(no subject)

[karelo_finn]

Кулагин А. Две заметки к проблеме «Высоцкий и Шукшин» // В поисках Высоцкого. № 36. Пятигорск; Новосибирск: Изд-во Пятигорск. гос. ун-та, 2019 (май). С. 9-18.

Анатолий Кулагин (Коломна)

ДВЕ ЗАМЕТКИ К ПРОБЛЕМЕ «ВЫСОЦКИЙ И ШУКШИН»

Доказывать, что Высоцкий очень интересовался творчеством своего старшего современника, прозаика, сценариста, режиссёра и актёра Василия Шукшина, - не приходится. Поэта, создателя «энциклопедии советской жизни», должны были привлекать демократичность творчества Шукшина, присущее ему сочетание драматизма и юмора, а также лирико-исповедальная нота. Самого Шукшина Высоцкий знал с юности, встречался с ним в компании друзей, собиравшихся «на Большом Каретном». Поэт многократно говорил об этом на своих выступлениях, пусть даже отчасти мифологизируя эту эпоху своей биографии и преувеличивая значение того же Шукшина в дружеском кругу[1]. Высоцкий пробовался на главную роль в шукшинском фильме «Живёт такой парень»[2]. Названия кинокартин старшего товарища («Калина красная», «Печки-лавочки», «Живёт такой парень», «Ваш сын и брат») обыграны поэтом в песне-некрологе «Памяти Василия Шукшина» (1974): «А рядом куст калины рос - // Калина красная такая»; «Всё - печки-лавочки, Макарыч, - // Такой твой парень не живёт!»; «Такой наш брат ушёл во тьму!»[3]. Именно с фильмами Шукшина связаны эти наши заметки.

1. Коля, Степан и другие



Песенная дилогия «Два письма» (1966-67) занимает в творчестве Высоцкого особое место. Это первое обращение поэта к сельской теме. Песни «Поездка в город» и «Смотрины», частушки для спектакля «Живой», стихотворение «Здравствуй, “Юность”, это я…» - всё это появится позже. Факт нуждается в объяснении: почему молодой бард-горожанин, в деревне никогда не живший, написал о ней - причём не одну, а две песни (кстати, это вообще первый его цикл)? Конечно, Высоцкий был по складу своему художником, способным вживаться в чужую судьбу. Но, думается, одним лишь этим, даже с учётом актёрского дара перевоплощения, появление сельского сюжета в его стихах не объяснить. Нужен был какой-то непосредственный толчок, какой-то источник, художника вдруг заинтересовавший и вызвавший творческий отклик. В комментариях к дилогии[4], несмотря на отдельные наблюдения частного характера, такой источник пока не назывался, хотя вплотную к нему подошёл Вл. И. Новиков, заметивший, что Коля, герой дилогии, напоминает «чудиков» из рассказов Шукшина[5].

Нам представляется, что таким источником стал фильм Василия Шукшина «Ваш сын и брат», снятый режиссёром и писателем по собственным рассказам «Стёпка», «Змеиный яд» и «Игнаха приехал». Сразу соотнесём даты. Разрешение на выход фильма на экран было подписано 18 апреля 1966 года[6]; это значит, что в прокате он появился уже несколько дней спустя. Первая известная фонограмма второй песни цикла - «Не пиши мне про любовь - не поверю я…» - датируется, по сведениям С. Жильцова, октябрём того же года; наиболее ранняя же фонограмма первой песни - «Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!..» - появилась 23 апреля уже следующего, 1967-го, года[7] (так получилось, что вторая песня «опередила» первую). Стало быть, со стороны хронологии препятствий для нашей версии нет. Более того - хронологическая близость появления фильма и песен работает в нашу пользу.

Что даёт основания видеть в фильме Шукшина источник дилогии Высоцкого?

У них общая тема - не просто противопоставление города и деревни, но и взгляд на город глазами сельского жителя, своеобразное «остранение» образа города за счёт непосредственности или даже наивности восприятия его человеком другой среды. В фильме один из приёмов достижения такого эффекта - звучащие за кадром письма героев. Но и обе песни Высоцкого написаны как письма - жены к находящемуся в городе мужу, и мужа, из города, к жене.

Напомним зачин первой песни цикла:

Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!

