша.
Еще в середине 1930-х гг. в предисловии к «Испании» Костан Зарян в свойственной ему манере писал: «…до сих пор мы главным образом имели в виду только политическую или так называемую культурную сущность истории. (…) Между тем подлинная сущность жизни в чем-то ином: в некой биологической мощи, в некой незамутненной жизнеспособности, которая, не будучи похожа, тем не менее, имеет нечто общее с теми изначальными силами, которые побуждают море волноваться, животных совокупляться, деревья цвести, звезды светить». Как в истории общества периодически повторяется цикл развития и регресса, так и в истории этноса сменяют друг друга процессы консолидации, «уплотнения» (в том числе нациестроительства) и обратные процессы расслоения, «разжижения», фрагментации. В той или иной степени это касается всех народов, но у некоторых, в том числе и у нас, разрыв между возрастом этноса и молодостью нации просто огромен, что составляет особый драматизм их истории.