Первая мировая. Польские уланы на стороне России в Великой войне.
Граф Владимир Бем де Косбан
Польские уланы в рядах российской императорской армии.
Вскоре после вступления на престол, Император Павел 1-й приказал сформировать конный полк из дворян губерний, присоединенных к России после раздела Польши. Этой мерой Царь рассчитывал привлечь к престолу своему польско-литовское дворянство из областей бывшего Великого Княжества Литовского. Форма полка напоминала мундир бывшей польской национальной кавалерии времен последнего короля Станислава-Августа, а команды подавались на польском языке. Командиром полка был назначен полковник Ксаверий Домбровский (позже командование принял русский генерал), которого не надо смешивать с генералом Генрихом Домбровским, его современником, сформировавшим под знаменами Наполеона, в Италии, первые польские легионы.
В Польско-Литовский полк, сформированный на основании высочайшего указа Императора Павла 1-го и получивший наименование Конно-Польского полка, поступило так много дворян Западного края, что к началу 19-го столетия, уже в царствование Императора Александра 1-го, из него были сформированы полки Литовский уланский и Татарский уланский. В этих полках команды подавались уже на русском языке, но в них еще долгое время продолжали служить офицерами и уланами потомки литовско-польских и литовско-татарских родов. Конно-Польский полк, как таковой, перестал существовать во время наполеоновских войн, и штандарт его сохранялся в Кремлевском музее.
В конце 1914 года, после воззвания к полякам Великого Князя Николая Николаевича, было разрешено сформировать легион из поляков, уроженцев Царства Польского, желающих поступить в него добровольцами. Как кадр этого легиона были сформированы три батальона пехоты и дивизион (два эскадрона) улан. Форма была установлена русского полевого образца, цвета были - малиновый с серебром, и на погонах вензель - L. P. (Legion Polski). В отличие от уланских полков Российской Армии, уланский дивизион получил не темно-синие, а малиновые фуражки с белым околышем и белым кантом. Этим самым вновь сформированный дивизион как бы связывался традиционно со старым Конно-Польским полком времен Павла 1-го, который носил как головной убор малиновую «рогатывку» с белым барашком. Кроме того, дивизион носил уланки и лампасы на рейтузах. Команды в дивизионе, как и во всем легионе, были разрешены на польском языке. Местом формирования легиона были Пулавы (Новая Александрия), в Царстве Польском.
В начале 1915 года легион был уже на Западном фронте. Первый эскадрон улан под командой ротмистра Лаща принял участие в бою под Борками. В конной атаке против немцев особенно отличился вахмистр эскадрона Леон Рацерский (помещик Плоцкой губернии), произведенный за отличие в этом бою в прапорщики. Вскоре после этого ротмистр Лащ сдал эскадрон новому его командиру, ротмистру Будковскому (офицеру 13-го уланского Владимирского полка). В то же время вторым эскадроном командовал переведенный из Лейб-Гвардии Драгунского полка штабс-ротмистр Загорский. Этот эскадрон действовал в прикомандировании к русским частям на Северо-Западном фронте, в районе Двинска.
В конце 1915 года оба эскадрона соединились на Западном фронте в районе Барановичей и образовали Польский уланский дивизион под командой ротмистра Обух-Вощаньского (конно-артиллериста), который был вскоре произведен в подполковники. Дивизион был придан Гренадерскому корпусу. Одновременно было приступлено к реорганизации дивизиона. Некоторые офицеры, как, например, ротмистр Будковский и ротмистр Загорский, ушли, и их заменили новые командиры эскадронов: 1-го - ротмистр Дзевацкий (1-го гусарского Сумского полка) и 2-го - ротмистр Будкевич (2-го лейб-уланского Курляндского полка). Командиром вновь сформированного 3-го эскадрона был назначен штабс-ротмистр Жолкиевский (9-го гусарского Киевского полка). Ряды младших офицеров пополнились офицерами-поляками разных кавалерийских полков, которым было сделано предложение перевестись в Польский уланский дивизион.
Так как в то время предполагалось, что после благополучного окончания войны Польский уланский дивизион, развернутый в полк, станет польской конной гвардией Императора Николая 2-го как Царя Польского, со стоянкой в Варшаве, в дивизион стали приниматься представители польских аристократических и исторических родов, главным образом - из числа получивших боевые отличия во время последней войны. На этих основаниях в дивизион были приняты: штабс-ротмистр князь Станислав Радзивилл (из Кавказской Туземной дивизии), прапорщик Карл Радзивилл (9-го драгунского Казанского полка), корнет граф Тышкевич (Кавказской Туземной дивизии), прапорщик граф Виелепольский (Лейб-Гвардии Уланского Ее Величества полка), уже упомянутый выше штабс-ротмистр Жолкиевский, потомок знаменитого в 17-м веке польского гетмана. Граф Адам Замойский, церемониймейстер Высочайшего двора, в чине корнета был назначен флигель-адъютантом Его Величества и, оставаясь постоянно в Ставке, службы в дивизионе не нес. Что касается меня, то я, как младший офицер 9-го уланского Бугского полка, был прикомандирован к Польскому уланскому дивизиону после экзамена (экстерном) при Николаевском кавалерийском училище в июне 1916 года, но долго еще носил мою «бугскую» форму, пока не был переведен в дивизион окончательно.