Во первых строках письма шлю тебе привет. (1, 172)

Слушатель сразу обращает внимание на сознательную фонетическую ошибку поэта-исполнителя, обыгравшего «традиционную народную формулу ритуального приветствия» (С. Жильцов) и поставившего ударение в слове «первых» на второй слог - ради эффекта просторечного произношения. Но сама эта форма зачина характерна как раз для картины Шукшина. В течение фильма за кадром звучат два письма. Первое из них пишет мать сыну, отправившемуся в Москву на заработки: «Здоров, сынок Максим! Во первых строках нашего письма (курсив наш; здесь ударение пока подчиняется литературной норме - А. К.) сообщаем, что мы живы-здоровы, чего и тебе желаем». И дальше идёт перечень семейных новостей: «Встретили на днях Степана (бежавшего из тюрьмы - А. К.), ничего пришёл, справный. Ну выпили немного, а потом его опять посадили. Верка тоже ничего, здорова. А отец прихварывает…» Примерно в такой же народной перечислительно-повествовательной манере, но с подчёркнутым комизмом, сообщает мужу о деревенских делах героиня Высоцкого: «Как уехал ты - я в крик, - бабы прибежали…»; «Тута Пашка приходил - кум твой окаянный, // Еле-еле не далась - даже щас дрожу…» (и далее в таком духе).

Высоцкий мог обратить на этот эпизод особое внимание потому, что во время декламации письма на заднем плане звучат три куплета лагерной песни «Я по тебе соскучилась, Серёжа», сочинённой под влиянием знаменитого есенинского «Письма матери» и отчасти, по-видимому, - его же «Письма от матери» и «Ответа». Есенинская нота, кстати, могла усиливать интерес Высоцкого к фильму Шукшина, главной темой которого была судьба деревни в годы, когда многие сельчане стали покидать родные края и переезжать в город, а это как раз и напоминало о поэзии Есенина. К этому времени в домашнем репертуаре барда уже была песня «Злая мачеха у Маши…» на есенинские стихи, а главное - как раз в 1967 году в Театре на Таганке состоялась премьера спектакля по драматической поэме Есенина «Пугачёв» с участием Высоцкого, и он в эту пору «очень много читал сам: и Есенина, и воспоминания о нём»[8]. Так вот, песню поёт один из парней - соседей Максима по общежитию. Пение звучит, во-первых, приглушённо (иначе было и невозможно в жёстких советских цензурно-редакторских условиях табуирования лагерной темы), а во-вторых, очень демократично, непрофессионально, под гитару, создавая смысловой и эмоциональный фон для письма: «Ты пишешь мне, что ты по горло занят, // Что город твой угрюм и нелюдим, // А здесь у нас, на родине, в Рязани, // Вишнёвый сад расцвёл, как белый дым»[9]. Словом «город» из цензурных соображений заменено слово «лагерь». Естественно, в первозданном виде эта строчка попасть на советский киноэкран не могла, да фильму - по крайней мере, той новелле (по рассказу «Змеиный яд»), в которой песня звучит, - «город» и нужнее, чем «лагерь». (Впрочем, лагерная тема в нём звучит тоже - в первой новелле, снятой по рассказу «Стёпка».) Не известный нам исполнитель поёт эту песню в фильме, кстати, в манере, близкой манере молодого Высоцкого (первая половина 60-х), когда бард ещё не выработал характерную для него впоследствии хрипотцу, а фольклорные и чужие авторские произведения вроде песен «На Колыме, где север и тайга кругом…» или «Мир такой кромешный…» исполнял с мелодраматическими и одновременно ироническими интонациями. Нет необходимости говорить о том, как интересовал Высоцкого лагерный фольклор, а тут ещё и исключительный случай - проникновение его на экран сквозь цензурно-редакторские препоны. Думается, Высоцкий должен был порадоваться уже самому этому факту. Для нас важно, что в фильме песня сопровождает, повторим, декламацию письма из деревни в город, заостряя его эмоциональное восприятие зрителем[10].

Второе письмо звучит в финале. Оно прислано Степаном из заключения; читает его вслух младший брат адресанта Василий: «Здравствуйте, дорогие родители, а также брат Василий и сестра Вера. Низко кланяюсь Вам, ваш сын и брат Степан. Во первых строках моего письма сообщаю, что я жив-здоров, чего и вам всем желаю. Живу я хорошо, работаю на старом месте. Дни мои проходят без изменений, но есть кое-какие изменения. Сулиться пока ещё рано, но, может, к осени приду. Есть такие разговоры. Когда будете писать, передайте поклон…» - и дальше идут приветы родным и знакомым. Здесь слово «первых» звучит именно так, как оно прозвучит и у Высоцкого - с ударением на втором слоге. Эпизод с письмом Степана - лирический эпилог картины, именно в его тексте звучит вынесенное в название выражение «ваш сын и брат»; с полученным в финале эмоциональным настроем зритель и выходит из кинотеатра, и письмо ему запоминается. Содержание письма серьёзно, но юмористическая нота, которая могла привлечь внимание Высоцкого, здесь всё-таки есть - а именно в тавтологии и алогизме фразы об «изменениях». Письмо написано, в отличие от первого, не из деревни, но - деревенским человеком, поэтому стиль его примерно таков же, как стиль письма матери к Максиму.

Но дело не только в письмах, хотя они, по-видимому, и стали в творческом сознании Высоцкого главной «зацепкой». В его дилогии отозвались и отдельные мотивы фильма. Таков, например, мотив ремонта (дома или хозяйственной постройки) и необходимости для мужчины им заняться. Он звучит в обеих песнях-письмах героев Высоцкого. Сначала жена жалуется мужу: «Наш амбар в дожди течёт - прохудился, верно, - // Без тебя невмоготу - кто создаст уют?!» А затем муж, ощущая себя хозяином положения, которому теперь сельская власть кое-чем обязана (бык, которого он повёз на сельхозвыставку, оказался победителем!), отвечает: «Председателю скажи, пусть избу мою // Кроют нынче же…»; «Пусть починют наш амбар - ведь не гнить зерну!» В фильме звучит закадровый (по-видимому, воображаемый) диалог между отцом и перебравшимся в Москву сыном Максимом, в городе ощущающим себя не очень уютно: «Задумал нонче домишко (починить; дефект фонограммы фильма - А. К.). Ни хрена не выйдет, однако. Силёнок-то ишшо бы хватило, а вот тёсу не достать». Тему продолжают слова сына Игната, заехавшего в родную деревню из Москвы по пути в Гагры: «Ты смотри, а дом-то отремонтировали. Это уже Васька с отцом развернулись. Молодцы. Хвалю». В устах именно Игната похвала звучит нарочито и двусмысленно: он уже оторвался от родной почвы и на деревенскую свою родню поглядывает чуть свысока; по крайней мере, так кажется отцу, не одобряющему перемены в сыне.

Другой мотив, соединяющий песни Высоцкого с фильмом Шукшина, - мотив городской одежды. Героиня, предполагающая, что муж вернётся из Москвы «занятой, нарядный» (курсив наш), просит его: «Если можешь, напиши - что там продают». Вопрос этот, заданный женщиной, скорее всего к одежде и относится. Коля его, похоже, именно так и понял: «Слушай лучше: тут - с лавсаном материя, // - Если хочешь, я куплю - вещь хорошая»; «…Потому что я куплю тебе кофточку…» Он и опять собирается «в ГУМ, за покупками», объясняя это так: «Ведь ты мне можешь надоесть с полушубками, // В сером платьице с узорами блёклыми». В фильме модные городские обновки привозит родным Игнат, и если отец по уже понятной нам причине ворчит насчёт подаренных ему сапог, то его глухонемая дочь Вера (в превосходном исполнении актрисы Московского театра мимики и жеста Марты Граховой) просто счастлива. Она сразу надевает новое платье, идёт (лучше сказать - летит) в нём на улицу и демонстрирует обновку всем встречным односельчанам. Этот эпизод - один из самых поэтичных в картине. Кстати, и звучащее в песне Высоцкого слово «нарядный» несколько раз в ней (картине) произносится.