Осенью 1916 года дивизион получил приказание перейти в глубокий тыл, в г. Чугуев, где должен был переформироваться в «Польский уланский полк». В это же время в Военном Министерстве, в Петербурге, разбирался вопрос о передаче этому единственному в России польскому кавалерийскому полку, пользующемуся официально командой на родном, польском языке, штандарта Конно-Польского полка времен Императора Павла 1-го. Дело это, так же как и переименование дивизиона в полк, затягивалось с месяца на месяц, и мартовская революция 1917 года застала дивизион все еще не развернутым в полк и без своего исторического штандарта.
Польский уланский дивизион, получив в первые же дни революции от начальника Чугуевского пехотного училища, исполнявшего одновременно обязанности начальника гарнизона, приказ признать временное правительство, ответил, что он до сих пор не освобожден от присяги, принесенной Государю, и до тех пор, пока это не наступит, никакой революции, ни переворота он признать не может.
Одновременно с этим ответом, ворота казарм Ингерманландского гусарского полка, в которых стоял дивизион в Чугуеве, были забарикадированы, уланам были розданы боевые патроны, и весь дивизион подготовился к защите, на тот случай, если примкнувшие уже к революции пехотные юнкера попробовали бы силой принудить его к признанию республиканского правительства. Но дело до этого не дошло, и начались переговоры между временно командующим Польским уланским дивизионом, подполковником Вараксевичем (Приморского драгунского полка), и начальником Чугуевского пехотного училища.
Удалось соединиться по Юзу с графом Замойским, флигель-адъютантом Государя, остававшимся при нем до последнего момента, даже уже после отречения от престола. Граф Замойский официально сообщил дивизиону об отречении Государя и об освобождении польских улан от принесенной ими присяги. Как следствие этого, дивизион сообщил начальнику гарнизона о признании временного правительства, но отношения между уланами и юнкерами оставались до конца недружелюбными. Юнкера никак не могли понять, почему поляки, считавшиеся в прежнее время «бунтовщиками», теперь так твердо стоят на стороне монархии…
Через несколько дней пришли новые известия, известия о самоопределении народов России. Почти одновременно с этим начальник гарнизона назначил день торжественной присяги частей гарнизона временному правительству. Офицеры Польского уланского дивизиона, собравшись во главе с подполковником Вараксевичем, постановили, что польские уланы принесут эту присягу, но лишь в качестве верных союзников России до конца войны, принципиально же временному правительству присягать не будут, так как дивизион считается конным отрядом Царства Польского. Всем было ясно, что Царство Польское, ныне занятое немцами, после окончания войны будет независимо от русской республики. Начальник Чугуевского гарнизона признал это заявление подполковника Вараксевича правильным, и дивизион, выстроенный в окрестностях казарм, принес на польском языке новую присягу. Вместо штандарта, которого польские уланы так и не дождались, была развернута полковая хоругвь, до сих пор заменявшая штандарт. Эта хоругвь цветов полка, малиновый и белый, имела на малиновом фоне вышитого серебром польского белого орла в золотой королевской короне, и была подарком польских дам-патриоток, сделанным еще в 1914 году. Перед этим белым орлом офицеры и уланы дали клятву: «бороться до последней капли крови за освобождение Царства Польского от врагов и подчиняться Русскому временному правительству до конца текущей войны…»
Вскоре после этого в дивизион прибыли из Балаклеи (из 5-го запасного кавалерийского полка) более 150 всадников-поляков в полном вооружении, под командой поручика Закржевского. Эти поляки, «самоопределившись» согласно лозунгу временного правительства, решили примкнуть к Польскому уланскому дивизиону. Посланная дивизионом к Военному министру Керенскому делегация вернулась с разрешением на формирование четырехэскадронного Польского уланского полка.
Уже в мае месяце полк был погружен в вагоны и отправлен на Галицийский фронт. Там, 11-го июля (ст. стиля) разыгрался славный кавалерийский бой между городом Станиславовом и Креховцами, в память о котором полк получил наименование Креховецкого уланского полка. За несколько дней до этого боя, после ушедшего подполковника Обух-Вощаньского полк принял полковник Мосцицкий (1-го конного Заамурского полка), боевой офицер, кавалер ордена Св. Георгия и Георгиевского оружия.
Получив приказ войти в состав конного корпуса генерала барона Врангеля и сняв полк с позиции в Карлитах (свыше 50 клм. к западу от Станиславова), полковник Мосцицкий повел своих улан ночным маршем к Станиславову, где было назначено присоединение его к корпусу генерала Врангеля. Входя утром в город, уланы увидели этот красивый городок подожженным мародерами пехотной дивизии, которая там расквартировалась. По всем домам бродили мародеры, грабили, насиловали женщин и бесчинствовали. Полковник Мосцицкий по собственной инициативе приказал своим четырем эскадронам занять город и усмирить мародеров, не церемонясь. Только после этого он доложил об этом своем приказе генералу Врангелю, которого удалось найти на главной площади города.