В дилогии Высоцкого Коля, повторим, повёз быка в Москву на сельхозвыставку - то есть на Выставку достижений народного хозяйства (ВДНХ), как она стала именоваться с 1959 года, а до этого носила название Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ). В письме к жене он повествует об успехах своего питомца: «Наш бугай - один из первых на выставке…» (и далее). В фильме речь о выставке заходит тоже. Рассказывает о ней матери Игнат, деревенское просторечие которого не вытравилось и городской жизнью: «Ну, примерно, выходной день. Приходишь на выставку. Сразу те пожалуйста: фонтан “Дружба”. Одних только шестнадцать золотых статýй!» Нижеследующий рассказ Игната о московской жизни тоже по-своему предвосхищает письмо Коли. «Дальше - ресторан “Узбекистон” (так - А. К.). Приходишь, садишься, пожалуйста: лагманчик, шашлычок, манты». В ответ на вопрос матери, не знающей такого слова, сын поясняет: «Это вроде наших пельменей, только поздоровей и в соусе». Смысл и синтаксис последней фразы легко проецируется на слова Коли из песни, для которого ГУМ - «вроде наш лабаз, но со стёклами». «Ну а дальше, - продолжает рассказывать новоявленный москвич, - там как в сказке: налитое озеро, лебеди - чёрные, белые, как у вас вон на ковре…» Для сравнения - признание героя Высоцкого: «…Тут стоит культурный парк по-над речкою, // В ём гуляю и плюю только в урны я». Оба героя упиваются своей «культурностью» и демонстрируют её в рассказе (у Шукшина) или письме (у Высоцкого) родным.

Возможно, к фильму восходит и мотив балета, звучащий во второй песне цикла: «Был в балете, - мужики девок лапают. // Девки - все как на подбор - в белых тапочках. // Вот пишу, а слёзы душат и капают: // Не давай себя хватать, моя лапочка!» В фильме Игнат сразу после рассказа о городской жизни оценивает, как смотрится Вера в подаренном им платье: «Ты как балеринка у нас». И ещё одна параллель - как будто курьёзная, но с учётом общей иронико-пародийной тональности цикла Высоцкого, как нам кажется, вероятная. Достоинства быка на выставке, по рассказу Коли, признали не сразу: «…сперва кричали - будто бракованный, - // Но очухались - и вот дали приз-таки: // Весь в медалях он лежит, запакованный». В фильме отец говорит товарищам сына Василия по плотницкой артели об Игнате, занимающемся в Москве спортивной борьбой: «“У его одних шестнадцать орденов. Вчерась на фотокарточке показывал”. - “Медалей”. - “Ну медалей…”» Здесь не лишены лёгкого комизма ни ассоциация с «шестнадцатью фонтанами», ни смешение орденов и медалей в духе Василия Тёркина («Так скажу: зачем мне орден? // Я согласен на медаль»[11]). Кстати, рассказывая матери о фонтанах, Игнат не расслышал зова жены: «Игнат!», и ему послышалось слово «семнадцать», он даже переспросил: «Что их, семнадцать, что ль?» Возможная ошибка в числе должна означать, что недалёкий герой не знает ни символики группы фонтанов у входа на ВДНХ, ни того, что быть семнадцать их не может. Настроенный на комическую ноту Высоцкий мог обратить на это внимание, притом что сама картина Шукшина в целом - конечно, не комическая, а скорее лирико-драматическая. Но Высоцкий воспринял её, и вообще сельскую тему, как художник комический.

С другой стороны - сводить его цикл к комизму, наверное, нельзя. Герои песен, пусть и по-своему, любят друг друга, а разлад между двумя укладами жизни - сельским и городским - был темой в любом случае серьёзной. «Высоцкий, - замечает по поводу “Двух писем” Н. М. Рудник, - показывает распад патриархальных устоев. Описываемое в цикле вырождение человеческих отношений сопоставимо с произведениями “деревенской прозы”»[12]. Просто поэт говорит об этом на ином, чем у Шукшина, языке.

2. Несмешной клоун

Стихотворение «Енгибарову - от зрителей» написано в 1972 году и навеяно кончиной известного циркового артиста, случившейся 25 июля того же года. Лейтмотив стихотворения - несоответствие профессии клоуна, должного как будто веселить публику, и ауры творчества Енгибарова, пантомимы которого зачастую действительно были скорее печальны, чем смешны:

Мы опять в сомненье - век двадцатый:

Цирк у нас, конечно, мировой, -

Клоун, правда, слишком мрачноватый -

Невесёлый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,

Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов

Наших душ, одетых в пиджаки (и т. д.; 2, 64)[13]

Главный импульс написания стихотворения - сам факт смерти Енгибарова - не означает, что у стихотворения нет источников среди произведений искусства. На один из них - документальный фильм «Леонид Енгибаров, знакомьтесь!» указал А. В. Скобелев, заметивший, что в фильм включён енгибаровский номер «Канатоходец»: канатоходцем является, напомним, и герой написанной Высоцким вслед за стихами о клоуне песни «Натянутый канат»[14]. Конечно, фильм входит в художественный фон не только этой песни, но и стихотворения «Енгибарову - от зрителей». Между тем, документальная картина была снята всё-таки задолго до 1972 года - в 1966-м. Поэтому мы вправе задаться вопросом о наличии источника, хронологически более близкого.

В 1972 году (дата разрешения - 2 апреля[15]) на экраны вышел фильм Шукшина «Печки-лавочки». По сюжету картины, супруги Иван и Нюра Расторгуевы, жители сибирской деревни, едут поездом отдыхать на юг и задерживаются в Москве у профессора-языковеда Степанова. Иван и Нюра становятся участниками вечеринки в профессорской квартире, на которой показывает своё мастерство Енгибаров, играющий здесь как бы самого себя («камео»). Ночью, перед тем как заснуть в непривычном городском комфорте, Иван спрашивает Нюру: «А тебе правда смешно было, когда клоун выступал?» «Ну, вообще-то смешно», - отвечает Нюра. - А тебе?». Иван в ответ только хмыкает и после паузы говорит: «Ох, и покурить охота, а нельзя, наверное, да». - «Ну что ты! Конечно». Контекст, в котором звучит вопрос о «клоуне», подсказывает, что дело тут не в нём самом, а в том, что его комичные номера, с точки зрения главного героя фильма, - одна из примет городской жизни, которая ему чужда и в которой он чувствует себя не очень уютно, несмотря на гостеприимство хозяина дома. Поэтому ему и не смешно.

Мы не знаем, когда именно посмотрел Высоцкий фильм Шукшина, но нет сомнения, что посмотрел в год его премьеры - а это, напомним, как раз и есть год написания стихотворения «Енгибарову - от зрителей». Психологически легче допустить, что посмотрел, скорее всего, уже после кончины артиста - то есть после 25 июля (стихотворение же пишется, по-видимому, в конце лета - начале осени: фонограмма авторского чтения чернового варианта его датируется 3 сентября[16]). Только что случившаяся, она и заставила поэта обратить особое внимание на появление уже покойного Енгибарова в новом фильме Шукшина. Оно и могло стать зацепкой, которая повлекла за собой стихи. А может быть, это был повторный просмотр, и непродолжительная сцена, на которую Высоцкий при просмотре первом мог и не обратить внимания, - теперь, когда Енгибарова не стало, вызвала особый интерес поэта, тем более что она сопровождается лирической мелодией.

Возможно, к картине Шукшина восходит и ещё один лирический мотив стихотворения - мотив воровства, у Высоцкого звучащий в переносном значении; напомним ещё раз: «Крал тоску из внутренних карманов // Наших душ, одетых в пиджаки». Мотив получает развитие в тексте стихотворения: «Мы теперь без боли хохотали, // Весело по нашим временам: // Ах, как нас приятно обокрали - // Взяли то, что так мешало нам! <…> Вдруг - весь рой украденных мгновений // В нём сосредоточился в одно. // Этот вор, с коленей срезав путы, // По ночам не угонял коней. // Умер шут. Он воровал минуты - // Грустные минуты у людей». Так вот, в сюжете фильма довольно приличный объём времени занимает поездной вор в запоминающемся колоритном исполнении Георгия Буркова, выдающий себя за конструктора по имени Виктор Александрович. Он напрашивается в купе к Ивану и Нюре, долго заговаривает им зубы, угощает коньяком и даже дарит Нюре блузку, достав её из чемодана - конечно, украденного. Зритель, правда, ждёт, что вор украдёт что-либо у самих героев, но этого в фильме нет: видимо, самого общения с ним сценаристу-режиссёру достаточно, чтобы подчеркнуть деревенскую непосредственность супругов, которым легко можно заморочить голову. Заимствуя мотив у Шукшина, поэт словно превращает воровство из преступного занятия в высокое служение искусству и людям: «Слишком много он взвалил на плечи // Нашего - и сломана спина». Спустя два года этот образ перейдёт в уже цитировавшуюся нами песню «Памяти Василия Шукшина»: «Того, с большой душою в теле // И с тяжким грузом на горбу, - // Чтоб не испытывал судьбу, - // Взять утром тёпленьким с постели!» (курсив наш).