Барон Врангель вполне одобрив действия командира Польского уланского полка, приказал, чтобы уланы навели в городе порядок и оставались здесь для прикрытия отступления пехотной дивизии генерала Сытина, которая уже совершенно развалилась. Целый день и всю следующую ночь уланы тушили пожары и усмиряли мародеров.
Около полудня 11-го июля послышались первые артиллерийские выстрелы приближающихся австро-немецких войск. По требованию генерала Сытина был выслан для разведки уланский разъезд под моей командой, который обнаружил наступление противника. Пехотная дивизия генерала Сытина частью уже начала уходить из города, но большая ее часть еще не была готова к отступлению. Польскому уланскому полку пришлось, чтобы прикрыть отступление пехоты, выступить на предполье города Станиславова в район деревни Креховец и продержаться там до вечера. В продолжение 5-6 часов боя полк совершил отдельными эскадронами шесть кавалерийских атак против баварской пехоты и австрийских драгун (последние атаки не приняли). Эти храбрые атаки маленькой кавалерийской части задержали противника так долго, как это было необходимо. Верный принесенной присяге полк не жалел крови, исполняя свой долг. Это было особо оценено командующим фронтом, генералом Корниловым, который в приказе по фронту выразил Польскому уланскому полку благодарность за неизменную дисциплину и за лихую шестикратную атаку в бою под Станиславовом-Креховцами. Можно без преувеличения сказать, что это был один из самых красивых боев за время первой мировой войны.
Как следствие этого, на полк посыпались награды: полковник Мосцицкий получил Георгия на шею, некоторые офицеры - Георгиевское оружие и ордена Св. Владимира, остальные - очередные боевые награды. Не помню уже, сколько солдатских Георгиевских крестов было получено на каждый эскадрон, но, во всяком случае, количество их было очень велико. И Польский уланский полк действительно заслужил эти награды за свое лихое дело под Креховцом, которое было одним из самых блестящих дел Русской кавалерии первой мировой войны и, одновременно, последней кавалерийской атакой в войне против австро-германцев. Несколько месяцев спустя произошел большевистский переворот и полный развал старой Русской армии. Но до этого Польские уланы еще приняли участие в нескольких незначительных стычках во время отхода к румынской границе.
В это время явился в полк молодой штабс-ротмистр Переяславского (?) драгунского полка с Георгием на груди и с Георгиевским оружием. Это был штабс-ротмистр Владислав Андерс, прибывший просить принять его в прославленный под Креховцами полк. Ввиду его выдающихся боевых наград баллотировка была для него благоприятной, и он вскоре был принят в Польский уланский полк. Подавая свои голоса, мы не предполагали тогда, что имеем дело с будущим командиром Польского корпуса конца второй мировой войны и героя сражения под Монте-Кассино, в Италии.
В сентябре 1917 года полк получил приказание о погрузке и был переброшен на западный фронт, в Могилевскую губернию, где вошел в состав Польского корпуса генерал-лейтенанта Довбор-Мусницкого. Этот новый корпус состоял из Польской пехотной дивизии, уже окончательно сформированной и принимавшей участие в сражениях на Галицийском фронте, и еще из двух пехотных дивизий, формируемых из офицеров и солдат-поляков, прибывающих из русских полков. Таким же образом формировались артиллерийские части и четырехполковая уланская дивизия. Первым, уже сформированным полком был наш полк, и он вошел в состав дивизии как «1-ый Польский уланский Креховецкий полк». Остальные полки дивизии и конная артиллерия формировались так скоро, что октябрьский большевистский переворот застал Польскую уланскую дивизию уже окончательно сформированной.
Большевистское командование пробовало сначала через своих тайных агентов, посланных в польские части, произвести в корпусе переворот или, по крайней мере, привлечь на свою сторону некоторые его части. Но, когда часть агитаторов вернулась сильно избитой, а другая их часть не вернулась вообще, между «союзным» Польским корпусом и соседними большевистскими частями начались открыто враждебные отношения. Здесь надо добавить, что с момента ликвидации Временного правительства, Польский корпус объявил о полном своем нейтралитете в совершенном перевороте, став на точку зрения прочих союзных с Россией армий. Корпус отдал себя под покровительство французской и английской миссий и заменил русские погоны на погоны английского типа, с отличием чинов на левом рукаве.
Дальнейшая история Польского уланского Креховецкого полка, его бои в составе Польского корпуса против большевиков в 1918 году не принадлежат уже к истоки польских улан на русской службе. Эту свою службу полк закончил с октябрьским переворотом 1917 года, никогда не признав большевистской власти.
Хоругвь полка, перед которой полк приносил свою присягу и которая в бою под Креховцами была прострелена несколькими пулями, была сохранена как полковой штандарт и в новой Польской армии после 1919 года. Этот штандарт (один из немногих) был украшен крестом польского военного ордена Virtuti Militari. К сожалению, этого высокого отличия, заслуженного за боевые дела, не мог уже видеть его геройский командир времен Креховецкого боя, - он погиб в 1918 году в стычке с большевиками в Белорусских лесах.