Далее, в черновике стихотворения «Енгибарову - от зрителей» есть строки: «Рвал в сердцах натянутые струны» и «От зажимов, сердце защемивших»[17]. Снова процитируем песню о Шукшине: «Коль так, Макарыч, - не спеши, // Спусти колки, ослабь зажимы…» Понятно, что «гитарными» деталями Высоцкий как бы авторизует обоих своих героев, но, может быть, эта автореминисценция, как и отмеченная чуть выше, есть ещё одно - пусть косвенное - подтверждение «шукшинского» происхождения стихов о Енгибарове? В этом случае Высоцкий подсознательно перенёс черты поэтической характеристики своего героя, возникшие под влиянием фильма Шукшина, - уже на самого Шукшина, тоже только что ушедшего из жизни.

И ещё о «Печках-лавочках». В первоначальной редакции песни Высоцкого «Диалог у телевизора» (1973 - то есть вскоре после стихов о Енгибарове) есть возможная аллюзия на имя жены Шукшина и исполнительницы роли Нюры - Лидии Федосеевой-Шукшиной: « - Как, Вань, - а Лилька Федосеева, // Кассирша из ЦПКО? // Та, у которой новоселие… // Она - так очень ничего!..» (1, 621)[18] Со временем Высоцкий исключил из песни эти строки - возможно, потому, что после кончины Василия Макаровича шутка, пусть даже дружеская, по поводу его жены звучала неуместно. Кстати, ЦПКО («культурный парк по-над речкою») мы вспоминали, вслед за героем «Двух писем», и в первой заметке. Между тем, вместе со строками о «Лильке Федосеевой» исчезли и нижеследующие, входившие в этот же куплет: «А чем ругаться, лучше Вань, // Поедем в отпуск в Еревань!..» Не связаны ли они - через фамилию актрисы - с сюжетом фильма о поездке супругов в отпуск (пусть и не в «Еревань», но всё-таки на юг)? Ведь в фильме поездка долго и критически обсуждалась роднёй и была «выстрадана» героями. И последнее: песня «Диалог у телевизора» тоже о цирке - не с косвенной ли (с учётом сказанного выше) ассоциативной подачи енгибаровского эпизода в кинокартине?

[1] См.: Цыбульский М. Владимир Высоцкий и Василий Шукшин // Цыбульский М. Планета Владимир Высоцкий. М., 2008. С. 21-27; Новиков Вл. Шукшин и Высоцкий: Мифология и реальность // Новиков Вл. Литературные медиаперсоны ХХ века. М., 2017.. С. 137-139; Ничипоров И. Б. Авторская песня 1950 - 1970-х гг. М., 2006. С. 321-335. См. также комментарий к рассказу Высоцкого о похоронах Шукшина, на которые он специально приехал из Ленинграда, где Театр на Таганке находился на гастролях: Куликов Ю. Поразительный портрет // В поисках Высоцкого. № 35. 2019 (янв.). С. 78-80.

[2] См.: Цыбульский М. Владимир Высоцкий и Василий Шукшин. С. 24.

[3] Высоцкий В. Соч.: В 2 т. / Сост., подгот. текста и коммент.: А. Е. Крылов. М., 1991. Т. 1. С. 465. Далее ссылки на это издание даются в тексте, с указанием (в круглых скобках) только номера тома и страницы. Последняя поэтическая формула отозвалась, возможно, и в других песнях поэта - «Балладе о брошенном корабле» 1971 года («я ваш брат»; 1, 330) и «Ошибка вышла» 1975-го («Скажите всем, кого я знал: // Я им остался братом»; 1, 507). Впрочем, она могла быть навеяна и распространённым речевым оборотом. Сам же Высоцкий писал ещё в 1964 году: «…его мы встретили как брата…» («Песня про стукача»; 1, 73)

[4] См., в частности: Скобелев А. «Много неясного в странной стране…»: [Вып. I.] Ярославль, 2007. С. 114-117; Крылов А. Е., Кулагин А. В. Высоцкий как энциклопедия советской жизни: Комментарий к песням поэта. М., 2010. С. 116-117; Высоцкий В. Летела жизнь в плохом автомобиле… / Сост. и коммент.: П. Е. Фокин. СПб., 2012. С. 16-17; Высоцкий В. Собр. соч.: В 5 т. / Коммент.: С. Жильцов. М., 2018. Т. III. С. 58, 62.

[5] См.: Новиков Вл. Шукшин и Высоцкий. С. 144. Ср.: Ничипоров И.Б. Авторская песня 1950-1970-х гг. С. 330.

[6] См.: Советские художественные фильмы: Аннотиров. каталог. Т. V: (1964 - 1965) / Отв. ред. О. В. Якубович. М., 1979. С. 178.

[7] См.: Высоцкий В. Собр. соч.: В 5 т. / Сост., текстолог. работа, вступ. статья и коммент.: С. Жильцов. Тула, 1993-98. Т. 1. 1993. С. 365. Гитарист Ю. И. Андрианов, аккомпанировавший Высоцкому на концерте в Ялте летом 1966 года, вспоминает, что бард подарил ему тогда автограф песни «Коли» («Не пиши мне про любовь…»); автограф у музыканта не сохранился (см.: Щербаков В. Он аккомпанировал Высоцкому // В поисках Высоцкого. № 3. 2011 [дек.]. С. 129). Если это свидетельство верно, оно корректирует датировку песни, но не влияет на нашу версию: премьера фильма Шукшина состоялась всё равно раньше. Фотовоспроизведение и транскрипцию сохранившихся рукописных материалов «Двух писем» см.: Владимир Высоцкий: Архивы рассказывают / Сост. Ю. В. Гуров и др. Вып. 4. Новосибирск, 2014. С. 124-125; Вып. 7. 2015. С. 62-63; Вып. 8. 2015. С. 150-151.

[8] Абрамова Л. В. Факты его биографии / Интервью и сост.: В. К. Перевозчиков. М., 1991. С. 24.

[9] Цитируем по фонограмме фильма. Текст песни см., например: Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник: (1940-1991) / Сост.: М. Джекобсон, Л. Джекобсон. М., 2001. С. 456-457; здесь же см. комментарий к тексту.

[10] На одном из сайтов высказано предположение, что вариант песни «Я по тебе соскучилась, Серёжа», исполняемый от имени не матери, а жены героя, возник под влиянием песни Высоцкого «Здравствуй, Коля, милый мой…» (см.: http://a-pesni.org/dvor/otvetizdoma.php; дата обращения: 5.1.2019). Любопытно, как замыкается в этом случае песенный круг.

[11] Твардовский А. Поэмы. М., 1977. С. 112.

[12] Рудник Н. М. Проблема трагического в поэзии В. С. Высоцкого. Курск, 1995. С. 147-148.

[13] Об этом стихотворении и о тематически близкой ему песне того же года «Натянутый канат» см.: Кулагин А. В. Поэзия Высоцкого: Творч. эволюция. Изд. 3-е, перераб. Воронеж, 2013. С. 139-141.

[14] Черновые автографы двух произведений находятся в одной тетради - см.: Владимир Высоцкий: Архивы рассказывают. Вып. 12. 2017. С. 32-41, 44-55. Кстати, в черновике «Натянутого каната» есть своеобразная автореминисценция из только что написанного стихотворения: «Эти лавры, эти лавры [приписанный на полях вариант: «Эти трубы, эти трубы»] // Хороши для ковёрных шутов» (там же. С. 48. Курсив наш).

[15] См.: Советские художественные фильмы: Аннотиров. каталог. [Т. IX:] 1972 - 1973 / Сост.: Н. М. Чемоданова, Т. В. Сергеева. М., 1996. С. 77.

[16] См.: Высоцкий В. Собр. соч. / Коммент.: С. Жильцов. М., 2018. Т. IV. С. 90.

[17] Владимир Высоцкий: Архивы рассказывают. Вып. 12. С. 32.

[18] См.: Крылов А. Е., Кулагин А. В. Высоцкий как энциклопедия советской жизни. С. 252.